Читать книгу "Княжна Тараканова - Фаина Гримберг"

* * *

Путешествие было приятным. Господин Лэнэ заботился о ее благополучии и удобствах. Он становился все более и более галантным. Она понимала, что в конце концов сделается его любовницей. Но нужно было добиться такого положения в его сердце, чтобы он не относился к ней пренебрежительно, когда она уже будет принадлежать ему. Здесь ничего нельзя было рассчитать заранее, но она знала, и более, чем знала, чувствовала, что обладает не только телесной прелестью женской юности, но и очарованием своеобразного характера, умением говорить изящно, уверенно, показывая разнообразие познаний…

Вскоре они должны были прибыть в Бордо. Она уже казалась ему еще более откровенной. Она будто припоминала далекие картины раннего детства, рассказала ему, не вдаваясь, впрочем, в подробности, о том, как ее воспитывала старая нянька в деревне.

– …Возможно, это было в Венгрии, но я не уверена. Оттуда меня увезли в монастырь…

Она думала, что лучше всего лжешь, когда говоришь правду или почти правду. Она пыталась понять мотивы отношения к ней Паскаля (таково было имя ее нынешнего спутника). Да, она нравилась ему, как может юная прелестница нравиться молодому мужчине, но это было еще не все, было еще что-то, достаточно важное для него… Впрочем, он представлялся ей серьезным человеком, отнюдь не наклонным к авантюризму.

Город очень занял ее. Она прежде никогда не знала, что такое настоящий портовый город. Полноводная Гаронна доступна была даже для больших морских судов. Паскаль устраивал для своей подруги прекрасные речные прогулки. Она сидела под плотным шелковым навесом, оживленная, слегка обмахиваясь веером. Ее общество теперь составляли преимущественно молодые мужчины, сыновья и близкие родственники бордоских негоциантов. Она познакомилась также, в кругу господина Лэнэ, с несколькими судовладельцами и капитанами крупных кораблей. На прогулках она и окружившие ее мужчины могли показаться весьма живописной группой. Река очаровывала ее, но городская архитектура не очень занимала. Ей казалось, будто всякий раз она попадает в один и тот же город, то есть все города представлялись ей похожими друг на друга. Сопровождаемая остроумными или всего лишь претендующими на остроумие собеседниками в нарядных кафтанах, отблескивающих золотым шитьем, юная Мадлен шла, не торопясь, ее однотонное светло-красное платье привлекало, манило. Головы в париках кивали, глаза, яркие мужские глаза, смеялись. Руки жестикулировали, кружевные манжеты слегка взлетали. Она опускала глаза и смотрела на эти крепкие мужские ноги, обтянутые чулками. Ей приходило на мысль, что ведь возможно отдаваться любовникам всего лишь потому, что они хороши собой. И что же в этом может быть дурного?! Но она не могла себе этого позволить, ведь был Паскаль!.. Она медленно шла вдоль крепостной стены, между двумя рядами высоких деревьев. Она не знала, как называются эти деревья, но не намеревалась спрашивать. Можно было казаться наивной, но не слишком!.. Зеленоватая вода реки имела малахитовый отлив. Она вдруг вспоминала Михала и чувствовала тоску… Когда Мадлен садилась в большой лодке на скамью, обтянутую бархатом, услужливые кавалеры сравнивали ее с Клеопатрой. Она отвечала, что ей приятно беседовать с образованными людьми, но судьба древней царицы вовсе не привлекает ее! Тотчас все рассыпались в комплиментах и принимались уверять загадочную красавицу, что она достойна величия, но отнюдь не трагической судьбы египетской правительницы!.. Мадлен была хрупкой и стройной. Хрупкость еще более подчеркивалась пышностью темных волос. Паскаль обычно предпочитал молчать. Но однажды он, словно желая показать свою власть над ней, мягко предложил ей распустить волосы. В лодке разместилось несколько мужчин. Она коротко взглянула на них, затем – внимательно – на него.

– Хорошо. Помоги мне, – произнесла она сдержанно.

Он вынул заколки из ее собранных на маковке пышных кос. Она быстро, ловкими пальцами, расплетала косы. Ветерок потеребил длинные волнистые пряди. На солнце волосы казались совершенно блестящими…

Паскаль нанял для нее прекрасное жилище, большой дом с садом. Теперь у нее было несколько слуг, две камеристки. Она бывала с визитами в двух-трех семействах, ей также отдавали визиты, но фактически в ее кругу не было женщин. Жены богатых негоциантов и наезжавших в город баронов относились все же к прекрасной незнакомке настороженно. Ее немного насторожило то, что вскоре после ее приезда распространились слухи о ней как о дочери Франциска I. Ей задавали вопросы, не прямо, впрочем, а намекая, но достаточно прозрачно. Она ничего не подтверждала, но и не опровергала; упражнялась в ведении остроумной беседы, исполненной слов, ни к чему не обязывающих. Но и в такого рода беседах возможно было почерпнуть некоторые ясные сведения. Так, один из неудачливых соперников Паскаля рассказал ей, что Паскаль вынужден занимать деньги под проценты…

– Господин Лэнэ-старший отрицательно относится к знакомству Паскаля с вами!..

Сначала она хотела спросить Паскаля о его займах, но затем подумала, что не следует спрашивать. Если Паскаль занимает деньги, стало быть, на что-то рассчитывает! Но ведь она предупредила его достаточно ясно, что у нее ничего нет и ей не на что рассчитывать!..

По утрам она пила шоколад в постели, за обедом пила отличное вино. Она отправлялась к мессе в сопровождении Паскаля, накинув на волосы черное кружевное покрывало, широкое, скрывающее ее хрупкую фигурку. Она могла показаться, да и казалась религиозной молодой дамой. О ней как о дочери покойного императора Священной Римской империи знало и бордоское духовенство. Она являлась благочестивой прихожанкой ближайшей к ее дому церкви, красивого здания в готическом стиле. На исповеди она искренне признавалась, что грешит, не открывая свое истинное происхождение. И это, конечно же, была правда! Она своего истинного происхождения никому не открывала. Ей сделан был ценный подарок, достойный высокопоставленной особы: изображение Мадонны с прикрепленной частицей фаты со статуи Святой Девы Лауретанской, достоверность реликвии подтверждала бумага, подписанная епископом ассизским Серматти… Но по-настоящему она дорожила только крестиком, своим крестильным крестиком, хотя и постоянно возила с собой изображение Мадонны…

Ей казалось, что когда-то ее волосы были светлее. Они потемнели? Так ли это? Что это? Признак зрелости, за которой неминуемо последует… старость?!. Она вдруг по-детски, словно капризная девочка, сердилась на свои темные волосы, встряхивала головой, останавливала куафюра, приходившего устраивать на ее прелестной головке высокую прическу с украшениями – бантами, искусственными цветами, нитками жемчуга… Но прическу надо было завершить, потому что в Бордо она пристрастилась к итальянской опере. Театр был построен не так давно, она сидела в ложе одна, в платье из газа с атласными полосками, с отделкой на рукавах и груди, изображающей листья камелий. Прекрасно убранные волосы украшались искусственной шелковой розой. Ее лицо было чрезвычайно оживленным, свежим, юным. Вид этого лица мог напоминать о прелестном спелом округлом яблоке. Ее косые глаза придавали чудесному лицу выражение загадочности. Если бы не эта косина, лицо, пожалуй, могло бы увидеться слишком простодушным… В театре пела итальянская труппа. Нарядный Паскаль входил в сопровождении слуги, несшего поднос, на котором поставлены были два хрустальных бокала, графин с оранжадом, фарфоровое блюдо с пирожными… Но она не смотрела ни на угощение, ни на Паскаля. Звуки пения и игры на музыкальных инструментах привлекали ее более, нежели лакомства. В бордоском театре ставились по преимуществу оперы-буффа. Так она прослушала музыку Галуппи, Паизиелло и Чимарозы. Но более всего ей нравилась «Служанка-госпожа» Перголези…[37]