Читать книгу "Сладкие весенние баккуроты. Великий понедельник - Юрий Вяземский"

— Иисус сначала произнес слова осуждения и уже потом стал разговаривать с отцом бесноватого, — твердо сказал Иуда. И рот его, мужественный, стал самым прекрасным на его лице.

— Не о том говорим! — в нетерпении воскликнул Фаддей, сверкая из сплошной бороды черными глазами. — Не для этого я вспомнил о ермонском бесноватом! «Тут же изгнал беса» — это неправильно, Филипп. Потому что изгнал Он демона с великим трудом. Сначала Он велел, чтобы к Нему привели мальчика. А зачем его было приводить, когда Спаситель стоял над ним? И как его можно было привести, когда ноги его были парализованы?.. Потом Он стал разговаривать с отцом и расспрашивать его о болезни сына. Следом за этим Он потребовал, чтобы Дионисий исповедовал свою веру в Него и Его силы… Истинно говорю вам: Учитель никогда так не поступал до этого. Он, словно воин, собирался с силами: осмотрел оружие, изучил противника, убедился в преданности и надежности своих солдат. И только тогда обратился к отроку и к бесу. И сперва сказал: «Я запрещаю тебе». Но мальчик остался лежать на земле, как будто никакого слова над ним произнесено не было. И тогда Спаситель громко истрого воззвал: «Дух немой и глухой!» А отрок вскочил и весь затрясся. «Я повелеваю тебе: выйди из него!» — велел Спаситель. И тогда мальчик, продолжая содрогаться, упал на землю и корчился, сотрясаясь и испуская пену. «Выйди из него и впредь никогда не входи!» — еще громче воскликнул Спаситель. И отрок дико закричал. Его словно подбросило над землей и снова брякнуло оземь. И он сделался как мертвый. И долго лежал без движения, так что заплакала какая-то женщина и кто-то вздохнул и сказал: «Ну вот, он умер». А отец мальчика, Дионисий, я помню, в ужасе смотрел на Спасителя. И только тогда Иисус улыбнулся, взял отрока за руку, поднял его, и тот встал… А ты говоришь: «Тут же изгнал беса». И Матфей говорит: «Тут же…» Меня Он действительно исцелил тотчас. А беса из сына Дионисия изгонял долго и трудно.

— А после, — продолжал Фаддей, — когда Дионисий, безумный от радости, пригласил нас в свой дом и мы вошли в него, помнишь, Филипп, ты спросил: «Почему мы не могли изгнать беса?» Помнишь, что Он ответил?

— Во-первых, — отвечал Филипп, все более раздражаясь, — мы не пошли к Дионисию и пойти не могли, потому что дом у него в Кесарии, а мы в Кесарию Филиппову никогда не ходили. Во-вторых, я ни о чем по этому поводу не спрашивал Учителя. В-третьих, я уже который раз пытаюсь объяснить тебе и напомнить, что я, Филипп, в неудачных попытках изгнания не участвовал.

— Помнишь, что всем нам ответил Спаситель?! — не слушая, воскликнул Фаддей, продолжая глядеть на Филиппа. — Он сказал, что бесы и демоны такой силы изгоняются только молитвой и постом, а без этой долгой и старательной подготовки изгнать их никому невозможно.

— Про молитву и пост не помню. Может, и говорил, — сказал Филипп. — Но точно помню, что Учитель объяснил ваше поражение вашим неверием. Слишком уж возомнили себя специалистами по злым духам и их изгнанию. А о вере в Бога, в Красоту Его, Свет, за которым Учитель поднимался на гору и в котором, сияя, спустился к темным, слепым, бесноватым… — Филипп тяжко вздохнул и с досадой махнул рукой.

— Правильно! — восхищенно прошептал Фаддей. — Он для того и поднялся на гору, чтобы исполниться силой и с головой погрузиться затем в битву и брань с Врагом человечества и Князем мира сего.

Филипп еще раз вздохнул и больше не возразил Фаддею.

А Иуда спросил:

— Вы обратили внимание, что тогда же Иисус упомянул о каком-то предательстве?

Никто ему не ответил. Филипп только покачал головой. А Фаддей смотрел вдоль дороги, где недавно стояли два богомольца, вышедшие за ними из пальмовой рощи, и где теперь никого не было.

— Исчезли. Растворились, — тихо и радостно объявил Фаддей, Иуда Иаковлев, апостол Христов из города Хоразина.

Глава девятая ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА

Второй час третьей стражи

— Я эту фразу помню почти дословно, — вдруг отозвался Иуда. — Иисус сказал: «Запомните хорошенько и в уши себе вложите: Сын Человеческий будет предан в руки человеческие…»

Фаддей молчал, очень медленно поворачивая голову от Виффагии к Вифании. Взгляд его перемещался по пальмовым стволам, а лицо приближалось к луне и лунному свету.

— А ты, Филипп, обратил внимание? — спросил Иуда.

— Сын Божий — это Учитель, — сказал Филипп. — Но сыном человеческим может быть любой из нас. Не в смысле «Мессия», а в том смысле, что все мы — сыновья человека и человеческие сыны Бога. И все мы в руках человеческих, когда забываем о Боге. И будем преданы. Или уже преданы.

— Ты так это понял? — спросил Иуда.

— Скорее, я не понял, что именно Учитель хотел сказать. Но если рассуждать логически, вряд ли Он говорил о своем предательстве. Кто может предать Его, Сына Божьего, в руки человеческие, когда Он уже давно и сам предал себя в наши руки? Для этого Он родился. Для этого крестился в Иордане. Для этого призвал нас следовать за собой, даря нам любовь, отдавая свой свет, свои знания и мудрость.

Глядя на толстую пальму, которая росла шагах в десяти от дороги и за которой как-то особенно густо и плотно клубились лунные тени, Фаддей громко хмыкнул, потом хлопнул себя по бокам, а затем поднял палец и поводил им перед носом — сперва Филиппа, а потом Иуды.

— Предательства и казни уже начались! — радостно и торжественно объявил он.

Филипп вжал голову в плечи и обиженно заворочал глазами.

Иуда удивился, но на этот раз не поднял бровь, а изящно наклонил голову и утонченно прищурил глаз.

— Начались? Когда? — мягко спросил Иуда.

— Когда Спаситель исцелил меня и мой отец явился из Хоразина в Капернаум. И вместо того чтобы преклонить колена перед Иисусом и поблагодарить его за исцеление сына, которого сам когда-то заразил бешенством… Адское пламя сверкало в глазах его, ненависть, как слюна, сочилась у него изо рта!.. Нет, внешне он улыбался, источал благовония, лицемерил и лгал: «Как я рад за тебя, сын мой! Бог услышал мои молитвы и исцелил тебя!..» Но внутри этот раскрашенный гроб гремел тухлыми костями, и стук их кричал мне в уши: «Брось этого шарлатана, ступай за мной в Хоразин, во тьму и скверну фарисейскую…» Овод прилетел с севера, из пропасти адовой!.. И уже у Матфея, на пире, помните, другие слепни и оводы накинулись и зажужжали на нас: «Зачем вы едите и пьете с мытарями и грешниками?!»

Филипп вздохнул. А Иуда осторожно заметил:

— Не слишком ли резко ты говоришь, Фаддей? Отец всё-таки.

— «Порождения ехиднины! Как вы можете говорить доброе, будучи злы?!» — воскликнул Фаддей. — Вы что, не слышали этих слов Спасителя?.. И еще помните: «Горе тебе, Хоразин! Ибо если б в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в тебе…» Не желаю быть сыном ехидны! И с городом проклятым нет у меня общего. Я там умер, а не родился!

Иуда опустил глаза и больше не стал возражать. А Фаддей радостно продолжал: