Читать книгу "Красивая [= Красавица ] - Скотт Вестерфельд"

И его название ей тоже не понравилось.

Зейн поставил на пол ведерко для шампанского, из которого выплеснулосьнемного ледяной воды. Затем он вытащил из кармана карту памяти и сунул ее вщель считывающего устройства станка. Станок ожил, засветился огоньками. Подногами у Тэлли ощутимо завибрировал пол. По столу прошла рябь. Металл словнопробудился, вдруг сделался жидким и живым.

Когда все немножко утихло, Тэлли более внимательнорассмотрела поверхность штамповочного стола. Крошечные чешуйки оказалиськончиками тонких стержней, которые можно было выдвигать и убирать, чтобыпридавать изделиям разную форму. Она провела пальцами по столу — но на ощупькончики стержней сливались друг с другом, образуя ровную поверхность.

— Для чего этот станок?

— Чтобы штамповать разные штуки, — ответил Зейн.

Он нажал на кнопку, и стол снова ожил: в его серединевозникло несколько крошечных симметричных холмиков. Тэлли заметила, что наверхней части штамповочного пресса появились соответствующие вмятины.

— Эй, да это же тот самый поднос! — воскликнулФаусто.

— Конечно. А ты думал, я забыл? На них было так здоровокататься с горки! — радостно заявил Зейн.

Он вытащил из-под станка лист металла и аккуратно уложил настол.

— Ага, — кивнул Фаусто. — Я все думал: почемуне наладят массовое производство.

— Это было бы слишком умно, — отозвалсяЗейн. — Но готов поспорить: каждые несколько лет кто-нибудь из уродцевзаново изобретает эти «санки». Осторожнее. Сейчас включу.

Тэлли и Фаусто поспешно сделали шаг назад.

Зейн ухватился за рукоятки по обе стороны от стола иодновременно нажал на них. Станок на секунду заворчал и неожиданно пришел вдвижение. Верхняя часть опустилась на нижнюю с оглушительным лязгом. Звук эхомпронесся по мастерской, и у Тэлли еще звенело в ушах, когда «челюсти»штамповочной машины медленно раскрылись.

— Классно, правда? — спросил Зейн и поднял состола лист металла, преображенный в результате удара.

Теперь лист походил на обеденный поднос сотделениями-вмятинами для салата, главного блюда и десерта. Поворачивая подносв руках, Зейн провел пальцем по бороздкам снизу.

— По хорошему сухому снегу на такой штучке можно выдатьхоть тысячу километров в час.

Фаусто побледнел.

— Не получится, Зейн.

— Почему?

— Тут слишком серьезная система безопасности. Даже еслибы тебе удалось одного из нас…

— Ты шутишь, Зейн? — вскричала Тэлли. — Дажене думай совать туда руку! Пресс тебе ее оттяпает и не подавится!

Зейн только улыбнулся.

— Да я и не собирался. Как верно сказал Фаусто, тутслишком строгая система безопасности.

Он вынул карту памяти из слота и вставил другую. Стол сновазавибрировал, и с краю образовалось что-то вроде горного хребта — или острыхзубов. Зейн пристроил в эти «челюсти» свое левое запястье.

— В перчатке видно плохо, но на самом деле, еслиположить руку вот так, то пресс скусит часть браслета.

— А если он промахнется, Зейн? — горячо возразилаТэлли.

Она с трудом сдерживалась, чтобы не повысить голос.Браслеты, как обычно, были спрятаны под пальто и перчатками и замотаны шарфами,но спор могла услышать красотка в дальнем конце мастерской.

— Пресс не промахивается, он работает предельно четко.На нем можно детали для хронометра штамповать.

— Все равно ничего не получится, — заявил Фаусто иположил пятерню на стол. — Включай.

— Да понимаю я, — процедил сквозь зубы Зейн, взялза рукоятки и сжал их.

— Да вы что! — в ужасе воскликнула Тэлли, но прессне дрогнул.

По краю зажглась цепочка желтых огоньков, и тоненькийсинтезированный голосок произнес:

— Отойдите подальше, пожалуйста.

— Этот станок чувствует присутствие человека, —объяснил Фаусто. — Он реагирует на тепло тела.

Тэлли облизнула пересохшие губы. Ее сердце бешеноколотилось. Фаусто убрал руку со штамповочного стола.

— Не делай так больше! — выпалила Тэлли.

— Ладно, допустим, ты придумал, как обдурить станок. Ичто толку? — продолжал Фаусто. — Чтобы перекусить твой браслет, нужнодолбануть по нему с такой силой, что и от руки ничего не останется.

— Нет. При скорости пятьдесят метров в секунду всеполучится. Смотрите. — Зейн наклонился к столу и провел пальцем повыдвинутым стержням. — Эти зубчики либо перережут браслет, либо прикусятего так, что угробят всю начинку. И тогда наши кандалы превратятся в обычныепобрякушки.

Фаусто наклонился к штамповочному столу, чтобы посмотретьполучше. Тэлли отвернулась — она просто не могла смотреть, как ребятабесстрашно суют головы в металлическую пасть. Она перевела взгляд наженщину-стеклодува. Та, похоже, не слышала безумной троицы юных красавцев.Спокойно и невозмутимо она поворачивала комок стекла в пламени небольшой печи.

Тэлли пошла в ту сторону, где работала женщина. Отойдя натакое расстояние, что ее не могли услышать Зейн и Фаусто, она размотала шарф назапястье и обнажила браслет.

— Позвони Шэй.

— Она недоступна. Сообщение?

Тэлли ругнулась, но сказала:

— Да. Послушай, Шэй, я знаю, что это мое восемнадцатоесообщение за сегодняшний день, но ты должна ответить. Прости, что мыподглядывали за вами, но…

Тэлли не знала, что еще сказать. Ведь ее могли подслушиватьнадзиратели, — а может быть, и чрезвычайники тоже. Как же объяснить, чтоона с друзьями собирается бежать из города этой ночью?

— Но мы боялись за тебя. Ответь мне, как толькосможешь. Нам надо поговорить… с глазу на глаз.

Тэлли закончила послание и снова обернула руку шарфом. «Резчики»,то есть Шэй, Хо и Тэкс, решили поиграть в прятки и не отвечали ни на звонки, нина сообщения. Должно быть, Шэй пришла в ярость из-за того, что Зейн и Тэллишпионили за ее тайным ритуалом. Оставалось только надеяться на то, чтокто-нибудь из «кримов» разыщет Шэй и ее приятелей и расскажет им о планеночного побега.

Тэлли и Зейн всю вторую половину дня занимались подготовкойк предстоящему побегу. «Кримы» собрали вещи в дорогу и рассыпались по всемуострову, чтобы тронуться в путь сразу же после получения сигнала из мастерской— сигнала о том, что Тэлли и Зейн свободны.

Женщина закончила нагрев стекла, вынула полурасплавленныйком из печки, подцепила его длинной тонкой трубкой и стала дуть в нее, придаваястеклянному пузырю причудливую форму. Тэлли неохотно отвернулась отзавораживающего зрелища и вернулась к штамповочному прессу.