Читать книгу "Клуб неисправимых оптимистов - Жан-Мишель Генассия"

Игорь и Вернер сидели на банкетке, разговаривали о жизни и не участвовали в общем споре.

— Наверное, для вас это было нелегко, — сказал Игорь.

— Как и для вас.

— Главное, что мы живы, согласны?

— Да, нужно думать о будущем.

— Кому же быть оптимистами, если не нам?

День 30 мая 1956 года стал датой официального создания клуба. Единственным последствием случившегося с Вернером несчастья были периодические головные боли, и он больше никогда не говорил об избиении. На следующий день после возвращения памяти он вернулся к работе. Они с Игорем стали настоящими друзьями и часто приходили в «Бальто» играть в шахматы. Мешала общению только разница в биологических часах: Вернер был «жаворонком», Игорь — «совой». Игорь очень скоро влился в семью и приобрел привычку ужинать с Вернером, четой Маркюзо и Жаки. Он по-прежнему водил такси для Виктора Володина, но машину теперь забирал на Данфер, а не на площади Нации.

Придя в первый раз в «Бальто», Виктор увидел человека, которого подобрал полумертвым на улице Толбиак и отвез в больницу. Он потребовал, чтобы Вернер компенсировал счет за чистку белых чехлов. Игорь решил, что это шутка, но Виктор был совершенно серьезен. Вернер счел сумму завышенной, но выплатил Виктору все до последнего сантима и не позволил Игорю принять в этом участие. Каждый должен сам платить по счетам. Виктор Володин тоже заплатил — его не приняли в члены клуба.

* * *

Когда четырьмя годами позже Игорь рассказал мне эту историю, я отреагировал банально:

— Невероятно!

— Не существует эпитета, способного охарактеризовать эту историю, нет слов для описания существующего и непостижимого. Исцеление Вернера было непостижимым явлением, — объяснил мне Игорь. — Это заставляет нас ограничить значение нашего воображения, которое мы считаем безграничным, и задуматься о слабости воображаемого, которое часто путают с мыслительной способностью. В ГУЛАГе, геноциде, концентрационных лагерях и атомной бомбе нет ничего невообразимого. Они — плод человеческого сознания, они укоренены внутри нас, их чудовищность подавляет нас. Они выше нашего понимания, они уничтожают наше стремление верить в человека и сталкивают лицом к лицу с нашей темной стороной. По сути, это самые законченные формы нашей неспособности убеждать. Высшая точка нашей творческой силы. Можно вообразить невообразимые вещи, например путешествие в пространственно-временном континууме, можно угадать числа Национальной лотереи, встретить идеальную женщину или совершенного мужчину, заниматься абстрактной живописью, сочинять музыку… Можно представить себе все, что угодно, но только не это. Не чудесное исцеление. Тут все зависит от случая или удачи.

* * *

Проходя по улице Шампольона, я мог видеть Вернера. Кабина киномеханика нависала над тротуаром. Он часто открывал дверь, чтобы было не так душно. Патрон Вернера выкупил соседний кинотеатр, и теперь ему приходилось обслуживать оба зала. Работы у него стало вдвое больше, но, поскольку сеансы не совпадали, он справлялся. Когда выдавалась свободная минутка, Вернер выходил покурить на порог. Мы обменивались несколькими словами, он предлагал мне бесплатно посмотреть фильм, но я чаще всего отказывался. Иногда Вернер сообщал членам клуба, что будет крутить шедевр, который никак нельзя пропустить, и мы шли, хотя сидеть в его узкой будке было неудобно, да и проекционный аппарат издавал противный стрекот. Если зал не был полон, Вернер уговаривал свою приятельницу-билетершу пустить нас на откидные места. Иностранные фильмы с субтитрами, которые шли в кинотеатре Вернера, были нудными и многословными. Он комментировал их, испытывая возбуждение и восторг киномана. Я не решался признаться, что мне это неинтересно, и перестал ходить по улице Шампольона. Вернер оказался человеком чутким, все понял и больше меня не приглашал. Есть книги, которые до определенного возраста детям читать не следует. И фильмы, которые лучше не смотреть. Их можно не понять, пройти мимо. На такие книги и фильмы нужно вешать табличку: «Не смотреть» или «Не читать, если не успел пожить».

26

У станции метро «Кардинал-Лемуан» я встретил Шерлока. Он оторвался от чтения «Фигаро» и смерил меня грозным взором. Правдоподобного оправдания я придумать не успел.

— Почему вы не на математике, Марини?

— У меня очень болит спина, мсье, я поеду в больницу «Кошен».

— Хорошо, дружок, я вас провожу.

— Это может занять много времени.

— Будем надеяться на лучшее. Принесите записку от родителей. Кстати, туда удобнее добираться на двадцать седьмом автобусе, а не на метро. Получится быстрее.

Он не ушел, пока я не сел в автобус. Когда я оказался на месте встречи, Франка еще не было. Два призывника играли в настольный футбол и ужасно веселились. Я положил монету в блюдце и встал на позицию.

— Один играешь? — спросил тот, что постарше.

— Ты против?

Я не играл три недели, но чувствовал прилив сил и какой-то новой, незнакомой энергии и, по примеру Сами, пустил в ход все средства и приемы. Я был профессионалом и «делал» соперников как хотел. Шарики щелкали в благоговейной тишине. Я выиграл семь партий подряд, не удостоив соперников даже взглядом, и почувствовал, что начал уставать. Кто-то положил мне руку на плечо, я обернулся и увидел стриженного под ноль Франка.

— Здо́рово натренировался.

Мы сели на террасе. Было без четверти четыре. Франк поставил сумку на пол и сделал заказ:

— Кружку пива и лимонад с белым вином.

— У тебя голова как коленка.

— Ничего, волосы отрастут.

— Папа сейчас придет. Ты знаешь, куда тебя пошлют?

— Военная тайна. Никто ничего не знает. Можем оказаться в Алжире, Джибути или Берлине. Думаю, это будет Алжир. Там нужны унтер-офицеры.

— Сообщишь мне свой адрес?

Франк ответил не сразу.

— Нет.

— Почему?

— Не хочу, чтобы мама знала, где я. Пуповина перерезана.

— Ты пообещал написать Сесиль.

— Как у нее дела?

— Хочешь узнать новости — позвони!

— Прошу тебя, Мишель, не вредничай. Чем она занимается? Вернулась на факультет? Как ее работа об Арагоне?

— Она хочет все бросить.

— Это еще почему?

— А ты не в курсе? Сесиль несчастна и растеряна, не знает, что делать. Думает перейти на психфак.

— Что за бред? Она может получить диплом и преподавать литературу или языкознание. Психологу работу найти труднее. Нужно ее вразумить.

— Вот сам этим и займись. Меня она слушать не хочет.

Франк жутко разозлился. Он сидел, опустив голову, и нервно барабанил пальцами по столу:

— Я напишу Пьеру, пусть вмешается.