Читать книгу "Икона - Нил Олсон"

— И я еще называю его идиотом. Я никак не мог понять, почему ты ему помогаешь. Теперь мне все ясно. Ты делал это не ради Фотиса и даже не ради самого себя.

— Все не так просто.

— Нет. Вот он, недостающий кусочек. Теперь все встает на свои места. Ответ лежал на поверхности, а я не замечал его. Тебе нечего стыдиться, мой мальчик, это мне должно быть стыдно.

— Как ты думаешь, почему он так внезапно уехал?

Андреас обдумывал ответ, обводя глазами улицу.

— Наверное, чтобы не быть здесь, когда будут разворачиваться события.

— Что ты имеешь в виду? Он что, знал, что его собираются ограбить?

— Не просто знал. Он сам все организовал.

— Украл икону у самого себя? Зачем?

— Наверняка я этого не знаю, но есть много оснований для такого утверждения, если проанализировать всю цепь событий. Как он мог оставить ее у себя, если он был всего лишь посредником?

— Ты думаешь, это он убил Николаса?

— Не исключено. А может, его интересы столкнулись с интересами другого лица.

— О чем еще ты мне не сказал?

— Потом, Мэтью. Я даже не знаю всего, только предполагаю. Я понимаю, что ты не доверяешь мне, и в этом моя вина. Потребуется время, чтобы восстановить доверие. Так же, как и понимание.

Мэтью перестал дрожать, шок и замешательство сменило какое-то другое ощущение. Холодная решимость. Доверие. Действительно, пройдет много времени, прежде чем он снова сможет доверять деду, и это неплохо. Пора перестать отвечать на многочисленные вопросы. Пора начать их задавать. Надо расхлебывать кашу, которую он сам заварил.

— Фотис мне кое-что рассказал.

— Уверен, что он много чего тебе рассказал. Кое-что из этого даже может оказаться правдой.

— Он сказал, что ты убил священника.

Андреас был потрясен.

— Во время войны, — убедительно продолжал Мэтью. Сердце его колотилось. — Он сказал, что у тебя была кличка Змей и что ты убил священника из-за иконы.

При этих словах лицо старика исказилось от гнева. Это произошло так стремительно, что Мэтью забеспокоился, но продолжал стоять на своем.

— О, ему этого очень хотелось, — прошептал Андреас. — У него язык чесался, так ему хотелось рассказать тебе об этом.

— Значит, это неправда?

— Смерть священника на моей совести, но я не убивал его.

— А почему я должен этому верить?

Старик пристально посмотрел на внука:

— Он был моим братом.

— Твоим братом?

— А Змеем, — продолжал Андреас, и с его лица постепенно исчезло жесткое выражение, а из голоса — звенящие ноты, — Змеем мы называли Фотиса, за его спиной.

Вот и снова все перевернулось.

— А как называли тебя?

— Тогда меня звали Элиасом.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Эпирос, 1944 год.

Склеп под церковью был намного старше самого здания. Он служил вместилищем останков многих поколений жителей деревни. Некоторые старики утверждали, что знают, какому роду принадлежит та или иная полка, заполненная черепами, костями и пылью, но большинство считало, что все перепуталось еще несколько поколений назад и останки складывали как придется. Говорили, что в дни гонений склеп становился убежищем для молящихся, укрытием для гонимых. Но то же самое говорили обо всех склепах, пещерах и подвалах в этой местности. В последние годы люди, принявшие хотя бы мысль о том, что они смертны, избегали сырых лабиринтов подземных переходов склепа. Но для молодежи это место продолжало оставаться притягательным.

Мальчишкой Андреас не выказывал никакого интереса к религии, но склеп был совсем другое дело. Он брал себе в спутники любого храбреца, отважившегося сопровождать его, даже своего угрюмого сводного брата, а после путешествия по склепу пугал остальных выдуманными страшилками. Микалиса, воспитанного матерью на мрачных библейских историях, не так легко было испугать. Даже много лет спустя Андреас часто представлял себе лицо брата, в свете фонаря впившегося взглядом в череп, лежащий в темной расщелине. Эти воспоминания не давали ему покоя. И только когда Микалис поступил в семинарию, Андреас понял, что отражалось тогда в глазах его девятилетнего брата: это было не отвращение, а благоговение.

Где-то рядом раздался выстрел — немецкий «маузер» — и капитан пригнулся к земле. Он лежал под высокими деревьями, росшими позади дома его двоюродной сестры Гликерии. Неподалеку прогремело еще несколько выстрелов. Может, коммунисты? Нет, скорее всего у кого-то из солдат сдали нервы. Опасная вещь. Один случайный выстрел испуганного восемнадцатилетнего австрийского призывника в жителя деревни — и вся рота начинает палить по всему, что движется. К утру от деревни останутся лишь дымящиеся руины, а на улицах будут лежать трупы женщин и детей. Вот и новые Комено или Клизура. Андреас — сейчас его звали Элиас — должен был предотвратить это. Но сначала ему нужно добраться до склепа. Это был наиболее вероятный путь отхода из горящей церкви.

Навстречу ему попадались немцы, и капитан продвигался с большой осторожностью. Это Фотис дал ему кличку Элиас, что означало «предвестник Мессии». Идиотская шутка, но прозвище прилипло к нему намертво. Большинство бойцов называли друг друга вымышленными именами, чтобы их семьям или даже всей деревне не пришлось расплачиваться за действия партизан. Кто же мог знать, что для немцев это не имело никакого значения: они просто расстреливали первых попавшихся жителей — по пятьдесят, по сто человек. С таким же успехом капитан мог называть себя не Элиасом, а Фрицем из Берлина: если его поймают с пистолетом за поясом, убьют не только его, но еще и половину деревни вместе с ним.

Расположение входа в склеп не было тайной. Каждый ребенок знал тропинку, которая, ответвляясь от основной дороги, вела к церковному двору. За последними домами — полуразвалившимися лачугами, убежищем бродяг и монахов — у кромки леса, в самом низу откоса находился лаз. Вокруг буйствовали высокая трава и полевые цветы, но найти вход было нетрудно. Чтобы войти внутрь, приходилось нагибаться, тем более такому высокому мужчине, как капитан Элиас. Ему придется некоторое время пробираться ощупью, пока он не достигнет того места, где хранится фонарь. Первые двадцать ярдов он ощущал под рукой поверхность стены, неровной, готовой вот-вот обвалиться. Когда нога его нащупала небольшую ступеньку, а земля под рукой сменилась камнем, он понял, что достиг склепа.

До него доносился гул пламени, но в склеп проникал только легкий запах дыма. Он направился по часовой стрелке к нише, где хранился фонарь: одно стекло разбито, внутри огарок свечи. Но фонарь сможет ему послужить, только если он найдет спички. К счастью, они были здесь. В кромешной темноте зажженная спичка вспыхнула как молния. Фонарь медленно разгорелся, осветив полки с желтыми костями. За полками была лестница, ведущая наверх, в помещение за горящим алтарем. Лежащих в темноте человеческих останков не касалось то, что происходило вокруг. Они были праведными в своей безжизненности, пройдя очищение смертью. «Хотя, — подумал Элиас, — их владельцы были такими же, как и я: эгоистичными, злыми, невежественными дураками; они ели, пили, хвастались, воровали, убивали, умирали, — и так поколение за поколением. Смерть не очистила их. Это всего-навсего останки. Обломки».