Читать книгу "Дракон Фануил - Дэниел Худ"

Таверна нашлась в переулке — всего в нескольких кварталах от зимнего пристанища компании «Золотой шар». Она втиснулась между домом, очень смахивающим на тот, в котором сейчас проживал Лайам, — его четвертый и пятый этажи опасно нависали над улицей, — и строением с поскрипывающей от порывов свежего ветра вывеской, возвещавшей, что здесь находится частная школа риторики и грамматики. Вывеска Лайама позабавила: он насчитал в ней три грамматические ошибки.

Таверна называлась «Веселый комедиант». Над входной дверью ее также имелась вывеска — намалеванный на ней человек в наряде шута жонглировал тремя огненными шарами. Из-за двери доносился гул, напоминающий рокот моря.

Войдя внутрь, Лайам оказался в узком зале, тесном и шумном, как поле битвы. Таверна была под завязку заполнена смеющимися, кричащими, жестикулирующими людьми. За стойкой орудовали сразу три разливальщика пива, и ни одному из них не приходилось скучать. В углах зала рдели жаровни, и на лицах посетителей каплями выступал пот, но, как ни странно, пахло здесь приятно, несмотря на плававшие над головами густые клубы табачного дыма. Запах был насыщенным, но не душным, а, наоборот, словно бы освежающим. Вечер лишь начинался, и ни запахи, ни веселье еще не успели прокиснуть. Лайам, поморщившись, подумал, что же тут будет твориться несколько часов спустя, и огляделся в поисках местечка, где можно приткнуться.

Он обнаружил, что во всем помещении имеется лишь несколько столиков, да и то слишком маленьких для сгрудившихся вокруг них компаний, а все места у стойки заняты завсегдатаями таверны. Однако пока Лайам в нерешительности переминался с ноги на ногу, из-за ближайшего к нему столика поднялись четверо человек. Лайам узнал их — эти люди были на репетиции. Один из актеров принялся размахивать руками, подавая знаки кому-то в дальнем конце зала, а остальные тем временем расплачивались с девушкой, измученной беготней.

— Хорек! Эй, Хорек! — орал актер, бурно жестикулируя. — Вставай, нам пора!

Лайам взглянул в ту сторону, куда был направлен указующий перст актера, и увидел Плутишку Хорька. Раскрасневшийся шут кивнул, показывая, что он все слышит, и снова повернулся к сгрудившимся вокруг него собутыльникам. Актер покачал головой и вместе с тремя товарищами покинул таверну.

Лайам мгновенно занял освободившийся столик. И как только эти четверо за ним помещались? Здесь было тесновато и ему одному!

Внезапно на уровне кончика его носа зависла огромная кружка. Лайам машинально ее подхватил и, подняв глаза, увидел официантку. Та одобрительно кивнула, отдавая дань проворству нового посетителя.

— Я не хочу пива… — начал было Лайам, возвышая голос, чтобы перекричать галдеж.

— У нас других напитков не подают, мастер, — оборвала его девушка и, резко развернувшись, нырнула в толпу.

Пожав плечами, Лайам приложился к кружке. Там оказалось пиво — холодное и весьма недурное. Пить его было можно, и даже более чем. Лайам жадно осушил половину кружки и позволил себе немного расслабиться, глазея по сторонам. Здешний люд не был похож на степенных завсегдатаев «Белой лозы». Хохот, громкие разговоры, пиво, льющееся рекой, — никто тут ни от кого не таился и не обращал внимания на тесноту, никому не мешали ни галдеж, ни дым, поднимающийся из доброй полусотни дешевых трубок. Лайаму это пришлось по нраву. Ему сделалось тепло и покойно, его уже обволакивала атмосфера царившего вокруг дружелюбия.

Тут в поле зрения Лайама снова возникла официантка. Она, грациозно изгибая свое стройное тело, двигалась галсами среди плотной толпы, держа над головой огромное блюдо. Девушка опустила блюдо на столик Лайама, облегченно перевела дух и вскинула руку, предупреждая готовые сорваться с его языка вопросы:

— Я знаю, что вы этого не заказывали, мастер, но вам придется это взять, потому что вы заняли столик, а значит, должны платить за еду, даже если она вам не по вкусу.

Девушка выждала пару секунд. Лайам улыбнулся. Официантка кивнула и поплыла к стойке.

Лайам за свой век успел попривыкнуть к бесцеремонным порядкам, царящим во множестве подобных таверн, трактиров и кабачков, и приучился спокойно есть то, что дают, а потому он безропотно принялся изучать содержимое блюда.

Лайам был приятно удивлен, обнаружив, что перед ним не дымится подозрительного вида стряпня, а в изобилии возлежат всяческие закуски. В центре блюда круглились три крупные головки сыра, накрытые тремя лепешками гигантского вида. Их окружали изрядные ломти холодного мяса, горки орехов и слитки янтарного масла, плюс к тому там же имелись и яблоки, нарезанные на дольки, и рыба, копченая, соленая и сухая, и зелень — все это в количествах, достаточных, чтобы насытить нескольких портовых рабочих, день-деньской занятых непомерным трудом. На блюде даже обнаружился небольшой горшочек с медом, и Лайам, размышляя, с какой стороны подступиться к еде, с облегчением вспомнил о ноже, прицепленном к его поясу. Очевидно, столовые приборы в «Веселом комедианте» почитались излишней роскошью.

Пока Лайам ел, толпа — вокруг него и у стойки — постепенно редела. Посетители покидали зал, шумно прощаясь с остающимися, пока в конце концов в пустом помещении не осталась лишь небольшая группка людей, собравшаяся вокруг столика Плутишки Хорька. Хорек, явно переложивший за воротник, был в ударе: он сыпал шутками и непристойностями, направленными в адрес его приятелей, те же отвечали ему взрывами хохота и следили, чтобы кружка шута не пустела. Некоторые из шуток клоуна вызвали улыбку и у Лайама. Он лишь сейчас заметил, что в дальнем углу зала помещается нечто вроде оркестра. Три музыканта меланхолично наигрывали что-то негромкое и мелодичное — звучали лютня, свирель, им вторили барабанчики. Правда, мелодии редко удавалось пробиться сквозь гогот, стоявший вокруг Хорька; она становилась слышна лишь когда шут замолкал, чтобы хлебнуть пива.

Лайам посмотрел на блюдо, на котором все еще оставалось больше половины еды, и отказался от идеи дойти до полной победы. Желудок его словно разбух и мешал дышать; Лайаму давненько уже не случалось так объедаться.

Он осторожно отодвинул блюдо подальше — словно опасаясь, что какой-нибудь ломтик мяса вдруг попытается самовольно запрыгнуть к нему в рот, — и окончательно перенес внимание на Хорька.

Шут успел отпустить еще две-три грубые шутки. Затем дверь таверны рывком распахнулась и на пороге возник Кансаллус, всем своим видом напоминающий разгневанного громовержца.

«Весьма низкорослого громовержца», — подумал Лайам и с новым интересом принялся наблюдать за происходящим.

— Хорек, ублюдок ты этакий! — заорал Кансаллус. Лицо его было багровым от гнева. — Последний звонок уже дали! До твоего выхода осталось десять минут, ты, распроклятая, дважды и трижды распроклятая задница!

Маленький драматург коршуном налетел на шута, который тем временем невозмутимо допивал свое пиво, и вцепился в его плечо. Лайам невольно скривился. Некогда воспитатели точно таким же образом призывали к порядку и его самого. Это жутко больно, когда чьи-то умелые пальцы впиваются в твою мышцу. Но Хорек, словно не чувствуя боли, спокойно поставил пустую кружку на стол и лишь после этого позволил оттащить себя к двери. Яростный пинок в необъятный зад вышиб клоуна из таверны, и дверь за ним с треском захлопнулась.