Читать книгу "Что-нибудь такое - Алла Львовна Лескова"

они летом приезжают в эту заграницу, и мы ходим есть курицу гриль, тогда это было достопримечательностью, в бар гостиницы «Виру».

Потом университет. Новые друзья, но уже меньше и сложнее. Каждый мнит себя единицей, Пастернака цитирует через слово, как матерятся сейчас… Мандельштама, само собой… Такое соревнование причастных как бы. Уже нет того безоглядного простодушия и искренности. Начинают жизнь нащупывать…

Одна подруга все же была. Потом мой парень ее полюбил. Пришел с цветами восьмого марта и мимо меня прямиком к ней с этими цветами. «Я не виновата, – помню ее слова, – что тебя разлюбил, а меня полюбил». И правда ведь, не виновата.

Потом… А еще потом… А уж совсем потом…

И все меньше. И уже не хочешь много. Иногда вообще никого не хочешь, так хорошо одной. Порой говоришь себе: так нельзя, вот с тобой хочет встретиться эта… И этот… И опять эта… И этот… Сходи.

Идешь. Коленками назад. А там сидишь и думаешь: боже, что несет… Несет и несет, рот не закрывается. Рот отдельно от головы, ей-богу. Люди, разговаривающие ртом. Не мыслью, не душой, не глазами. Ртом. Что несут… И клянешься, что больше никогда.

И вот с каждым годом все меньше. Все меньше и только истинные. Истинные же? Кто не предаст, не предаст же?

С кем можно молчать с удовольствием, а не с мукой. Кто не боится тратить душевные силы на тебя, как не боишься тратить их ты, какие-то они нескончаемые…

Нет больше времени на желаемое, которое не действительно. Нет времени на потребителей.

Сын как-то говорит:

– Мама, что-то куда-то подевались твои знакомые, почти все.

– Больше не хочу тех, кто вспоминает обо мне, только когда им плохо…

А он:

– Просто они тебя с Господом спутали! Не обижайся…

Смеялась.

Все меньше. Все реже. Наверное, все так и задумано.

Природа умнее нас. Готовит.

Однозначный ответ

Когда тебе задают вопрос и тут же подсказывают, что ответ однозначный, ты превращаешься в столб и чувствуешь себя олигофреном.

Потому что тебе сказали, подсказали тупице, что ответ однозначный, другого не может быть… И стыдно, потому что не знаешь ответа.

А спросили вот о чем.

Что лучше? Рождаться, страдать большую часть жизни, а потом умирать, возможно в муках, или не рождаться? Ведь когда-то нас не было – и ничего, справились.

Однозначный ответ собеседника оказался таким – не рождаться.

И вот думаю.

Конечно, моя жизнь, как и многие другие, по части событий и страданий, и невероятных, уму непостижимых ударов от самых близких, в несколько томов не поместится. И это был бы роман века. Веков. Но кроме всего этого было столько счастья, радости, от самого малого.

Вот я плаваю на Иссык-Куле в шторм, девочкой, а все взрослые мужики стоят на берегу, пупырышками покрылись, головой качают. Следят, чтобы не утонула.

А как же мамина рука на моем подбородке, гладит его, а я положила голову ей на колени, а она гладит подбородок, потому что меня укачало в автобусе на горной дороге.

А серебристая чешуя моря ночью в Репино? Стою на балконе ночью, оно, море, шумит и переливается рыбьей чешуей, серебром. И так пронзает все это…

А как же роды? Космическое чувство. Только после родов был настоящий голод, никогда больше так есть не хотелось, столько сил потеряла, что весь хлеб съела в столовой и еще с собой прихватила. И дети потом эти, такие хорошие в детстве и такие любимые сволочи потом.

А как же вот это? Сидеть и писать, и не понимать, а кто это вообще пишет. Точно же не ты. Потому что не знаешь, каким следующее слово будет, а оно же будет. Появляется.

И бомж Валера.

Сидит сегодня, как всегда на корточках, курточка на нем джинсовая, откопал на помойке, ничего такая.

Спрашивает: «А вы комнату случайно не сдаете?» «Нет, – отвечаю. – А почему вы спрашиваете?» – «Да просто так. Надо же о чем-то говорить… Не о погоде же…»

А лил дождь в этот момент. Не о погоде же…

Как же Валера?

А как же письма, которые мне читатели пишут? Я не публикую, стесняюсь… А там такое!

Анатолий Ким, писатель-дзен, человек-дзен, с книгами его спала когда-то… А сейчас он мне пишет. «Читаю вас», – пишет. «Это все очень дорогое», – пишет.

С ума сойти, кто бы предсказал сюжет такой…

А арбуз? Как же не познать арбуз, его сладкую твердую мякоть, прямо ложкой в рот – и как будто в раю сразу.

А муж как же, Сережа? Который все звал, звал замуж, а я все не решалась, выпендривалась, привыкла до этого возбуждаться от мучений, а он не мучал, скука… И я ему это прямо и сказала.

Он долго молчал, долго. Потом встал и говорит: «Я лучше… знаешь, что… от тебя откажусь. Чем заставлю страдать».

Ведь так и не заставил за столько лет, не было никакой надежды, что предаст. Никакой. Скука…

А музыка? Доказательство божественной воли.

Могла не родиться. И никто бы не заметил. Никто бы не умер. Это правда.

Но вот сижу ем бруснику репинскую, друг у бабушек-дачниц по дороге с электрички купил.

– Это морошка? – спрашиваю.

Засмеялся и говорит:

– Не, ну ты неплохо пишешь, но все же не Пушкин, не Пушкин…

И мы смеялись потом много, и время остановилось. Оно всегда останавливается, когда настоящее…

А он считает, что лучше не родиться.

А как же этот смех?

Было и прошло

Там еще все неузнаваемо молодые, а некоторые к тому же еще живые. Даль, Ефремов, Миронов…

Это я, как будто впервые, посмотрела «Мой младший брат» по «Звездному билету» Аксенова…

Тогда мне было шесть лет, когда фильм вышел, а в Таллине я окажусь через одиннадцать. А в том рыболовецком колхозе, куда рванули на заработки звездные аксеновские мальчики, я буду работать… тоже. С ума сойти.

А думала, что все из памяти вытащила и рассказала, кроме того, что никогда не расскажу.

Рыболовецкий колхоз имени Кирова в Эстонии…

Тут что ни слово, то шедевр… Это теперь так кажется, а тогда даже не замечали, да-а-а…

Эстонский колхоз имени Кирова. Сама-то поняла, что написала? Ха-ха. Но это факт. История. История.

Ехать надо было рано утром, колхоз за городом, там школа деревенская, деревянная, там малыши заспанные, дети рыбаков, с утренними молочными деревенскими запахами ротиков… Они еще спят, но уже дисциплинированные. Мордахи совсем негородские, вот как это, а? Пятнадцать минут до центра Таллина, а лица другие, маленькие мужички с еще