Читать книгу "Шлюпка - Шарлотта Роган"

Смит рассказал, что один из помощников капитана, Брайан Блейк, был несколько лет назад арестован в Лондоне по обвинению в краже. «Капитан взялся восстановить его доброе имя и доказал, что все улики указывали на совершенно другого человека, — сказал далее Смит. — И что характерно: когда Блейка освободили, капитан Саттер дал ему работу».

Мне не сразу пришло в голову, что тем безымянным человеком был не кто иной, как Джон Харди; всю ночь я раздумывала над подоплекой рассказа Уильяма Смита, припоминая все, что мне было известно про Харди и Блейка. Не началась ли их вражда с того, что Харди пострадал за преступление Блейка? Не было ли между ними сговора, который одному из них сошел с рук, а другому — нет? А если в прошлом они действительно состояли в сговоре, не могло ли у них быть умысла на хищение сундука с золотом из бронированного отсека на «Императрице Александре»?

Я слышала из первых уст, что у Блейка был ключ, но никто бы не смог унести тяжелый сундук в одиночку. Если же они проворачивали это дело сообща, то им было не до того, чтобы заходить в радиорубку; тогда откуда они могли знать, что аппаратура неисправна и сигналы SOS никто не отправлял? А ведь именно эти сведения могли заставить их держаться неподалеку от места катастрофы. Наконец, я задалась вопросом: не может ли быть такого, что они спасали золото — либо по собственной инициативе, либо по чьему-то приказу? Я поймала себя на том, что не могу их осуждать, если они и в самом деле совершили хищение.

С рассветом я сложила газетную вырезку в крошечный квадратик и спрятала под матрас. К сожалению, я слишком поздно заметила, что Флоренс не спит и во все глаза наблюдает за мной сквозь утренний полумрак.

— Что там у тебя? — зашипела она. — Говори, не то вертухайку позову.

— Флоренс, о чем ты? — с напускным спокойствием спросила я.

Мне не хотелось лишиться этого клочка бумаги. Наверное, я видела в нем ключ к чему-то важному, но не исключаю, что дело обстояло гораздо проще: как и всем заключенным, мне хотелось иметь при себе какие-нибудь личные вещицы. По крайней мере, у меня появилось какое ни на есть занятие — распутывать эту загадку.

— Ты что-то сунула под матрас, — талдычила Флоренс, прижимаясь узкой физиономией к прутьям решетки. — Я не слепая. Своими глазами видела.

— Значит, тебе опять мерещится, — с сожалением протянула я и добавила, зная, что Флоренс будет из кожи вон лезть, чтобы ей поверили: — Надзирательница только зря станет искать, потому что там ничего нет; зато она лишний раз убедится, что ты не в себе.

Флоренс бросила на меня негодующий взгляд, но притихла, и как раз вовремя, потому что через пару минут в коридоре, звеня колокольчиком, появилась надзирательница.

Время от времени я извлекаю эту вырезку из тайника и пытаюсь ее расшифровать, как ребус. Это позволяет мне скоротать время, но никаких выводов относительно сговора или вражды между Блейком и Харди я так и не сделала. Думаю, между ними было всего понемногу.

Свидетели

Проходила неделя за неделей, адвокаты собирали доказательства и готовили защиту. На протяжении этого времени я видела Ханну и миссис Грант только на слушаниях — обе они содержатся в другом корпусе, — но с началом судебных заседаний мы стали ежедневно встречаться в тюремном фургоне, доставляющем нас к зданию суда. Между собой мы почти не разговариваем, но пару раз я замечала, что миссис Грант за мной наблюдает. Иногда мне кажется, что у нее от меня какие-то секреты с Ханной, но чаще всего она сидит молча, уставившись в пол или в пустоту, а я воображаю, что она все еще обдумывает возвышенные мысли, которыми я поделилась с ней в шлюпке.

Изо дня в день маршрут не меняется: по вымощенному булыжником мостику, мимо церкви с высоким шпилем и дальше по узкой улице, окаймленной кирпичными домиками, кроваво-красными в лучах восходящего солнца. Ближе к вечеру мы возвращаемся той же дорогой, но дома уже выглядят бесцветными и какими-то подавленными, словно фундаменты не выдерживают их тяжести. В дверях маячат покорные судьбе жители. О чем они размышляют? Что побудило нагловатого паренька втащить идущую с ним девушку в дверной проем и поцеловать в губы — любовь или что-то иное?

Я по-прежнему почти не разговариваю ни с Ханной, ни с миссис Грант. Адвокаты советуют мне держать свои мысли при себе; чаще всего я так и поступаю. Единственным исключением был случай, когда нас везли назад в тюрьму после первого заседания суда. Две надзирательницы, которые нас конвоировали, болтали между собой, и Ханна, воспользовавшись этой возможностью, спросила ироничным, как могло показаться, тоном:

— Каково твое мнение о присяжных, Грейс? Тебе они понравились?

Разумеется, мне любопытно было посмотреть на тех, кто будет вершить наши судьбы, но, помимо их весьма заурядного вида, мне не бросилось в глаза ровным счетом ничего. Я ответила, что они, похоже, милые люди и, надо думать, отнесутся к рассмотрению фактов непредвзято и с состраданием в сердце.

— Неужели они тебе так понравились? Чем же они тебя привлекли? Какова причина такого расположения?

— По-моему, они неглупые и внимательные. Больше ничего от них и не требуется.

Я сказала Ханне, что нам, с точки зрения мистера Райхманна, повезло, так как среди присяжных есть двое, чьи родственники погибли на «Титанике».

— Надо же, какая удача! — ответила Ханна.

Мне была не совсем понятна ее ирония, зато теперь я поняла, что больше не вызываю у нее злобы, а просто служу объектом насмешек. Глядя на Ханну, я с трудом узнавала девушку, с которой оказалась в шлюпке: ее независимый, живой нрав сменился угрюмой склочностью. Вероятно, качества, которые меня так восхищали, не выдержали проверку на прочность или же были всего лишь плодом моего воображения. У меня не сложилось твердого мнения на сей счет, но теперь мне были важнее другие дела, и Ханна отступила на второй план.

— Не обижайся на Ханну, — сказала миссис Грант. — Она просто расстроена, что среди присяжных нет женщин.

— Откуда же среди них возьмутся женщины? Присяжными могут быть только лица, имеющие право голоса, а женщины не имеют такого права! — воскликнула я, не подумав. И только через некоторое время до меня дошло, что я невольно поддержала мнение Ханны.

В ошеломлении я прикусила язык; дальше мы ехали молча. Только когда фургон почти поравнялся с тем местом, где я видела целующуюся парочку, Ханна сказала:

— Похоже, тебя вполне устраивают присяжные-мужчины, это так?

Глядя в окно, я позволила ей оставить последнее слово за собой. Она злилась не на меня, и, если ей хотелось подогнать мир под собственные убеждения, мне оставалось только пожелать ей удачи.

Во время одной из таких поездок Ханна склонилась ко мне и прошептала на ухо:

— А ты не настолько слаба, как притворяешься.

До нашей эпопеи мне и в голову не приходило рассуждать о телесной силе, по крайней мере о своей; но теперь я не уставала поражаться собственной выносливости, которая обернулась для меня благом. Разумеется, ни у кого бы не повернулся язык осуждать тех, кому изменила физическая или моральная стойкость. По мнению Ханны и миссис Грант, мы в определенном смысле были наказаны как раз за нашу силу, но я так не думала. Когда на одном из заседаний у меня появилась возможность обратиться к суду, я поблагодарила Бога за сохранение моей жизни, сказав, что верю: Господь Бог и присяжные взвесят все обстоятельства и решат по справедливости. Адвокаты настаивали, что их подзащитные не представляют угрозы для общества, не нуждаются в перевоспитании и не вызывают опасений, ибо вероятность повторения такой ситуации ничтожна.