Читать книгу "Незаметные истории, или Путешествие на блошиный рынок (Записки дилетантов) - Наталья Нарская"

терку для своего послевоенного кухонного комбайна.

Блошиный рынок – самое живое отражение нашего общества, его потребностей, запросов, тенденций и, не в последнюю очередь, его причуд и пограничных областей. Порой хоть деньги бери в этот паноптикум, сверкающий всеми красками[209].

Яркое описание публики в пособии Себастиана Мюнца для начинающих торговцев и покупателей блошиного рынка отчасти уже дает объяснение, почему туда тянет далеко не всех. Расхожий стереотип о рынке старых вещей как о странном месте сборища чудаков и маргиналов отпугивает многих. Даже вполне прогрессивного и заядлого мюнхенского книголюба, тратящего на приобретение книг значительную часть скромной пенсии, я не смог заманить на блошиный рынок восторженными рассказами о почти даровом книжном антиквариате. Представление о том, что на толкучке можно удовлетворить только экзотические запросы владельца разваливающегося автомобиля или древней кухонной техники, справедливо лишь отчасти. Лицо блошиного рынка действительно в значительной степени определяют те, кто не желает расставаться со старыми, ставшими родными вещами и готов их латать и подновлять вновь и вновь. Но не только они.

* * *

Его посещают те, кто из-за стесненности в средствах вынужден пользоваться предельно дешевыми предметами быта и обихода с поправкой на их возраст и поношенность, – студенты, пенсионеры, мигранты. Последняя категория, преимущественно африканского происхождения, стала очень заметна с 2015 года, когда Германия открыла двери для массовой миграции из зоны военных действий в Северной Африке. К услугам блошиного рынка прибегают и по ситуативной надобности, когда во временном жилье, снятом в связи с краткосрочной сменой места работы и жительства, отсутствует посуда или кухонная утварь, с которой затем, покидая это место, не жаль будет расстаться.

Эти же категории посетителей блошиного рынка и по тем же мотивам составляют часть «частных», непрофессиональных торговцев, нуждающихся в пополнении тощего кошелька или желающих избавиться при переезде с квартиры на квартиру от обузы домашнего скарба, возможно уже сменившего нескольких владельцев и даже приобретенного на одной и той же барахолке.

Блошиный рынок может быть местом работы. Например, для старьевщиков, часто из пожилых турок, которые сбывают здесь потрепанную одежду, стоптанную обувь, ржавые скобяные изделия и инструменты, казалось бы, действительно годные только для свалки. Однако именно у них радостно выуживают редко встречающиеся запчасти к своей старомодной технике и мебели чудаковатые субъекты.

Сюда приезжают также специалисты по «ликвидации домашних хозяйств», чтобы с машины быстро сбыть бытовые вещи из дома или квартиры, обитатели которых по какой-то причине покинули их. Среди картонных ящиков, сложенных на земле перед фургоном «ликвидаторов», снует, как на муравьиной куче, самая пестрая толпа, какую только можно себе представить. Молодые африканские женщины соседствуют здесь с седыми европейскими мужчинами и китайскими торговцами-посредниками, выполняющими в Германии поручения богатых клиентов из Поднебесной. Барахолка влечет к себе и бедную пенсионерку, и солидного коллекционера.

* * *

Не только едва выживающие, но и более удачливые торговцы с толстыми кошельками работают здесь. Профессиональные антиквары совершают тут покупки по умеренной цене предметов коллекционирования и старины для последующей перепродажи. Здесь удовлетворяют свою страсть коллекционеры, которые, не скупясь, приобретают экспонаты для профильной коллекции и в фонд обмена с другими собирателями.

Блошиный рынок становится местом приключений и возбудителем охотничьего азарта, как для нас с Наташей. Здесь придирчиво проверяют стойки с одеждой мировых брендов, когда-то заполнявшей гардеробы богатых мюнхенцев, те, кто сопротивляется моде и ищет или нашел свой оригинальный стиль. На барахолке встречаются представители респектабельных слоев общества, сохранивших с нищей студенческой юности привычку – или подсевшие в 1970-х на моду – покупать подержанные, но качественные вещи «допластикового» периода[210].

Все эти категории посетителей блошиных рынков – ранние пташки. Значительно позже, ближе к полудню, рыночная публика пополняется теми, кто пришел сюда ради общения и отдыха. Здесь люди легко вступают в общение, сразу переходят на «ты», обращаются по имени, свободно торгуются, рискованно шутят. Но эти отношения не распространяются за границы рынка. Здесь спасаются от одиночества старики.

Днем публика становится более пестрой. В толпе продавцов и покупателей рядом оказываются студенты и профессора, коллекционеры с туго набитыми кошельками и пенсионеры, собирающие мизерную сумму для похода за продуктами в дешевый сетевой магазин, молодые люди, откладывающие деньги на очередной отпуск, и пожилые антиквары и торговцы, закрывающие дела и распродающие складские остатки. Среди «нормально» одетых посетителей все чаще мелькают типы, вслед которым невольно хочется обернуться. Гуляя по блошиному рынку или сидя за прилавком продавца, мне приходилось наблюдать и семидесятилетних хиппи, и седых рокеров, и семейные пары в трахтах – баварских национальных костюмах, и трансвеститов, и даже трансвеститов в трахтах.

Летом, особенно перед отпуском и после возвращения из него, публика на блошином рынке плотнее и пестрее. Зимой и во время летнего отпуска она заметно редеет или, в непогоду, совсем исчезает. На ее состав на одном и том же блошином рынке, при прочих равных условиях, влияет открытие или, напротив, закрытие других популярных рынков, барахолок, антикварных и коллекционных бирж в городе и округе.

* * *

Из сказанного становится очевидным, что люди приходят сюда с совершенно разными намерениями. И конечно же, приведенное выше перечисление основных категорий посетителей блошиного рынка весьма условно. Чаще действует ансамбль нескольких мотивов, которые приводят туда человека.

Но из бесед со многими торговцами и постоянными клиентами блошиного рынка у нас сложилось устойчивое ощущение, что приход на него как на место работы, страсти, хобби и отдыха зачастую был связан с резким переломом в биографии. Это могли быть острые финансовые проблемы, как случилось с Манни в пятидесятилетнем возрасте, или потеря работы, или проблемы со здоровьем, заставившие расстаться с привычным образом жизни, или эмиграция (в том числе из бывшего СССР), забросившая в чужую страну. Включение в жизнь блошиного рынка, как правило, было вызвано обрывом прежней жизни и означало начало с нуля. При этом блошиный рынок мог и до этого момента быть местом знакомым, куда человек ходил еще ребенком с отцом-антикваром или дядей-коллекционером. А мог и стать делом жизни в связи со счастливым случаем, который привел туда человека в зрелом возрасте впервые и совершенно неожиданно.

Как бы то ни было, блошиный рынок – место особенное. Нигде не встретишь столь неструктурированную толпу, такое общество без социальных границ, такую анонимную массу. Вместе с тем нигде не вступишь в контакт с людьми так легко. Нигде не узнаешь об обществе так много, если запасешься терпением и сосредоточишь внимание, – о богатстве и бедности, о связях и конфликтах между поколениями, о предрассудках и страхах, о коммуникации и одиночестве, об отношении к прошлому и об ожиданиях будущего.

Потери и находки

Блошиный рынок – это прямо-таки синоним для дикого нагромождения вещей, это собирательное понятие для всего дешевого, старого, подержанного и все же зачастую прекрасного. Это категория остаточного, презираемого, ставшего излишним и тем не менее – или именно поэтому – притягательного, кричащего, пестрого и вожделенного. Он парадоксален, как многое, и многослоен, как немногое другое[211].

К феноменам, превращающим блошиный рынок в пространство азартной охоты, принадлежат не только радость находки, но и риск потери, горечь утраты. Многие предметы, что попадают на толкучку, редки, иногда уникальны. Пути, приводящие ту или иную вещь на барахолку, причудливы. Когда кто-нибудь из родных, друзей или знакомых под впечатлением от наших рассказов спонтанно просит привезти с блошиного рынка «что-нибудь такое же, мы переглядываемся в замешательстве. Не только то, что было когда-то изготовлено на заказ в единственном экземпляре, но и старые предметы массового производства под грузом времени и обстоятельств – моды, войн, странствий и детских проказ – превратились в редкие и дорогие предметы собирательства. То, что когда-то повезло приобрести на блошином рынке, можно больше никогда не встретить. Поэтому случаи, когда по какой-то причине упустил вещь, которая плыла к тебе в руки, остаются в памяти болезненной царапиной, порой ноющей долгие годы.

* * *

Первый такой случай произошел со мной в Тюбингене, старинном университетском, студенческом городе. В зимний семестр 2002/03 года, в 425-ю годовщину одного из старейших университетов Европы, мне посчастливилось преподавать в нем. Как-то зимой я случайно оказался на большом городском празднике в честь двух из множества тюбингенских партнеров – Перуджи и Экс-ан-Прованса. Весь старый город по этому поводу превращается в огромный рынок,