Читать книгу "Ты такой светлый - Туре Ренберг"

открыться. Прихожу в ярость, когда она предлагает посоветоваться с кем‐нибудь. Я даже угрожал ей. Я тебе башку расшибу, сказал я.

Господи.

Какую же ахинею я несу.

Самое ужасное, что она, наверное, права. Мне следовало бы открыться кому‐нибудь. Йоргену. Может быть, завтра? Может быть, он узнает об этом завтра? Что за человека он привез с собой. Или что он привез с собой.

Я не человек, я что.

Йорген в туалете.

Он такой легкий и веселый. Завидую ему. Скучаю по Лив Мерете. Меня мучает совесть из‐за Магнуса, я никчемный отец.

Какого черта я здесь делаю.

Я страшусь этой ночи.

3 мая 2014

Сегодня я сделаю это. И я чувствую облегчение.

Я не спал всю ночь. Подумывал позвонить Лив Мерете, но не стал.

Сожалею.

Это мой последний день на земле.

4 мая 2014

Я сел на поезд, идущий из Лондона, идущий в никуда. Через два часа сошел на какой‐то станции к югу от города. Стоял на перроне и ждал следующего поезда. Изо всех сил старался набраться мужества и броситься под поезд.

Не смог.

Чтобы никто не догадался о моих намерениях – ведь я пропустил матч, а на звонки не отвечал, – я состряпал смехотворную историю. Наплел, что на меня в парке напал наркоман. Что это было подстроено. О господи, Стейнар.

Мое вранье расцветает пышным цветом, мое вранье разрастается как на дрожжах, а мы с Йоргеном тем временем сближаемся друг с другом. Ситуация абсурдная. В один и тот же день я пытаюсь покончить с жизнью, подхожу к достижению этой цели ближе, чем когда‐либо ранее, а вечером как ни в чем не бывало сижу с Йоргеном в пабе. Мы говорили о наших детях, o будущем, o том, как стать хорошим отцом. Слегка опьянев, мы говорили о наших женах, о футболе (впрочем, о футболе исключительно он).

Я живу. Я дышу. Я существую.

Но думаю только об одном – как покончить со всем.

Как глубоко я должен погрузиться в тоску, прежде чем освобожусь?

5 мая 2014

Прежде чем отправиться в аэропорт, мы прокатились по городу на красном туристическом автобусе.

Я видел семью: мужчина, женщина, трое детей. Они сидели впереди нас. Выглядели веселыми. У женщины была оливковая кожа и крупные зубы. Мужчина крупный, тренированный, как я. Он держал на коленях младшую и растирал, согревая, ее ручку. Двое старших, мальчишки, тыкали пальцем в окно.

Я отвернулся.

В моей жизни нет ничего настоящего.

А Йорген… Его присутствие действует на меня. Вероятно, он не отдает себе отчета в том, что спас человеческую жизнь.

Какой бы она ни была.

А сейчас мне надо спать. Спать – и только бы не видеть снов.

12 мая 2014

Стейнар.

39 лет.

1 метр 87 см.

88 кг.

Врач общей практики.

Женат.

1 ребенок.

Мать: ветеринар.

Отец: фермер.

1 сестра.

Что это?

Или: Кто это?

Вторая попытка:

Стейнар.

В юности ему нравилось проводить время на озерах поблизости от дома. Ему нравился легкий аромат тростника, нравилось ощущение покоя, нравилось смотреть, как над тихой водой кружит майский жук.

Он влюбился в девушку, жившую на хуторе неподалеку. Оказалось, что в нее влюблены все парни, они ходили за ней толпой. Девушка изобрела такую систему: за плату она за сеновалом раздевалась догола. Он заплатил и увидел.

Когда ему был 21 год, он встретил женщину, на которой потом женился, она родила ему ребенка. Они учились в одном и том же городе. Он восхищался ею, хотел в жены только ее, и, как он сам считает, их совместная жизнь заладилась. Ребенок у них только один, но это лишь потому, что женщина не хотела больше рожать.

О нем всегда отзывались, как об энергичном, веселом и светлом. Все говорили, что куда бы он ни пришел, ему везде рады. Говорили: А, вот и Стейнар, замечательно. Или: Вот придет Стейнар, то‐то будет весело.

Однажды он проснулся темным.

Вчера я ударил Лив Мерете. Врезал ей так, что она упала и ударилась головой о спинку кровати.

Я теряю себя.

16 мая 2014

Завтра праздник, национальный день. Лив Мерете опять увезла Магнуса к родителям. Говорит, что я опасен, что она уже не понимает, что я за человек.

Раньше я четко понимал, что я за человек. Вроде бы у меня никогда не возникало сомнений… не знаю, как это сказать… сомнений относительно рамок собственной личности? В общем… Я понимал себя. Просыпался утром, кровь бежала по жилам, и я знал, кто я такой. Никогда не совершал поступков, которые шокировали бы меня самого, во всяком случае, я таких не помню. Никогда не слетали с моих губ слова или высказывания, которые бы меня обескуражили. Все, что исходило из глубин моей души, я хорошо знал. Реагировали на это тоже предсказуемо. Во всяком случае, в так называемом взрослом возрасте. В юности бывало иначе. Для меня та пора оказалась не такой трудной, как, я слышал, для многих других. Я редко, а то и никогда, не смотрел на свое отражение в зеркале с отвращением. Но, конечно же, юность не так предсказуема, как взрослая жизнь.

Чудовищное сейчас состоит в том, что я знал столь крохотную часть себя самого. Или иначе: что я и близко не представлял себе, сколько всего во мне таится.

Я опасен. Говорит Лив Мерете.

Можно посмотреть на это таким образом: я носил это в себе всегда – невидимой тенью, еще неведомой темной бездной, – но мой свет был всегда столь ослепительным, что темноты было не видно.

Другой способ трактовки, насколько я понимаю, такой – я претерпел превращение. Это более кафкианский взгляд на вещи. Забавный, захватывающий бурлеск, если смотреть извне, с интересом наблюдать за увлекательной историей. Ничего забавного для того, с кем превращение происходит. Я переживаю трансформацию, скоро она завершится, полностью.

Что я так холоден. Что я способен анализировать происходящее. Что я не особенно паникую. Что я не особенно сочувствую ни Лив Мерете, ни Магнусу. Что я просто сижу себе да выстраиваю системы, интерпретирую, рефлексирую.

Меня это изумляет.

Завтра праздник, национальный день. Я не планирую вылезать из кровати.

19 мая 2014

Йорген ходит по саду. Я лежу в спальне, ничего не ел со вчерашнего утра. Лив Мерете как уехала с Магнусом накануне праздника, 16 мая, так с тех пор ничего от них не слышно. До сегодняшнего дня мне было все равно, но сегодня будто сорвало резьбу на кранах, я плачу навзрыд, чувствую себя просто ужасно, мне стыдно, словно я убил кого‐то,