Читать книгу "Закон войны - Дмитрий Силлов"

Правда, не совсем понятно, почему возле сияющего облака нет мертвых тел. Хотя… какая разница? Одно-то здесь точно появится, причем очень скоро…

Внезапно мои невеселые размышления прервал какой-то грохот в одном из входов в этот огромный зал – и я увидел довольно обыденную картину для моего мира, но весьма необычную для тысяча девятьсот сорок первого года.

Ибо в зал, неуклюже переставляя ноги, вошел экзоскелет.

Несуразный, можно сказать, уродливый, но, надо отдать должное, сделанный довольно добротно. Он напоминал доспех средневекового европейского рыцаря, сработанный из свинцовых пластин, к рукам и ногам которого подвели паровозные приводы от огромного металлического рюкзака, присобаченного к спине. Ну и на голове «рыцаря» был не шлем с рогами, а прозрачный купол из толстенного стекла, за которым угадывалась знакомая морда, растянутая в торжествующей улыбке.

– Рад видеть вас здесь, дорогой друг, – прозвучало из динамика, расположенного на груди «рыцаря». – Не ожидали меня здесь встретить?

Я лишь невесело усмехнулся.

Ну да, это был оберфюрер Карл Гебхард собственной персоной, за которым, выбегая из коридора, выстраивались в линию немецкие автоматчики. Человек двадцать, не меньше, вряд ли слышавших диковинное слово «радиация». О нем широко заговорят в прессе после того, как с лица земли будут стерты японские города Хиросима и Нагасаки, а пока что это всего лишь какой-то научный термин, о котором солдату знать совершенно необязательно. И даже вредно, ибо ни к чему засорять бесполезной информацией мозг, прокачанный идеями национал-социализма.

Гебхард, сопровождаемый автоматчиками, подошел ближе.

– Благодарю тебя, Иван, – сказал он, с восхищением глядя на сверкающее облако. – Я сразу понял, что ты не просто советский разведчик, а нечто иное. Нож внутри одной руки, странное спящее животное в другой, шрамы на руке, складывающиеся в древнеегипетский знак Солнца, – все это побудило меня понаблюдать за тобой в надежде, что ты приведешь меня к чему-то необычному. И ты сделал это!

Сначала я удивился, откуда он узнал мое имя, но потом вспомнил, что фашисты всех русских зовут «иванами», как и мы их «фрицами», – наиболее популярное народное имя часто дает прозвище целой нации. А вот насчет «понаблюдать» – это было интересно.

Видимо, увидев вопрос в моих глазах, Гебхард махнул освинцованной ручищей:

– Все просто, Иван, все просто. Наука не стоит на месте, и пока ты был без сознания, я вживил тебе микроскопический радиомаяк собственного изобретения. Думаю назвать его «жучком», что скажешь?

Фашист торжествовал победу, и, находясь в прекрасном расположении духа, был склонен почесать языком. Впрочем, это, как я заметил, вообще было его слабостью.

– Конечно, для правдоподобия пришлось пожертвовать кое-чем, например моим экспериментальным прототипом биологического оружия, позволив себе его убить, – продолжил Гебхард. – Но эта жертва того стоила – тем более что он начал понемногу выходить из-под контроля. Да и ты сам вполне интересный образец для опытов, потому не обессудь.

Я уже понял, что ничем хорошим монолог Гебхарда не закончится, и дал «Бритве» команду на выход…

Но эсэсовец оказался быстрее.

Из его толстенной руки вылетели два провода с иглами, от которых я из-за слабости не успел увернуться.

Они вонзились – одна в плечо, вторая в грудь, после чего через меня прошел такой разряд тока, что через мгновение я уже валялся на полу, трясясь словно в лихорадке. И даже когда мощнейший разряд перестал терзать мое тело, я все равно не смог подняться на ноги – руки и ноги были словно не моими. Я их просто не чувствовал. Нормальная реакция нервной системы, которая просто вырубилась от перенапряжения.

Но, похоже, Гебхарда я уже особо не интересовал. Фашист, прищурившись, смотрел на сверкающее облако и бормотал себе под нос:

– Концентрированное радиоактивное излучение без какого-либо источника энергии… Поразительно… Но я чувствую – нет, я уверен, что помимо радиоактивности оно обладает еще какими-то уникальными свойствами!

Вероятно, забывшись, Гебхард продолжал говорить по-русски – а может, делал это специально, надеясь на какую-то подсказку от меня…

И он ее получил.

– Оно… исполняет желания… – прохрипел я с пола.

– Что? – Гебхард резко развернулся ко мне.

– Оно может исполнить любое желание, – собрав волю в кулак, членораздельно произнес я.

Я не был уверен в том, что это странное облако есть некая проекция Монумента – так же, как не был уверен, что этот мир – мой мир, в который меня перебросило на несколько десятков лет назад. Но не исключал того, что в зале, похожем на зал Монумента, может находиться нечто, наделенное функцией Монумента.

– Ты врешь, – прищурился Гебхард.

– Попробуй, – прохрипел я, с усилием растянув в ухмылке губы – которые от этого немедленно треснули в нескольких местах. Черт, как больно! Похоже, мне осталось несколько минут до того, как плоть начнет отделяться от костей, а кожа – от плоти.

– Ну уж нет, – покачал Гебхард стеклянным шлемом. – Сначала ты. И сделаешь это наглядно, чтобы я поверил, иначе получишь еще один разряд тока, от которого сгоришь заживо. А именно – пожелай себе иммунитет от радиации. Ты умираешь, причем я вижу от чего. Но предположим, что ты не соврал, – тогда визуальный эффект исполнения желания убедит меня в твоей правоте лучше любых слов. И не вздумай произнести что-то другое, поджарю на месте.

Иглы все еще торчали во мне, и не было оснований не верить Гебхарду. Хотя мне было уже наплевать. Я и правда умирал. И как оно произойдет – естественным путем или же от фашистского электрошокера – было уже неважно.

Да, я умирал… Но в то же время меня не заботили мысли о последних мгновениях, жизни после смерти, о том, как примет Сестра бывшего побратима в своих мрачных чертогах… Вся эта сентиментальная предсмертная чушь была мне совершенно неинтересна.

Мне было интересно, как работает эта версия Монумента!

И тогда я через силу прошептал:

– Слышь, аномалия… Выручай… Мне нужен иммунитет от радиации… Стопроцентный… Чтоб мне от нее было ни жарко, ни холодно, и вообще одна только польза…

Говорить было трудно – я и не заметил, как у меня язык распух, почти весь рот занял – ворочать им было затруднительно. А пока договорил, вообще погано стало. В целом. Тошнить начало жутко. Ну я и не сдержался, блеванул от души.

Кровью…

Это значит – все. Внутренние органы порваны ионизирующим излучением в лоскуты, и я бы сейчас, наверно, не отказался от предложения Гебхарда насчет смертельного разряда тока. Потому что вдруг очень резко накатила жуткая, невероятная боль, от которой я невольно скорчился на полу, отчаянно желая поскорее подохнуть, потому что терпеть это было просто нереально…

А потом меня вдруг отпустило. Резко, будто обещанный фашистом ток вырубили. Была адская боль – и нет ее. Исчезла, словно и не было.