Читать книгу "Невеста-наследница - Кэтрин Коултер"

Далинг нахмурилась:

— А для чего мне переодеваться?

— Где ты обедаешь: в детской или вместе со всей семьей?

— Это решает папа. Теперь, когда он стал лэрдом, он решает все. Тете Арлет это не нравится. Иногда, когда она на него очень сердится, у нее даже глаза краснеют. Папа говорит, что иногда мы с Филипом ведем себя как сущие чертенята, и он не хочет, чтобы мы мешали ему, когда он ест свой суп.

— Сегодня вы могли бы пообедать вместе с нами, чтобы отпраздновать мой приезд. У тебя есть другое платье?

— Ты мне не нравишься, и я не хочу праздновать твой приезд. Ты не моя мама. Я скажу Филипу, что надо будет тебя выжить.

— У тебя есть другое платье?

— Есть, но не новое. Но из него я тоже выросла, и оно такое же короткое, как и это. Папа говорит, что у нас нет денег на тувалеты.

— Ты хочешь сказать — на туалеты.

— Да, так он и говорит. А тетя Арлет говорит, что я расту чересчур быстро и нечего понапрасну тратить на меня деньги. Она говорит, что не удивляется нашей бедности, потому что папа вообще не должен был становиться лэрдом.

— Хм. Теперь у твоего папы достаточно денег, чтобы сшить тебе новые платья. Мы попросим его, чтобы он заказал тебе наряды.

— Это твои деньги. Я слышала, как кузен Макдуф сказал тете Арлет, что ты богатая наследница, поэтому папа на тебе и женился. А тетя Арлет фыркнула и ответила, что это был его долг — пожертвовать собой ради благополучия семьи. Она сказала, что это первый достойный поступок, который он совершил в жизни.

«Ну и ну, — подумала ошеломленная Синджен. — Похоже, что эта тетушка Арлет — самая настоящая ведьма».

Однако эта мысль не помешала ей ответить спокойно и даже с улыбкой:

— Вот видишь, Далинг, какой благородный и практичный человек твой отец. И тебе вовсе незачем выживать меня из дома.

— А тетя Серина сказала, что теперь папа уже получил твои деньги и ты могла бы отправиться в рай, как моя мама.

— Далинг! Сейчас же замолчи!

В комнату, широко шагая, вошел Колин и строго посмотрел на дочь. Та ответила ему взглядом, в котором к обожанию примешивалось смятение, поскольку по его словам и тону было ясно, что он ею недоволен. Синджен посмотрела на мужа: вид у него был сейчас надменный и суровый, как бы говорящий, что в комнату вошел полновластный хозяин, лэрд, граф Эшбернхем. И вместе с тем он выглядел обеспокоенным.

— Она просто доводила до моего сведения последние семейные новости, Колин, — мягко сказала Синджен. — Ты же не будешь возражать, если я узнаю, что обо мне думают тетя Арлет и тетя Серина. Кстати, я пришла к выводу, что ты прав и Далинг в самом деле — изумительная красавица. И Бог свидетель — она развита не по годам. Но ей необходимо купить несколько новых платьев. Не кажется ли тебе, что это уже сама по себе достаточная причина, чтобы я поехала с тобой в Эдинбург?

— Нет, не кажется. Далинг, иди к тете Серине. Сегодня вечером ты будешь обедать вместе с нами за большим столом. Ступай.

Далинг соскочила с кровати, бросила взгляд на Синджен, тряхнула головой и вприпрыжку выбежала из комнаты.

— О чем она с тобой говорила?

— Да просто болтала по-детски обо всем и ни о чем. Как я уже говорила тебе, Колин, я очень люблю детей и мне довелось много с ними возиться — ведь кроме трех моих племянников, я имела дело еще и с питомцами Райдера. Так какого же черта ты ни слова не сказал мне о своих детях?

Глядя на Колина, Синджен вдруг поняла, что по крайней мере в одном отношении он ничем не отличается от Дугласа, Райдера и Тайсона. Надо полагать, эта черта есть у всех мужчин. Когда они явно не правы или когда тема разговора им неприятна, они попросту игнорируют то, что их смущает. Не ответив на вопрос жены, Колин спросил:

— Так что она тебе сказала?

Однако жизнь с тремя старшими братьями научила Синджен настойчивости.

— Почему ты ничего не сказал мне о своих детях? — повторила она.

Колин запустил пальцы в свои черные волосы, отчего они встали дыбом.

— Черт возьми, Джоан, теперь это уже не имеет значения.

Синджен откинулась назад, на подушки, и плотнее завернулась в одеяло.

— Мне понятна твоя точка зрения, Колин. Вполне понятна. Ты боялся, что я не захочу выйти за тебя замуж, если ты скажешь, что мне предстоит стать счастливой мачехой двух детей, выживших из дома всех до одной гувернанток, которых нанимал им ты или твоя жена. Я правильно проследила ход твоих мыслей?

— Да. Нет. Возможно. О черт, я не знаю.

— А не припас ли ты для меня еще каких-нибудь маленьких сюрпризов? Может быть, в одной из башен у тебя есть любовница с длинными золотыми волосами, которые она спускает из окна, чтобы ты мог по ним взобраться? А как насчет двух-трех незаконнорожденных детей, скитающихся по окрестностям? Или сумасшедшего дядюшки, запертого в потайных покоях в тюдоровской части дома?

— Тебе есть во что переодеться к обеду?

— Есть одно платье, но нужно, чтобы Эмма его прогладила. Кроме него, у меня с собой ничего нет. Ну, так как, Колин, будут еще сюрпризы?

— Я позову Эмму. А что до сюрпризов, то нет, их больше не будет, разве что… как ты узнала про дядюшку Максимилиана, моего двоюродного деда? Он и правда не в своем уме и каждое полнолуние воет на луну — но кто мог тебе об этом сказать? Обычно он ведет себя тихо, знай себе цитирует Робби Бернса и потягивает джин.

— Полагаю, ты шутишь.

— Да, черт возьми, шучу. Но дети — это уже разговор серьезный. Послушай, Джоан, они ведь просто дети, и они умненькие, смышленые, и главное — они мои. Надеюсь, ты не затаишь на них зла и не будешь дурно с ними обращаться только потому, что ты сердишься на меня из-за того, что я ничего тебе про них не сказал.

— Ты хочешь узнать, не намерена ли я швырять в них камни?

— Джоан, я говорю серьезно.

— Может быть, мне лучше швырнуть камнем в тебя?

— Если ты достаточно окрепла, чтобы швыряться камнями, значит, нынче вечером мне уже можно будет заняться с тобой любовью.

Она заметно побледнела, и он тут же ощутил укол совести.

— Ох, Джоан, перестань! В конце концов я ведь не дикарь.

— Рада это слышать. Сколько гувернанток перебывало у Филипа и Далинг, скажем, за последние два года?

— Точно не знаю. Не более трех, самое большее — четыре. Одна из них пришлась не по вкусу Фионе, так что в ее увольнении дети не виноваты. А последняя гувернантка, чуть что, падала в обморок. Она была дура и размазня.

— Ах, вот как? Размазня? Ну, хорошо, оставим это. Пожалуйста, скажи Эмме, чтобы она выгладила мое платье. Я приготовлю его для нее, когда распакую свой саквояж.

— Она сама его распакует.