Читать книгу "Кассия - Татьяна Сенина"

– Думаю, этого и никто не мог предполагать, – вздохнула Кассия. – Но я вовсе не считаю отца Навкратия неразумным. Надеюсь, что Господь еще поможет ему и его братии и восстановит справедливость!

Евфросина удивленно посмотрела на свою гостью.

– Ты считаешь, мать, что студиты поступили правильно, воспротивившись указам святейшего?

– Конечно. Патриарх потребовал от них невозможного! Если б он еще просто приказал уничтожить писания святого Феодора против двух святителей, это можно было бы исполнить, но ведь он сделал это потому, что отец Феодор якобы ошибался, когда отделялся от патриархов из-за дела эконома Иосифа, а патриархи были правы. Этого не только студийская братия, но и многие другие никогда не призна́ют, и я тоже. Но я надеюсь, что Бог вразумит владыку Мефодия… или прекратит эту смуту каким-нибудь другим путем, – совсем тихо докончила Кассия.

– Вот не ожидала от тебя таких речей, мать, – проговорила Евфросина. – А ты знаешь, что великий Иоанникий перед смертью публично предал анафеме студитов за противление святейшему?

Кассия чуть заметно нахмурилась.

– Отец Иоанникий слишком много на себя взял, – сказала она. – Кто вообще дал ему право анафематствовать кого бы то ни было, да еще от лица Божия? – Кассия помолчала и, не выдержав, добавила: – Я уж не говорю о том, что он почти всю жизнь просидел на горе, в мире и покое, а теперь дерзнул проклясть подвижников, претерпевших бичевания, тюрьмы и ссылки за образ Христов!

– То есть… – ошарашено проговорила Евфросина. – Ты что, матушка, не признаёшь его святости и того, что в нем говорил Дух Божий?!

– Я не знаю, какой дух в нем говорил, – в голосе Кассии появилась жесткость, – и даже не хочу этого знать. Святейший сказал, будто преподобный Феодор отрекся от своих взглядов на дело эконома Иосифа, когда примирился со святителем Никифором, но это неправда! Хорошо еще, если владыка Мефодий, говоря так, просто ошибается и не знает истины, в противном случае вышло бы, что он сознательно оболгал святого… Разве ты, мать, сама не знаешь, что отец Феодор от своих взглядов никогда не отрекался?

Евфросина чуть помолчала.

– Знаю, – ответила она тихо. – Может, владыка Мефодий и ошибся в этом случае… Но ведь сейчас дело не в святом Феодоре, а в его преемниках! Что стоило отцам Навкратию и Афанасию сжечь эти несчастные трактаты? В конце концов святейший не заставлял их исповедовать во всеуслышание, что преподобный Феодор ошибался в вопросе о прелюбодейном браке… Почему бы им не явить снисхождение в этом споре, чтобы лишний раз не разделять Церковь? Но они не захотели… И вот, опять смута! Всё же мне кажется, тут дело не столько в почтении к памяти отца Феодора, сколько в самолюбии… Потому, думаю, отец Иоанникий и объявил их действия пагубной схизмой. Ты говоришь, что не знаешь, какой в нем дух глаголет, но разве в этом можно сомневаться? Отец Иоанникий был чудотворцем и прозорливцем, и на его могиле уже совершаются чудеса!

– И что это доказывает? – возразила Кассия с горячностью. – Сам Господь предрек: «Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! не Твоим ли именем мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас, отойдите от Меня, творящие беззаконие». Ты, матушка, помнишь, как Златоуст толкует это место?

– Нет.

– Он говорит, что это сказано о тех, которые при жизни мнят себя друзьями Божиими, но на суде узна́ют, что Господь «даровал им благодать не как друзьям». И что ничего нет удивительного, если Бог дает дары благодати людям, верившим в Него, но не имевшим жизни, согласной с верой – ведь «Он действует и в тех, кто не имел ни той, ни другой»: например, Бог ради спасения других людей открыл будущее Валааму и фараону, хотя у них не было ни истинной веры, ни добродетелей. Вот цена чудес и прозорливости самих по себе! Кстати, небезызвестный тебе господин Лев, бывший иконоборческий архиепископ Солунский, тоже прославился среди своей паствы несколькими чудотворениями, и я доподлинно знаю, что рассказы об этом верны.

Ефвросина некоторое время молча смотрела на Кассию и, наконец, сказала печально и немного усмешливо:

– Умна ты слишком, мать. Тебя послушать, так господин Иоанникий и вовсе не свят! Только, знаешь, здесь я с тобой никогда не соглашусь – так же как и сотни людей, приходивших к нему и получавших исцеление души и тела. Даже сам владыка Мефодий посещал его!.. Я чтила отца Феодора и получила от него много полезных советов, но и от отца Иоанникия я получила верное предсказание и несколько наставлений, которые мне очень пригодились. Я считаю, что они оба святы! А что до отца Навкратия… Он, конечно, великий исповедник, но разве он не мог ошибиться, как человек?

– Разумеется, мог. Но точно так же мог ошибиться и отец Иоанникий, когда проклинал студитов. Я не знаю, свят он или не свят, и не буду говорить об этом. Речь сейчас о том, что он анафематствовал отцов Навкратия, Николая и других братий. Так вот, я считаю, что это совсем не святое деяние, и никто не убедит меня в обратном, – Кассия чуть помолчала. – Мне, право, совсем не хочется ссориться с тобой, матушка. Будущее покажет, кто был прав, а кто ошибался.

– Да будет воля Божия! – проговорила Евфросина. – Надеюсь, что на небесах… все эти противоречия и непонимание… как-то разрешатся…

– Да, только на это, кажется, нам и осталось теперь надеяться, – вздохнула Кассия.

22. До дома Божия

Нелепая гармония пустого шараЗаполнит промежутки мертвой водой,Через заснеженные комнаты и дымПротянет палец и покажет нам на двери,Отсюда – домой…

(Янка Дягилева)

Ободренный Олимпским подвижником, патриарх более не сомневался в избранном пути: смирятся или не смирятся студиты и их сторонники, уступать им он не собирался ни на йоту. Ради еще большего прославления памяти святителя Никифора, Мефодий решил давно задуманное им перенесение мощей патриарха из Свято-Феодоровой обители в столицу совершить как можно более торжественно. В первое воскресенье Великого поста после литургии он обратился к императрице с речью.

– Не подобает державе и государству, – говорил Мефодий, – более того, будет весьма неприлично и неблагоприятно, если мы не потщимся перенести в Город богоносное тело почтенного и знаменитого в патриархах Никифора, который ради всеславной и непорочной веры был изгнан со святительского престола и закончил жизнь в длительной ссылке, чтобы нам не показаться настолько неблагодарными по отношению к нему, что мы и после смерти оставили его без чести, как бы под тем же приговором изгнания. Не потерпим же дальше видеть, как чада благочестия, вскормленные божественными поучениями святого Никифора, оплакивают разлуку с отцом и как прекрасный и царственный Город, превосходнейший в поднебесной, знавший его первоверховным вождем, пребывает лишенным его драгоценных мощей – ибо они, безусловно, станут для него крепким охранением и защитой. Пусть же Церковь вернет своего жениха и, богопослушным мановением пастырелюбивой государыни, достигнет через перенесесение тела посмертного соединения с тем, кто при жизни был отнят у нее тиранической рукой беззаконновавшего императора. Ведь ты видишь, августейшая, как эти люди, благодаря тебе обретшие единодушие и единомыслие, горячо стремятся слышать голос своего духовного пастыря даже после его смерти. Если только они увидят, как к ним возвращаются его останки, они сочтут, что получают обратно его самого, и будут хранить его как поселившееся у них неприкосновенное сокровище и многожеланное богатство.