Читать книгу "Кассия - Татьяна Сенина"

– Чего тебе? – лениво спросил маленький император, глядя на сестру, растерянно стоявшую под чинарой, на чьих толстых ветвях он так удобно устроился.

Пульхерия задрала голову:

– Так вот ты где! А чего не отзываешься? Я уже охрипла тебя звать!

– Ты неправильно зовешь, вот я и не отзываюсь! «Миха, Миха»! Какой я тебе Миха? Вот если я тебя буду Пульхой называть, ты отзовешься?

– Вот, какой важный! Может, тебя еще «ваше величество» называть?

– Да! «Августейшее»! Я коронован, а ты нет, что, съела?

Пульхерия надулась и тряхнула белокурой головкой.

– Я с тобой тогда не буду играть! – и она, задрав нос, пошла прочь.

– Подумаешь! Сама опять первая прибежишь!

– Не прибегу! Я к Фекле пойду, она меня звала поглядеть, как она на лошадке ездит, а ты так не умеешь! И завтра она с мамой поедет во Влахерны, а ты нет, что, съел? – и девочка, показав брату язык, засмеялась и убежала.

Мальчик закусил губу. «Ну, погодите у меня еще! – подумал он, до боли в пальцах стискивая ветку дерева. – Вот я вырасту и всем вам покажу! И тебе, и Фекле… и Феоктисту!.. Тогда вы у меня… поедите!..»

Михаилу шел уже седьмой год, и, несмотря на всё внимание и заботу окружающих, вряд ли он назвал бы свое детство безоблачным, если б мог рассуждать об этом по-взрослому. Отца не хватало всегда, и ни мать, ни дяди, ни Феоктист не могли заменить его. Феодора иногда удивлялась, насколько хорошо сын помнил то, что было связано с Феофилом – многое даже с шестимесячного возраста, а после года почти всё. Большой портрет отца висел в его комнате, и Михаил часто подолгу смотрел на него.

– Мама, ведь папа красивый? – спросил он однажды, когда ему было четыре года.

– Да, очень.

– А я таким же буду?

– Да, – Феодора улыбнулась. – Может, и еще красивее.

– А папа меня увидит с неба?

– Увидит.

– И порадуется, что я красивый! – мальчик задумался. – Я еще буду сильный! И еще хороший буду… А папа к нам не может придти оттуда, хоть на чуточку?

– Нет, родной. Только мы к нему когда-нибудь.

– А когда? Поскорей нельзя?

– Нет, только когда время придет.

– Так это еще долго, да? А я скорей хочу!

– Не спеши. Ты еще вырасти должен и стать хорошим, а для этого нужно время. А то вот придешь к папе, а папа тебя спросит, что ты сделал в жизни, а ты ничего и не сделал еще хорошего, папа огорчится.

– Тогда я долго-долго буду жить, чтобы сделать много хорошего!.. А потом мы будем все вместе?

– Конечно, будем!

– Всегда-всегда?

– Да, мой хороший.

Иногда Михаил замечал, что мать после таких разговоров становится грустной, однажды спросил, почему, и она ответила, что ей «тоже не хватает папы»…

Мальчику не хватало не только отца, но и друзей. Его двоюродные братья, сыновья дядей и теток по материнской линии, были гораздо старше него, и играть с ними он не мог. Сестры больше общались между собой, играли в куклы, шушукались, а Михаил с презрением относился к их «секретикам». К тому же Фекла была в два раза его старше, Анна и Анастасия тянулись за ней, только Пульхерия охотнее играла с братом, чем со старшими сестрами – отчасти потому, что те считали ее еще маленькой, хотя Анна была всего на год ее старше, дразнили «белобрысой» и превозносились тем, что они все были коронованы августами, а она нет… Михаил ее не дразнил, хотя любил перед ней порисоваться и тоже не упускал случая заметить, что венчан на царство, в отличие от нее, – но от него терпеть такие замечания было не так обидно, как от сестер, ведь он действительно когда-нибудь должен был стать полновластным императором.

Кувикуларии-воспитатели, подобранные Феоктистом для маленького императора, не очень-то нравились Михаилу: они казались ему слишком скучными, чопорными и часто одергивали его, когда он пускался в разные шалости. Однажды он пожаловался на это Варде, и дядя, с согласия августы, приставил к мальчику еще одного воспитателя – более простого и веселого нравом. Правда, это вызвало недовольство Феоктиста, считавшего Клеопу «распущенным», но Михаил был в восторге, и логофет не решился в этом вопросе перечить императрице и ее брату. Однако он заметил, что мальчику пора начинать учиться – Михаилу шел тогда шестой год, – и тут же предложил дать ему в учителя солунца Константина – по мнению Феоктиста, юношу рассудительного и благоразумного, способного переломить «дурное влияние» Клеопы на маленького императора.

Константин к тому времени уже второй год учился в столице: Лев, вернувшись на родину, не забыл об одаренном мальчике, замолвил за него слово перед августой и логофетом, и Феоктист вызвал юношу в Царствующий Город. Константин воспринял это как настоящее чудо. После отъезда Льва из Фессалоник он пребывал в унынии, поскольку спрашивать теперь было некого, а вопросов при изучении святителя Григория накапливалось всё больше… Константин со слезами молился Богу, чтобы Он даровал ему возможность учиться дальше, и посланца от логофета принял словно ангела. Прибыв в Константинополь, он с жадностью набросился на учебу и книги и стал ходить в училище, где преподавал Лев. Посещал он и ученый кружок, организованный протоасикритом: Фотий последовал совету Григория Асвесты и действительно стал устраивать у себя дома чтение и обсуждение разных книг, читал лекции по грамматике и стилистике, а также по философии, обсуждались там и богословские вопросы, особенно интересовавшие юного солунца. Константин делал поразительные успехи и спустя два года уже вполне мог обучать детей, но когда ему доверили маленького императора, он оробел и поначалу отказывался, однако Феодора, поговорив с юношей, не просто попросила, а приказала ему взяться за обучение своего сына – настолько Константин понравился ей.

Юноша был серьезен, рассудителен и тих, но умел и шутить, а его уроки захватывали и очень нравились Михаилу, и мальчик быстро полюбил своего учителя. За год Михаил прекрасно научился читать, и они с Константином разучивали гомеровские поэмы нараспев, с соблюдением размера. После каждого урока маленький император шел к Пульхерии и декламировал перед ней очередную порцию гексаметров, а девочка слушала его с искренним восторгом и аплодировала, иногда к ней присоединялись и старшие сестры. Брат поражал их своими актерскими способностями, читая стихи с потрясающим выражением и на разные голоса, в зависимости от говоривших героев, а порой, когда не видели строгие кувикуларии, очень смешно и похоже передразнивал дядек, теток и придворных. Михаил был горд тем, что становится «всё умнее и умнее», и порой читал стихи перед портретом отца, втайне надеясь, что «папа с неба услышит, как я хорошо читаю, и порадуется».

Да, в последний год с небольшим, благодаря учебе у Константина, мальчик чувствовал себя счастливее, чем когда бы то ни было. Но внезапно его счастье омрачилось – это произошло Великим постом, на праздник Торжества православия. Михаил слушал грозное пение «анафема, анафема, анафема» и «да будут прокляты» после возглашения имен еретиков и вдруг понял, что проклинаемые «Феодот, Антоний и Иоанн» это патриархи, бывшие в Церкви до Мефодия. Открытие потрясло его: «Значит, всё это время меня обманывали?!» После вопроса об Иоанне, заданного несколько лет назад на праздничном обеде, Михаил удовлетворился объяснением матери и логофета дрома: Феодора пояснила, что Иоанн покинул Город, потому что разошелся во мнениях с некоторыми людьми, в том числе с нынешним патриархом, а Феоктист сказал, что предшественник Мефодия не захотел больше управлять Церковью и удалился на покой, поскольку устал от всей этой суеты и давно мечтал остаться наедине со своими книгами и друзьями, поэтому даже обрадовался случившейся размолвке, чтобы достигнуть желаемого.