Читать книгу "Под итальянским солнцем - Ольга Гаврилина"

Надо все эти моменты раскрутить на программе, но так, чтобы не запутать зрителя. Лола почувствовала приятное волнение, обычно сопровождавшее ее во время верстки передачи, в которой было много эксклюзивных новостей.

Будет о чем поговорить с психологом, да и писательницу надо пригласить обязательно, хорошо бы подъехал кто-нибудь из полиции. Дело еще не закрыто, но иногда они соглашаются прийти на программу, если есть уверенность, что убийца найден. Да и резонанс у случившегося такой огромный, что для успокоения публики, может, и пришлют кого-нибудь, рассуждала Лола, не забывая набивать нужный текст на компьютере.

Глава 48

Козима окончательно поседела за эти дни. Сидя одна дома и не общаясь не только с Анной, но и с односельчанами, она совсем перестала следить за собой: нечесаные волосы, фартук в жирных пятнах, который она не снимала второй день, даже не замечая, что спала, не раздеваясь, руки со взбухшими венами, когда-то обнимавшие Маурицио, менявшие памперсы Сабрине, вытиравшие нос маленькой Беа, а теперь беспомощно висевшие по бокам безвольного туловища.

Как там дочь? Как Сабри? Выдержит ли? – то и дело стучало у нее в мозгу.

Козима была стержнем и остовом семьи Морези, она единолично принимала окончательные решения, и ее советы являлись указанием к действию. Она, как кормчий, вела семью вперед к лучшей жизни. Они уже сумели дорасти до «не хуже, чем у других», а когда вдруг открылась нежданная возможность иметь «больше, чем у других», отчего у Козимы екало под ложечкой и кровь волнами шумела в ушах, она поняла, что не остановится ни перед чем.

Сколько раз она вспоминала слова матери и никак не могла понять их смысл. А сколько лет потеряла она только потому, что сочла их за бред умирающей. И все же, разбирая старые бумаги, она откладывала те, которые, по ее мнению, могли представлять определенный интерес. Перечитывая в редкое свободное время, она пыталась связать их с тем, что сказала ей мать перед смертью. И постепенно эти письма, документы и события стали складываться в еще нечеткую картину, но она уже начала о многом догадываться и что-то понимать.

Козима уже привыкла все новости узнавать из телевизора и, бесцельно слоняясь из комнаты в комнату, то и дело застывала перед экраном, где показывали все ту же журналистку, которая была у них дома и, задавая вопросы, пыталась казаться простой и сердечной.

На экране шел повтор всей истории поиска Беа: мелькал телефончик в натруженных руках Маурицио, затем пошел репортаж от участка полиции в Таранто, та же ведущая с повязкой на голове и пластмассовым ошейником на шее давала интервью в больнице, высказывались старые предположения о подозрении Сандро, потом появился их дом, гараж и Маурицио со взглядом побитого пса, дающий показания, потом он же у большого фикуса, размахивающий руками в пятне света у колодца, и вот уже Сабри выводят на улицу и, пригнув голову, сажают в машину двое полицейских. А вот она сама бросает камни в журналистов, и камера дает крупный план, какое же страшное у нее лицо!

Глядя на подборку мелькающих кадров, Козима поняла, что все ее потуги напрасны и Сабрина не выдержит. Да и не может она оставить дочку на растерзание полицейским.

– Да, надо собираться. – И тут, как будто в подтверждение ее слов, журналистка перешла к орудию убийства и поначалу, давая зрителям простор для собственных предположений, постепенно сужала и сужала круг версий, подбрасывая все новые факты, и тогда Козима осознала, что это конец, и петля почти затянулась…

Она медленно сняла фартук, пригладила волосы и завязала их в узел. Так же неспешно, как будто специально затягивая время, вошла в ванную комнату, расстегнув платье и сбросив несвежее белье, шагнула в душевую кабину и включила воду. Переодевшись в чистое, подумала, что лекарство от сердца надо бы взять, положила зубную щетку и пасту в клеенчатую сумку, застегнула на ней молнию, закрыла все окна и ставни и заперла дверь на толстый ключ, который был сделан на заказ еще в Германии для их тогда еще будущего дома и которым они пользовались, только когда уезжали надолго.

Кто и когда теперь откроет эту дверь?..

Уже стемнело, журналисты разошлись. Было очень тепло, пахло ночной сладостью. Садясь в машину, Козима опять подумала о дочери.

Входя в здание полиции, женщина поздоровалась с дежурным, который жил на соседней улице.

«Господи, никуда от знакомых не денешься», – вяло пронеслось в голове.

– Что вы так поздно, никакие передачи уже не принимаем, да и Сабрину сегодня перевели в Таранто, – на всякий случай он сверился со списком.

Козима молчала.

– Что-то еще случилось? Вы хотите сделать заявление?

Ответная тишина насторожила дежурного, и, не отводя взгляда от окаменевшей Козимы, он нажал кнопку селектора и тихо вызвал инспектора.

– Да, это я убила Беа! – отчетливо произнесла Козима.

«Ну вот! Опять всем отделением не спать, просто наказание какое-то это «Дело в Аверане», убийцы идут потоком», – с грустью констатировал про себя полицейский.

Глава 49

Месяц тому назад

Козима уже проснулась, когда в спальню вбежала Сабрина:

– Мама, кажется, я убила Беа!

– Господи! – только и смогла сказать Козима, тяжело поднявшись с кровати и проследовав за Сабри.

Сбегая по лестнице впереди матери, Сабри услышала писк эсэмэс, пришедшего на телефон. Черт, черт! Неужели Симона уже подъехала? Она совсем забыла, что все они собирались на море. Взглянула на прыгающий в руке экран мобильника – у них еще двадцать минут! Она опаздывает!

Их семья слыла в Аверане одной из самых уважаемых и работящих, и это была заслуга Козимы. Она всю жизнь придерживалась негласного правила – «не выносить сор из избы». Да и выносить-то было особенно нечего, ну небольшие ссоры, какие бывают у всех, ну какие-то закидоны Сабри, с которыми она быстро справлялась, ставя дочку на место, но то, что всегда терзало ее нутро, – это вечная и непроходящая зависть к Анне. Вот что выгрызло в ее душе огромную дыру и превратило ее жизнь в ад.

Еще в детстве она не понимала, откуда вдруг в их семье появилась эта рыжеволосая худенькая девочка, которую так жалели ее мать и отец и с которой она должна была делить своих родителей. Она не понимала, почему, выйдя замуж, они с Маурицио были вынуждены поехать в Германию на заработки и, вкалывая как проклятые, копить и копить на дом, в котором они теперь живут, а Анна, разгуливая по полям и рисуя какие-то пейзажики, получила в наследство ту маленькую виллету, в которой до самой смерти жили отец и мать. Конечно, надо быть справедливой, ей и Маурицио они тоже оставили денег, на которые они смогли купить трактор и большой джип, да и еще осталось, но все равно что-то задевало Козиму, и она чувствовала себя обделенной.

Особенно тяжело пришлось им, когда в Германии родилась Сабрина. Помочь было некому, но о возвращении в Аверану не могло быть и речи. Как ни откладывали они каждую копейку, денег на дом еще не хватало, и Козима на третий день после родов пошла работать. Ей приходилось таскать ребенка с собой в дома богатых немцев, где она убиралась, и как только Сабри начинала пищать, прикладывала ее к груди, благо молока было много. Конечно, ни о каком режиме не могло быть и речи, и за чисткой ковров и мытьем полов она иногда вообще забывала про Сабри, которая периодически напоминала о себе тихим плачем.