Читать книгу "Земля чужих созвездий - Артур Василевский"

Вот это «только» и было камнем преткновения. Во-первых, конечно, полиция заинтересуется происхождением этих антикварных монет. Во-вторых, личностью спасенного. Кто таков, откуда взялся в лодке посреди Атлантики?.. И уж конечно, почувствуют шаткость ответов и начнут давить всерьез. Вы этого хотите?

Слейтон отлично представил лицо капитана в этом предполагаемом разговоре – суровое, продубленное морскими ветрами, но с неуловимой насмешкой – и понял, что он в проигрыше. С этим придется смириться. Вообще, хорошо уже и то, что жив остался. Вполне могли бы не только по ребрам прогуляться, но и за борт кинуть на корм акулам… Нет, решили греха на душу не брать, какой-то страх божий еще есть. Ну, спасибо и на том.

Наутро – и матросы ничего, и капитан ничего, и Слейтон ничего. Будто ничего и не случилось. Ближе к вечеру корабль стал на рейде Пуэнт-Нуара, экипаж начал сгружаться на берег. К Слейтону подошел помощник капитана, неофициально, по-товарищески объяснил, как проскочить портовые службы, в том числе и таможенную.

Слейтон сознавал, что, в общем-то, и вправду надо сказать «спасибо» за то, что очутился во французском Конго, а не на дне морском. Правда, ни «спасибо», ни что иное говорить он не стал, ограничился кивком. И навсегда покинул борт «Одиссея».

Советы старпома оказались полезны, да и сам-то Гортван-Слейтон был человек, прошедший огонь и воду, а потому способный пройти и через игольное ушко. Он и прошел. И вышел в Браззавиль, без документов, денег и знакомых, но с полной свободой. Что хочешь, то и делай.

* * *

В этом месте рассказа Слейтон жестко усмехнулся, прикоснувшись к воспоминаниям – и стал разумно, без перегибов хвалить себя за умение выживать в любых обстоятельствах. Конечно, довелось хлебнуть лиха. Но – выжил. Выкрутился. Пролез в игольное ушко.

Он быстро пристроился в Браззавиле – продавцом в лавке местного купца-француза. Торговал лихо, бойко, доходы лавочника стали расти так, что он глаза от изумления таращил: сроду его дрянной бизнес не приносил такого барыша. Ну, а Слейтон, сделав хозяину изрядную прибыль и войдя в полное доверие, в один прекрасный день вчистую сгреб недельную выручку, прибавил к этому то, что прежде подворовывал по мелочам – и только его и видели.

– И совесть меня не мучает, – спокойно объяснил он слушателям.

– Ну, с этим у вас никогда проблем не было, – проворчал Симпкинс.

Столь же невозмутимо Слейтон сказал, что прибыль, принесенная им торгашу, в несколько раз больше украденного, так что со всех точек зрения его, Слейтонова, душа не испытывает никаких угрызений.

Дернул же он из французского Конго в бельгийское, где, как понял из случайно услышанного, возможностей куда больше. И верно, пообтеревшись в Леопольдвиле и даже сумев подзаработать там, где всякий иной на его месте и гроша бы не добыл, Слейтон подался в Катангу, алмазный край. Там никто не интересовался его прошлым: ни администрация, ни сами старатели. Ну, а у него, понятно, дело пошло, через пару лет он сделался владельцем хиленькой, так себе шахтенки… ну а лет через пять был уже респектабельным хозяином солидного предприятия. Под вымышленным именем, разумеется. Под каким?.. Да это совершенно не важно.

Но и тут оказался психологически прав проницательный сыщик Симпкинс! Такая жизнь оказалась Слейтону не по нутру. И не в том дело, что она слишком уж спокойная, размеренная, без авантюр и риска – не такая уж размеренная она и была. Интриги, конкуренция, даже покушения – этого в Катанге хватало с головой. Нужно было уметь лавировать. Слейтон умел.

Нет, дело в другом.

Здесь он, Слейтон, самый рядовой бизнесмен. И он прекрасно видел, что до лидеров здешнего мира, настоящих акул и тигров алмазно-золотого бизнеса, ему уже никогда не дотянуться. А вот этого он вынести не мог. Его натура именно такова и есть, что лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме, как говаривал некогда Юлий Цезарь. Но ради этого первого места Слейтон готов был терпеть любые испытания годы, годы и годы. И он терпел.

– …Так получилось, что я свел дружбу не дружбу, но тесное знакомство с одним из тамошних тузов. Очень своеобразный тип!

Он не успел ничего больше сказать, а Реджинальд мысленно ахнул, и по изменившимся лицам Вивиан и Борисова понял, что те ахнули примерно так же.

И конечно, вождь успел это заметить.

– Что такое? Никак… сталкивались с кем-то похожим?

– Да, – вынужден был признать Гатлинг. Супруги переглянулись, и Реджинальд спросил: – А как звали вашего алмазного туза?

Слейтон внимательно посмотрел на Реджинальда и осторожно, как бы на ощупь, промолвил:

– Его звали Ланжилле. Морис Ланжилле.

* * *

– …Черт возьми! – никак не мог успокоиться Борисов. – Вот уж верно у нас говорят, что мужик задним умом крепок. – Вот теперь вся игра как на ладони. А я в ней – пешка!..

В длинной жаркой беседе шаг за шагом прояснилась картина сложной многоходовой игры, начавшейся лет около десяти тому назад. А может быть, чуть раньше или позже. Во всяком случае, задолго да знакомства Слейтона и Ланжилле.

Невозможно отрицать, что Слейтон – исключительно наблюдательный и сообразительный человек. Общаясь с Ланжилле, он пришел к безошибочному выводу, что лукавый француз как айсберг: на поверхности видна очень незначительная часть его жизни. А большая, она же главная, не видна никому, кроме него самого.

Сначала Слейтон думал, что эта невидимая миру жизнь течет лишь в области экономически-криминальной. Время от времени в Катанге случались всякие странные события, вроде бесследного исчезновения людей, как старателей-одиночек, так и хозяев крупных шахт. Был и исчез, и концов не найти. И подозревать некого. Но совершенно без всяких фактических оснований острое чутье Слейтона, как стрелку компаса, так и тянуло в сторону Ланжилле. И без всякого осуждения, напротив, с сумрачным одобрением: так ловкач смотрит на ловкача, обставляющего лихие дела так, что комар носа не подточит.

– Это было давно, – не преминул оговориться неандертальский президент. – Теперь бы я, конечно, смотрел иначе…

По лицу Симпкинса было видно, что он не верит в это, но промолчит.

Ну а что касается наблюдений Слейтона, то они захватили его. Он стал присматриваться внимательнее, а так как способностями к анализу не обделен, то вскоре перед ним начала разворачиваться еще более захватывающая гипотеза: да ведь Ланжилле-то этот, бестия, похоже, играет в некие шпионские игры!..

Мысль захватила его, прямо-таки не давала покоя. Он превосходно понимал, что вздумай он хотя бы намекнуть миллионеру о своем интересе к данной теме – и можно головы не сносить. Понимал. Но с этим пониманием схлестнулась остро-сладкая, режущая потребность в риске: ну попробуй! Что тогда будет? Ну давай!

Это так пряно будоражило мозг, что Слейтон сознавал, что в какой-то миг да не удержится. И не удержался.

На одной грязноватой вечеринке, с вином, женщинами и немного с марихуаной, они с Ланжилле оказались наедине, оба хмельные, размягченные, завели вполне приятельский разговор, посмеялись. Тогда бывший островитянин и решился.