Читать книгу "Освод. Челюсти судьбы - Виктор Точинов"

Ротмистр уже держал в руках удостоверение, я заготовил суровую тираду… Не потребовались. Дверь в девятнадцатую квартиру оказалась не заперта и даже гостеприимно приотворена.

* * *

– Здесь, на кухне! – услышал я голос Ротмистра и мимолетно обрадовался: не придется заглядывать в комнату, откуда доносится хриплое мужское пыхтение и ритмичные женские стоны – наверняка там меня поджидало мерзкое зрелище…

А квартира девятнадцать и без того выглядела омерзительно. Мусор, объедки, засохшая блевотина… Существа разной степени подвижности (в основном малой) и разной степени опьянения (в основном высокой).

Квартира была коммунальной… Обитали здесь и нормальные люди: едва мы вошли, одна из дверей приоткрылась, я увидел трезвое женской лицо, услышал измученный голос:

– Вы их заберете, да?

Ротмистр в тот момент еще держал в руке свои грозные корочки, и ошибка трезвой женщины была простительна.

– Мы их поубиваем! – пообещал кархародон, на мгновение проглянув сквозь человеческую ипостась, и женщина тут же исчезла, а ее дверь захлопнулась, как створки раковины испуганного моллюска.

…Услышав зов Соколова, я рванул на кухню – мощный запах не то что подгоревшей, а напрочь сгоревшей еды не позволял сбиться с пути.

На узкой, но протяженной кухне никого не нашел (залежи пустых бутылок, дымящаяся сковородка с неопознаваемыми угольками и два бессознательных алконавта не в счет).

– Ты где? – крикнул я в пространство.

– Здесь! (Я двинулся на звук.) На второй, тут две кухни!

Странная планировка… Что-то здесь явно перестраивали, возводя новые перегородки и пробивая старые. Отсюда и дурацкая нумерация квартир с буквенными индексами…

Вторая кухня, как выяснилось, была втрое меньше первой, общей. Она безраздельно принадлежала жильцам двух самых дальних комнат, попасть в нее можно было только через их обширную проходную гостиную. Туда же, в гостиную, выходила дверь спальни. В общем, некая полуотдельная квартира в рамках коммуналки – с кухней, но без санудобств.

И вот эта-то недоквартирка и стала эпицентром пьяного бедлама, накрывшего квартиру большую. А также источником постепенной алкоголизации прилегающего района.

На кухне-два я сразу вычленил взглядом главное – здоровенную бутыль, так называемую кулерную. Сквозь ее голубоватый пластик что-то знакомо блеснуло, но я не бросился туда стремглав, застыл у входа… Потому что между мной и бутылью происходил процесс материализации, и поучаствовать в нем атомами своего организма не хотелось.

С одного конца кухоньки за процессом наблюдал Ротмистр, а с другого – низкорослый мужичонка, тщедушный, плевком перешибить можно, и одетый по-домашнему: майка, вытянутые на коленях треники, шлепанцы…

С низким гудением воздух густел, уплотнялся, центр процесса локализовался над сиденьем обшарпанной табуретки. Скоро можно стало различить контуры образующегося предмета. Бутылка… (Кто-нибудь сомневался?) Литровая, что тоже логично – раз уж попер такой фарт, грех размениваться на чекушки.

Гудение смолкло, процесс завершился. На этикетке образовавшейся емкости красовалась надпись «ПРОДУКТ № 1», ниже буквами поменьше «водка для настоящих мужчин». Буквы чуть расплывались, а сама бутылка получилась далеко не идеальной формы, стояла, слегка скособочившись. Вовремя успели, Злата Васильевна трудилась из последних сил…

Я стремглав бросился к одной емкости, настоящий мужчина в майке и трениках – к другой. Кто к какой, объяснять, надеюсь, не надо…

«Сере…» – даже это короткое мыслепослание Злата Васильевна завершить не сумела, совсем была плоха… Я увидел, что она повернулась набок, затем медленно, с трудом, вернулась в прежнее положение. Несколько чешуек отсутствовали, наверное, потеряла, когда ее пропихивали в слишком узкое горлышко бутыли. Или раньше, в трясущихся руках алкашей.

Короткий, без слов, мысленный сигнал тревоги я воспринял раньше, чем предостерегающий крик Ротмистра. Отпрянул в сторону, и бутылка с продуктом номер один ударила не по голове, по ключице.

Треск ломаемой кости не раздался, но ощущения оказались не слабее, чем при переломе. Кархародон мгновенно вынырнул наружу. Удар! – и мужичонка отправился в полет, завершившийся жестким столкновением с холодильником. Надо добить, прикончить, за Злату Васильевну, за все… Жаль, некогда, нельзя терять ни секунды.

– Леша, доставай пистолет, прикрывай! – проскрежетал кархародон, подхватывая кулерную бутыль. – Кто встанет на пути – вали!

Недавний страж закона, похоже, не отнесся к приказу с должной серьезностью.

– Доставай!!! И вали!!! Начальство отмажет!!!

Пистолет оказался в руке, а мы – в гостиной. И тут в спину ударил вопль обездоленного мужичонки. Голос у него не соответствовал задохлой наружности – натуральная иерихонская труба.

– МУЖИКИ-И-И! ШУХЕР!!! РЫБУ СПИЗДИЛИ-И-И!!!

Сколько же их здесь было… На своем пути в кухоньку я видел лишь малую часть, а сейчас повылазили отовсюду. Даже дрыхнувших мертвецким сном пробудила и протрезвила кошмарная новость.

Похватав, что подвернется под руку, они надвигались на нас. В основном подвернулись пустые бутылки, валявшиеся здесь в сверхизобилии, и некоторые из них тут же обернулись розочками с хищно заостренными краями.

– Стреляй!!!

Выстрел! Второй! Третий!

Кархародон был очень зол, ему хотелось крови. Но та не пролилась – ни убитых, ни раненых… В потолок стрелял, гуманист хренов. Эх, надо было самому взять пистолет из сейфа!

Мучители Златы Васильевны на мгновение замерли, глядя на обвалившиеся пласты лепнины, на известковую пыль, кружащуюся в воздухе… А потом бросились на нас.

Лишь тогда Алексей осознал серьезность ситуации и открыл огонь на поражение. Но все равно миндальничал, стрелял по конечностям отмороженных уродов. Кархародону очень хотелось освободить руки, занятые ношей, отобрать у него ствол и устроить здесь натуральную, без дураков, бойню. Чернецов не позволял: главное бутыль с содержимым! – и лишь двоим уродам, не успевшим убраться с дороги, от меня прилетело ногой.

Кое-как прорвались…

У машины, когда стало ясно, что погони не будет, Соколов сказал:

– Я немного обижался, что ты меня то Ротмистром кличешь, то по фамилии… А теперь вот думаю: лучше б ты меня пореже Лешей называл. Потому что…

– Хватит философствовать! – перебил я (теперь действительно я). – За руль, живо! Со двора выедем, сворачивай не направо, а налево!

– Зачем?

– Так надо! Не тормози, стрельба не пьянка, менты быстро прискачут.

* * *

– Босс, Злата Васильевна у нас! Совсем плоха, на грани коллапса… Плюс тяжелейшее отравление гипохлоритами, почти сутки продержали в водопроводной. Мы с Соколовым везем ее ко мне домой.