Читать книгу "Человек, который приносит счастье - Каталин Дориан Флореску"

Узнав от тети Марии о смерти матери, я еще месяц оставалась в Тулче, пока не решила, как быть с прахом. Таких многоэтажек я за жизнь много повидала. В девять лет я переехала из детского дома в Тулче к семейной паре в Бухарест. Школьная директриса и профессор, оба – заслуженные партийцы. Когда у них родились собственные дети, меня передали паре пролетариев в Брашов, от них – старой колхознице в Бакэу.

В конце концов в восемнадцать лет меня направили в Тимишоару, работать на швейной фабрике. Я должна была шить дешевую коммунистическую одежду для нового человека. Люди, с которыми я провела детство, не были плохими: пожалуй, один был вечно недоволен и черств, другой – алкаш и трепло, третий – завистлив и зол, четвертый – хвастун и пустозвон. В общем, показательный срез общества.

Короче говоря, к восемнадцати годам меня уже помотало по стране. Время от времени я всем им посылала одежду с нашей фабрики. То брюки в Бухарест, то рубашку в Брашов, то свитер в Бакэу.

По обеим сторонам эстакады раскинулось кладбище Голгофа. Мне не с чем было его сравнить, ничего подобного я раньше не видела. В наших краях большим считается кладбище шириной в один-два «квартала». Даже деревенское кладбище можно назвать большим, если его границы размыты, когда непонятно, где кончается кладбище и начинается поле. Но Голгофа была во много раз больше. Кладбище в превосходной степени. «Как же я здесь кого-то найду?» – подумала я.

– Тут за углом ворота и контора. Высадить вас там? – спросил таксист, которому не терпелось от меня отделаться.

Могилы были даже у самой ограды, покойники могли наблюдать за происходящим, им было не так уж скучно. Только не слишком оживленная улица под эстакадой Куинс-Мидтаун-экспрессуэй отделяла их от скромных таунхаусов живых. Так они и стояли друг напротив друга почти две сотни лет, враждебно, в лучшем случае равнодушно. Ты говорил, только после сильного дождя или снежной зимы вода вымывает землю с кладбища на дорогу. Но ты все равно еще навещаешь могилу деда в новой части Голгофы.

Между цветочным магазином и мастерской каменотеса я увидела ворота кладбища, широко распахнутые, а за ними – красную постройку. «Пожалуйста, не уезжайте. Не оставляйте меня здесь одну», – умоляла я таксиста. Я несколько раз обошла вокруг постройки, стучала в двери и окна, но никто не показался. Сумку с маминым прахом я прижимала к груди, хотя чемодан оставила в машине. Бог с ним, с чемоданом, но я не могла снова потерять мать.

– Нет никого? – спросил индус, опустив стекло. – Будьте добры, расплатитесь, и я поеду.

– Погодите! – Я задумалась. – А здесь можно ездить на машине по кладбищу? В американских фильмах все так делают.

– Если можете заплатить, то можно все.

– Деньги у меня есть.

– А кого вы ищете вообще?

– Одного мужчину и одну женщину.

– Тогда можете смело оставаться тут на несколько лет.

Мы посмеялись.

Многие памятники стояли, словно сутулые, низко и незаметно, а то и вовсе только плита лежала на земле. Иные же были массивные и широкие, занимали много места, стремились ввысь. Стелы с крестами, обелиски с ангелами – небоскребы мертвых.

Мы проехали через седьмой, восьмой и девятый участки, мимо могил Пальмери, Ла Роза и Маццарелла, Уолшей, Сэвиджей и О’Нилов. Ирландская и итальянская смерти перемешались. Это были старые памятники, в основном XIX века, самые новые – 1920-х. Эмигранты первой волны. Они голодали бок о бок, а теперь вот лежат тоже бок о бок.

Колмен, Макколем, Петрочелли, Руджьери, Коппола, Фицпатрик, Киган, Гроссо, Сиракузе, изредка попадался какой-нибудь Домбровский, Гоменюк или Тойбнер. Но я не встретила ни одной известной мне фамилии. Снова и снова я просила водителя остановиться и бежала к одному из памятников, но каждый раз возвращалась ни с чем. Порой я просто медленно шла впереди, а машина катилась за мной.

– Как зовут людей, которых вы ищете? Может, я вам помогу.

– У них одна фамилия, кончается на «еску», как и у многих моих соотечественников. Среди всех этих итальянцев и ирландцев должно быть заметно.

– Откуда же вы приехали?

– Из Румынии. Слышали о такой стране?

– Не приходилось. Но на свете столько вещей, о которых я даже не слышал. Я по четырнадцать часов в день за баранкой. За лицензию платить надо. Времени на самообразование не много.

Дорога пошла в горку, и мертвые теперь лежали лицом к Манхэттену, как будто хотели поддерживать связь с живыми. Были и такие могилы, которые выбивались из строя, словно искали солнца, чтобы их обитатели погрелись. Луи Бонсиньоре, Эмма Беренс, Жозеф Карузо, Луиза дель Мондо, Бриджит Хэмилтон, Игнасио ди Раймондо. С сорок седьмого участка открывался хороший вид на Мидтаун. Здесь лежали привилегированные покойники.

У меня оставалось все меньше надежды, я давно уже поняла, что здесь вряд ли может лежать кто-то на «-еску». И тот, кого похоронили в семидесятые. Добравшись до вершины холма, я попросила таксиста остановиться под деревом. Издалека небоскребы Манхэттена казались продолжением кладбища. Ограду, соседние районы, мост, Ист-Ривер было не видно.

Водитель вышел, достал из багажника две бутылки воды и одну протянул мне. Я молча взяла. Только теперь, когда он стоял передо мной, я заметила, какого маленького он роста. Он подкладывал на сиденье две подушки, чтобы как следует видеть дорогу.

– У вас в Индии есть семья?

– Большая семья. Но здесь я один.

– Почему вы приехали сюда?

– Все хотят в Нью-Йорк. Вы ведь тоже здесь. Родители хотели, чтобы я стал монахом. Определили меня в монастырь, но это оказалось не мое. Дисциплины мне не хватает. Я оттуда сбежал, а потом оказался здесь.

– А ваши родители? Что они на это сказали?

– Им приходилось платить, чтобы я оставался при храме. А теперь я трачусь на них. Приходится регулярно посылать деньги домой. Я полдеревни кормлю. Они обещали найти мне жену, но свадьба мне не по карману. Сначала надо оплатить лицензию.

Мы помолчали.

– А как в Индии хоронят мертвых?

– Индуисты сжигают покойников. Вы не знали? Так что с прахом я имел дело. Кого вы тут возите в стеклянной банке?

– Женщину.

– От чего она умерла?

Тут показался какой-то человек, первый живой, которого мы встретили на этом кладбище. Местных покойников теперь редко навещают. Они составляют компанию друг другу. Это был садовник. Он ехал на маленьком грузовичке с газонокосилкой в кузове. Когда он поравнялся с нами, таксист остановил его и я подошла спросить.

– Новых могил вы здесь не найдете, – сказал садовник, выслушав меня. – Это старая Голгофа, новая – на другой стороне эстакады. Я здесь начал работать в шестидесятые, и уже тогда здесь сорок лет как никого не хоронили.

Когда я хотела сесть в такси, садовник окликнул меня: