Читать книгу "В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю - Том Холланд"

Но здесь возникал прямой вопрос: что такое истинное знание Бога? И ответ на него был вовсе не так очевиден, как хотелось бы христианам. Еще в первом веке существования христианской церкви Игнатий, великий епископ Антиохийский, ввел слово, заставляющее думать, выражающее отчаянное стремление Игнатия найти связную и общепринятую систему христианских взглядов: Christianismos103. Но прошло два века, и хотя в мире, безусловно, существовала огромная армия христиан, у них не было единого мнения о том, что такое христианство. Концепция оказалась химерой. Когда Константин, только что пообщавшийся с Всевышним, обратился за помощью в якобы Католическую (всеобщую) церковь, то, к немалому удивлению, обнаружил, что имеет дело не с единой монолитной организацией, а с громоздкой коалицией часто смертельно враждовавших между собой групп. Конечно, немалая доля напряжения между различными церквями империи Константина возникала со стремлением епископов упрочить свое земное положение, но, разумеется, не все. Великий калейдоскоп христианской веры, образованный, как всегда, приводящей в замешательство массой верований и практик, находился в привычном для себя состоянии постоянного движения. И даже чудесное обращение императора не отвлекло христианских интеллектуалов от любимого занятия – размышлений о природе Бога.

В начале 320-х гг., когда Константин был занят сокрушением последних остатков сопротивления своему правлению и строил планы строительства новой столицы, церковь всеми силами старалась постичь тайну из тайн: личность Христа. В 318 г. суровый и безукоризненно образованный священник, александрийский пресвитер Арий, разбередил старую рану, заявив – вроде бы вполне логично, – что Бог должен был предшествовать Сыну. Тертуллиан, конечно, утверждал то же самое; однако десятилетия гонений изменили самым решающим образом условия спора. Оппоненты Ария с тревогой понимали: любой намек на то, что Сын может быть второстепенным богом, занимающим более низкое положение, чем Отец, может иметь воистину чудовищные последствия – затуманивание границы, отделявшей христиан от язычников. Если Бог действительно может быть не единственным, почему бы тогда не довести дело до конца и не вернуться к поклонению Афине или Артемиде? Поэтому учения Ария вызвали бурю возмущения, что, в свою очередь, мотивировало александрийского пресвитера и его сторонников держаться до конца. Образовался тупик: создавалось впечатление, что христиане в принципе неспособны прийти к общему мнению даже по самым фундаментальным вопросам своей веры. Получалось, что существовало не одно, а множество христианств.

Но это было без учета нового мощного фактора. Для Константина споры между главами церкви являлись попросту неприемлемыми. Не приходилось сомневаться, что Бог явился ему и даровал победу, поскольку такова была его воля – чтобы Римская империя находилась на новом, более прочном фундаменте. Тогда кто такие Арий и его сторонники, желал знать Константин, которые стремятся подорвать его миссию мелочными спорами по несущественным поводам104. После неудачной первой попытки восстановить гармонию, столкнув оппонентов лбами, Константин стал действовать с обычной решительностью. В 325 г. он совершил поступок, доселе невиданный – созвал епископов со всей империи и из Ираншехра на Вселенский церковный собор. Местом для его проведения был выбран город Никея, расположенный к югу от Константинополя, – по причине приятного климата. Здесь, появившись в блеске золота и пурпура, словно небесный посланник105, император не оставил у епископов сомнения в своем желании иметь согласованное и легко понятное определение христианства. Епископы, подавленные величием императора, предпочли не спорить. Последователи Ария, коих было на соборе явное меньшинство, обнаружили, что с их протестами никто не намерен считаться. Было решено, что Сын и Отец – суть одно, более того, Христос – это Бог и человек в равных долях: «один Бог Иисус Христос». И наконец, в дополнение ко всему этому, епископы добавили упоминание о Святом Духе. Отныне и впредь все споры должны были прекратиться: Бог – это Святая Троица.

Этим решением епископы объявили еретиками не только Ария и его сторонников, но и множество других христианских сект и фракций. Как древний Византий исчез под величественными дворцами и улицами Константинополя, так и почтенные верования оказались в одночасье преданными забвению. Присутствие на соборе епископов всего христианского мира – не говоря уже о Константине – придало дискуссии беспрецедентный вес. После Никеи церковь впервые стала обладательницей вероучения, которое действительно можно было назвать «католическим». Мечта Игнатия о том, что возможна такая вещь, как христианство, неожиданно стала реальностью.

Правда, демонстрация единства оказалась недолгой. Уже через несколько месяцев после того, как епископы разъехались по домам, началось плавное движение назад. В то время как Арий, если верить радостным докладам его противников, кончил плохо, было много других людей, не пожелавших сделать из этого должных выводов. Зерна еретических учений разлетелись вширь и вдаль, даже за границы империи, где готы, также принявшие христианство, верили Арию и не были согласны с догматами, сформулированными в Никее.

Впрочем, если от варваров ничего другого и нельзя было ожидать, то многие другие группы не имели никаких оправданий. Десятки епископов, отвергнув то, на что согласились в Никее, стали открыто называться арианами. К ним присоединился даже сын Константина.

В 361 г. случилось нечто худшее. Юлиан, племянник Константина, захватил контроль над империей и объявил себя язычником. Смелый и обаятельный человек, замечательный во многих отношениях, он сделал сознательную попытку повернуть вспять революцию своего дяди. Он возобновил субсидии храмам, желая подорвать монополию христиан на благотворительность. Он даже отрастил бороду. Всему есть предел, и христиане не сомневались, что столь чудовищными проступками Юлиан заслужил наказание. Всевышний, придя в ярость, непременно нанесет удар отступнику. Понятно, что, когда через два года после восхождения на престол Юлиан был убит в одной из военных кампаний в Месопотамии, все христиане восприняли его смерть с чувством глубокого удовлетворения. Одновременно они получили и чувствительный удар: лидеры ортодоксальной церкви, нервно разглядывая еретиков на одном фланге и варваров – на другом, теперь жили в постоянном страхе, что над наследием Никеи, а также их властью, нависла смертельная угроза. Этот страх в течение почти столетия, отделявшего смерть Юлиана от появления в Эфесе семи спящих, заставлял их со всей страстью сражаться с многочисленными врагами. Слишком много было поставлено на карту, чтобы жить иначе. Не только для блага Римской империи, даже не ради всего человечества, а для самих небес им нужна была решающая победа, которая заставила бы обратиться в бегство и демонов, и их земных агентов.

Именно такой победы они и добились. Семь спящих, которые потрясенно оглядывались по сторонам, не в силах поверить, что некогда языческий город изменился до полной неузнаваемости, обнаружили признаки этой победы везде. Но самой изумительной и непостижимой оказалась конструкция, остававшаяся невидимой. Она была новой, революционной во всех проявлениях, и даже слово, принятое для ее обозначения – religio, – утратило свое первоначальное значение. Во времена Деция существовали разные способы, использовавшиеся смертными, чтобы связать себя с Богом. Каждое жертвоприношение, если полностью соответствовало традициям, считалось religio. Только христиане придали этому термину иной смысл106. С Господом нас связывает благочестие, говорили они. Из этого положения вытекали другие. В глубине души христиане знали то, что оставалось неведомым язычникам: не важно, как ты поклоняешься, важно – кому107. Запятнать алтарь кровью – это не religio, а суеверие, простое и ясное. Демонам нельзя возносить почести и приносить жертвы. Есть только один Бог, поэтому может быть только одна религия.