Читать книгу "Пропавший батальон. Обыкновенная мистика - Евгений Филатов"

Любомира, теперь уже окончательно превратившаяся в Хнот, обернулась к замку, злобно плюнула на землю, прошептала проклятие и побежала в сторону своего хутора.

Ингмар, окруженный детьми рыночных торговок, совершенно не понимал, как он оказался за пределами замка, да еще и лежащим на земле. Он резко сел, громко выругался по-датски, чем напугал детишек, которые разбежались, словно стайка потревоженных воробьев. Голова ужасно трещала, как после трехдневной пирушки. Шатаясь, датчанин побрел в сторону ворот замка, проклиная всё на свете.

В тот момент, когда ратники вытаскивали бесчувственного Харлунда из темницы колдуньи, а Хнот покидала замок, Казимира, до последнего тихо лежавшая на своем ложе, вдруг с хрипом вздрогнула всем телом и резко села, отбросив расшитое покрывало, которым ее заботливо укрыла Матушка. Теслав и собравшиеся у ложа княжны домашние от неожиданности отпрянули, и не зря. Казимиру в прямом смысле слова вывернуло наизнанку – всё, что она выпила и съела, оказалось на ее ложе. Она в испуге обвела изумленных домашних глазами и схватилась за голову. В еще больший ужас ее привело то, что, отняв руки от головы, она увидела в ладонях клочья своих черных волос, прилипших к испачканным рвотой пальцам.

Теслав смотрел на дочь со смесью ужаса и отвращения. Прошло всего несколько мгновений, и перед ним сидела тень его красавицы-дочери, которая с криком снимала со своей головы локон за локоном. Кое-где уже показалась бледная кожа черепа. Казимира лысела прямо на глазах. Зловонье заполнило покои княжны, многие слуги и домашние, закрыв рукавами нос, выбежали прочь. Его дочь кричала каким-то диким и печальным криком, как стенала бы русалка, попавшая в силок охотников, в испуге перед сворой борзых, готовых разорвать ее на мелкие клочки. Казимиру рвало на ложе кровью и какими-то шевелящимися кусками, похожими на болотных лягушек. Отец в отчаянии закрыл лицо руками.

«Проклятая ведьма, это ее рук дело!» – пронеслось в голове у князя.

– Моего лекаря сюда немедля! – истошно крикнул Теслав, отворачиваясь от жуткого зрелища. – И ведьму тащите сюда тоже, она за всё заплатит!

Как будто в ответ на этот крик полог покоев княжны распахнулся, и ввалился шатающийся, как пьяный, Харлунд. Узрев то, что происходит с Казимирой, датчанин застыл в изумлении, хлопая глазами, а затем опрометью выскочил прочь. Князь даже не пытался его удержать, понимая, что династическому браку настал конец. Что теперь будет с его Казимирой? Что теперь станется с его народом? Что теперь будет?

Не понимая, о чем толкуют растерянные стражники, зажимавшие носы от жуткого запаха, распространившегося уже на всю женскую половину замка, князь не сразу осознал, что колдунья исчезла, выплыла, горя зеленым пламенем, вылетела, испарилась. И что помог ей в этом угрюмый чужеземец, ближайший товарищ Харлунда – Ингмар. Гнев охватил князя, приказал он хоть из-под земли достать проклятую сухоручку, а Ингмара допросить.

Но ничего не дали расспросы Ингмара – он совершенно не помнил произошедшего за последние часы и сам изумлялся тому, как оказался за околицей лежащим в траве в окружении руянских детей. Датчане же собрались и держались вместе, не снимая рук с кинжалов. Косматый норвежец опирался на найденную возле конюшни огромную бедренную кость какого-то животного, которую он собирался использовать вместо своего штурмового топора, если придется сражаться. Харлунд мрачно просил князя дать им разрешение забрать Ингмара и срочно отплыть обратно. Даже сладкоречивый посланник архиепископа Абсалона молчал и только истово крестился, озираясь по сторонам.

Теслав не стал более удерживать датчан и передал свою волю через воеводу, который с непроницаемым видом извинился за сорванную охоту и несостоявшийся Праздник.

– Также князь извиняется за то, что сам не может проводить своих дорогих гостей, и просит понять, что ему сейчас нужно быть со своей хворой дочерью, – молвил воевода, понурив голову.

– Скажи, воевода, что говорит лекарь? Есть ли надежда на выздоровление? – поинтересовался Харлунд, скорее из желания получить ответ, чем из вежливости, которая никогда не была близка викингу.

– О доблестный Харлунд, лекарь бессилен там, где промысел богов. Мы молимся о здоровье княжны и приносим жертвы нашим заступникам, в Арконе завтра будет большой обряд жертвоприношения.

Монах опять перекрестился и незаметно зло сплюнул, бормоча под нос что-то о проклятых язычниках.

– Поймана ли ведьма? – коротко спросил Ингмар, ранее не проронивший ни слова.

– Нет, доблестный Ингмар, не поймана. Ее и след простыл, но мы ее обязательно найдем, остров же не бесконечен, – если, конечно, она не умеет летать подобно птице! – усмехнулся воевода.

Коротко попрощавшись, путники двинулись к гавани, где были их ладьи. Воевода послал было с датчанами провожатых, но те наотрез отказались и стремглав поскакали к гавани, стремясь как можно скорее покинуть этот странный остров.

31

– Проходи же, смелее! – прошамкала скрипучим голосом старая ведунья, маня рукой Хнот внутрь своей землянки.

Вокруг висели коренья, пучки трав, высушенные змеи и крысиные хвосты. Хнот криво усмехнулась – теперь она была дома по-настоящему. Всё убранство землянки, сырая темнота и застоявшийся воздух, наполненный испарениями снадобий и запахом старых свитков, ощущались Хнот как нечто родное, это было то место, где она могла наконец отдохнуть. Она вдруг почувствовала, что очень устала, ведь она не спала уже три дня. Да, она отомстила всем, кто ее обидел и встал на ее пути, теперь можно и подремать.

– Ты мне принесла то, что должна?

Старуха зашлась в смехе, более напоминающем кашель, когда Хнот протянула ей подобие скамеечки для ног, сделанное из гладких белых берцовых костей Болеслава, скрученных бечевкой.

– Будет где старушке свои колени полечить, молодое силу передаст старому… – удовлетворенно прохрипела ведунья, – а ты, Хнот, садись сюда, поближе ко мне. Что, совсем засыпаешь?

Старуха опять расхохоталась, но Хнот уже не слышала ее. Голос в ее голове всё повторял: «Спи, спи, спи…»

– Ну вот и послужила нам сухоручка, теперь можно отпустить ее, – задумчиво произнесла ведунья после того, как девушка впала в забытье.

Она пробормотала заклинание, растерла в узловатых пальцах кусок бурой коры и посыпала крошками лоб и глаза девушки.

– Хнот сделала свою работу, оставь же ее тело! – тихо, но повелительно сказала старуха.

Крошки на лице девушки зашевелились, приподнялись в воздух и со слабым шипением растворились в темноте землянки. В это мгновение черты лица Хнот разгладились, сухая рука опять сжалась и подтянулась к груди, плечи обм якли, и голова безвольно откинулась назад.

– Да, вот еще тебе дар от меня. Я не заберу твою память, ты будешь помнить всё, что ты делала, пока была Хнот. Посмотрим, как тебе это понравится! – старуха опять залилась лающим кашлем.

Любомира очнулась, медленно открыла глаза. Она лежала на лугу в зеленой сочной траве, отовсюду доносилось стрекотание кузнечиков и жужжание пчел. Любомира смотрела на небо, по которому плыли ослепительно белые, подсвеченные полуденным солнцем облака. Она так давно не смотрела на небо, что ей было даже удивительно, как хороши могут быть эти облачка, похожие на белых барашков. Вот это напоминает голову коня, а вот это – лицо. А вот и нос, глаза, рот в улыбке, исчезающая в синем небе борода. Это лицо показалось ей знакомым. Да это же вылитый батюшка! Где он сейчас? Какое-то смутное тревожное чувство леденящим дуновением коснулось ее. Любомира попыталась сесть, оперлась на здоровую руку, но почувствовала, что в ладони зажат какой-то предмет. Это был жертвенный нож ее отца, весь испачканный в запекшейся крови. Она в ужасе отбросила нож, и в этот момент воспоминания молнией пронзили Любомиру, обрушились на нее, как непосильный груз, сбивающий с ног и раздавливающий душу. Любомира схватилась за голову и закричала – нет, скорее, завыла диким печальным звериным воем. Что теперь делать? Неужели это всё сделала она? Бедный Болеслав! Что же она натворила? Слезы застлали взор девушки, но одну вещь она видела четко, даже слишком четко. Жертвенный нож, тот нож, которым она лишила жизни своего возлюбленного, – на нем до сих пор была его запекшаяся кровь. Рука сама потянулась за ножом, и Любомира со всей силы ударила себя в грудь. Она не почувствовала боли, потому что всю возможную боль она уже испытала, и это было лишь избавлением от нее. Жизнь быстро покидала тело Любомиры, впитываясь с кровью в жирную землю острова, ее породившего. Она не могла и представить, как круто изменила ее злосчастная любовь судьбы всего народа руян, да и весь ход истории. Это было ей неведомо. И пока угасающий взор не остановился окончательно, ее глаза следили за одним маленьким облачком, которое неспешно плыло по ярко-синему северному небу, постоянно меняя форму, приобретая знакомые и любимые ею черты лица молодого сельского парня с русыми волосами, широкими скулами и доброй, немного печальной улыбкой. Любомира сделала последний вздох, ей показалось, что лицо ее любого легонько подмигнуло, и она застыла навсегда в ответной улыбке белому облаку, которое продолжало плыть по небосводу, уже более не напоминая Болеслава, а вскоре стало неотличимо от сотен подобных облачков и тучек, которые нес в вышине гордый северный ветер.