Читать книгу "Лавка забытых иллюзий - Сергей Литвинов"

До Новороссийска меньше трехсот километров, прекраснодушно подумал я, не может быть, чтобы я с имеющимися наличными эту хорошо знакомую мне дорогу не преодолел.

Однако началось все не слишком радужно. «Комета» в Новороссийск из сочинского порта уже ушла, следующая по расписанию отправлялась только завтра. Билетов на нее не было, да если и были, мне ничего не светило: стоили они по восемь рублей.

Несолоно хлебавши я отправился на железнодорожный вокзал. Там мне повезло больше. Поездов отходило много, и я, не связываясь с кассами, куда змеились потные остервенелые очереди, сунулся к проводникам: «До Туапсе довезете?» Туапсе — потому, что дальше железнодорожная ветка отходила от моря и через Горячий Ключ шла в Краснодар. Мне отказала и первая, и вторая проводница. Взял — третий, мужик.

Я залез в плацкартный вагон и занял свободную верхнюю полку. Поезд не спеша отправился. Вскоре за окнами потянулось плещущее радостью, брызгами и солнцем море. Тысячи отдыхающих нежились на узкой приморской полоске. Солнце медленно готовилось нырнуть в воду. Ко мне подошел проводник. Мотнул головой: «Пойдем, рассчитаемся». Мы вышли в тамбур, и он сказал: «Гони пятеру». Я поперхнулся: «Пятеру??» — «Такая такса. А ты че хотел?» — «Ну, я думал, рубль». — «Рубль! Я таких и денег-то не знаю!» — «У меня нет столько». — «А что ж ты без денег в поезд лезешь? Давай сколько есть». Я протянул ему свою последнюю трешку.

После этого разговора меня уже перестал радовать приморский пейзаж — поезд продолжал ползти по узкому краешку земли. Вода была вся наполнена золотом от садящегося солнца. Равнодушно я смотрел в окно со своей верхней полки. Теперь у меня не оставалось денег вовсе, разве что пара пятаков, а прибыв в Туапсе, я приближусь к своей цели лишь на сто километров. Как я буду преодолевать оставшиеся двести?

Пока я ехал, разные идеи приходили мне в голову — но все они были достойны авантюрного романа или являлись плодом мальчишеского ума, но никак не взрослого человека. Например, я решил идти в Новороссийск пешком: подумаешь, меньше двухсот километров! Каких-то четыре дня пути. Идти буду днем, вечером останавливаться на ночлег. Фляга с водой у меня есть, спальный мешок тоже. Ни паники, ни страха, ни безнадежности я не испытывал. Отчего-то появилась уверенность: все будет хорошо.

Но когда я вышел на вокзале в Туапсе, а потом на попутном автобусе доехал до конечной остановки «Новороссийское шоссе», стало страшновато. Дорога шла по горам. Сгустилась ночь, черная-пречерная. Огромными громадами, еще чернее неба, нависали со всех сторон горы. Ни огонька и ни одной машины. Где-то, ужасно далеко, посреди гор и леса, теплится костер. Страшно вскрикивает какая-то птица (а может, зверь или нечисть). Короче, я впервые подумал, что моя идея идти в Новороссийск пешком не так хороша, как мне сначала показалось, и принялся голосовать.

Машин в ту пору на трассе Туапсе — Новороссийск было, наверное, раз в пятьдесят, а то и в сто меньше, чем сейчас. Но зато они все останавливались возле голосующего. Во всяком случае, первый же экипаж возле парня с рюкзаком затормозил. Автомобилем оказался фургон ереванской сборки «ЕрАЗ-762 А». (Сейчас такие уже давно не выпускают, а завод признан банкротом.) В фургоне сидели два радушных южных человека. Я едва начал им: «Подвезите, пожалуйста — только у меня денег нет…» — как они прервали: «Садись, дорогой! Какие деньги, о чем говоришь! Только мы скоро сворачиваем, шестнадцать километров нам по пути».

Они меня высадили в каком-то спящем селении. Здесь горел единственный фонарь, и было уже не так страшно, как в самом начале пути. Я почему-то снова уверился, что мое авантюрное путешествие окажется благополучным. И впрямь: следующая же машина остановилась. То был «Москвич»-фургон, «каблук», как его называли. («ИЖ-2715», производство прекращено в 1982 году.) Обычно в таком перевозили грузы, имелось лишь два сидячих места. В этом тоже, и оба оказались заняты, за рулем сидел парень лет двадцати пяти, а рядом такого же возраста девчонка. «Полезай назад», — сказал шофер. Сзади, в кузове, было две лавки. С людьми в кабине приходилось общаться через имеющееся отверстие. Машина тронулась, и я начал вкручивать ребятам мою жалостную и абсолютно правдивую историю: возвращаюсь из похода, деньги забыл, надо в Новороссийск, хотите, буду веселить вас, анекдоты рассказывать.

— Да ладно, не надо денег, — отмахнулся парень. — Правда, мы и не в Новороссийск едем, катаемся просто. Сколько км будет по пути, на столько и подвезем.

Мы проехали пару километров, я начал отрабатывать обещанный номер и рассказывать анекдоты, и тогда девчонка вдруг сказала своему кавалеру:

— А что, может, подбросим паренька до места?

И они на государственном авто (как я понял потом из их разговора) и на казенном бензине везли меня без малого двести километров, до окраины Новороссийска. И только уже там, на Шесхарисе, тормознули и сказали: «Ну, по городу крутить не будем, дальше ты сам». Я рассыпался в благодарностях и выпрыгнул из машины. Они лихо развернулись и унеслись в сторону Туапсе.

И я успел на последний автобус («ЛиАЗ-677»), уходящий с Шесхариса в центр города.

Я залетел в салон, где оказался единственным пассажиром.

Как и во всяком общественном транспорте, в автобусе имелась касса «на доверии». Полагалось опустить туда пятачок и самому оторвать билет. Пятачок у меня имелся, но когда я благонамеренно подошел к кассе, водитель крикнул: «Не надо, не бросай! Все равно там билетов нет! — Потом подмигнул мне в зеркало заднего вида. — Как и контролеров!»

Так я в 1977 году доехал из Туапсе до Новороссийска СОВЕРШЕННО бесплатно.

Перфокарты

Во времена моего студенчества мы общались с компьютером с помощью перфокарт. Налаживание диалога с ЭВМ (а именно тому посвящена моя первая специальность) было делом непростым и муторным. К примеру, если требовалось решить квадратное уравнение, нужно было последовательно:

Найти способ решения.

Записать его в виде блок-схемы.

Перевести на язык, понятный машине (в мое время использовался Фортран): записать в виде команд.

Потом следовало сдать листок в вычислительный центр, где девочки на специальных машинах согласно каждой твоей команде отпечатывали соответствующую перфокарту.

И только потом эти перфокарты скармливались машине — управляемая ими, она начинала действовать.

Перфокарты использовались не только по своему прямому назначению. Они использовались в качестве закладок, каталожных карточек, листков с записями всевозможных цитат, ссылок и прочего материала.

Писать программы для ЭВМ было нашей основной специализацией в институте. Мне оно не очень давалось. Я ломал голову порой часами, а то и днями, чтобы перевести задачу, изложенную по-русски, в лаконичную блок-схему, в операторы Фортрана.

Однажды к нам в гости пожаловала Таня В-м вместе со своим женихом. Таня была той самой девушкой, знакомой по Новороссийску, что получила некогда привилегию работать почтальоном (а я нет). Потом она уехала в Москву, поступила в Физтех. Училась на два курса старше, и вот нашла в том кладезе физико-математических талантов такого же, как она, головастого парня, и теперь собиралась сочетаться браком. Пока мама хлопотала в кухне насчет чая, я занимал гостей и провел их в свою девятиметровую келью. И тут мне пришла идея: чем морочить голову гостям пустым и светским разговором, попросить их решить мою курсовую. Как раз я должен был составить на Фортране программу, которая мне никак не давалась. Я ломал голову не первый день, но решение постоянно ускользало.