Читать книгу "Шаг влево, шаг вправо - Александр Громов"

Говорил же я белохалатникам, что вестибулярный аппарат у меня не в дугу. Предупреждал же! Сволочи!

Последующие тесты на утомляемость физическую и умственную (сначала попеременно, а потом и вместе) я перенес легче – сказался опыт работы в группе «Шторм». Тренажерный зал – медосмотр – и снова центрифуга, но уже при перегрузке до восьми «же». На этот раз я был с ног до головы облеплен датчиками. Получасовой отдых – и в кабинку «перпетуум-мобиле». Между прочим, могли бы предупредить заранее, тогда бы я как минимум воздержался от обеда!

Кормили меня особо. Каша-размазня, имевшая вкус целлюлозы, пустой супчик вовсе без вкуса, жиденький несладкий чай и «шоколадная» конфета из прессованной пыли. Впрочем, аппетит все равно куда-то пропал и больше ко мне не наведывался.

Выходить из медицинского корпуса мне не разрешали, да, по правде сказать, после целого дня измывательств не очень-то и хотелось. Спать давали. В шесть утра подъем, в десять вечера отбой, и без никаких. Словом, изолятор в штрафном концлагере, где над заключенными проводятся преступные опыты. Никто не вел со мной разговоров, выходящих за рамки служебных обязанностей медиков, вернее сказать, техников при аппаратуре. Бесконечные кривые, снятые с меня самописцами, куда-то уносили, ни разу мне не показав. Может быть, опасались, что я в них разберусь хотя бы приблизительно? Так это они зря. Но все равно было обидно.

Через неделю в Звездный явился Максютов. В этот день эскулапы неожиданно оставили меня в покое. Никем не тревожимый, я сидел на своей койке в тесной одноместной палате (назвать эту кубатуру комнатой не поворачивался язык) с когда-то крашенными в «приятный» цвет, а теперь донельзя облупленными стенами, грел пальцы о едва теплую батарею отопления, смотрел в окно на двор, усаженный заснеженными канадскими елями, и предавался унынию. Размышлять мне было особенно не о чем, намерения руководителя подготовки космонавтов касательно меня просчитывались без особого труда.

Максютов явился ко мне без свиты, зато при полном генеральском параде под наброшенным на плечи белым халатом. Отменив жестом мое поползновение встать, сам присел бочком к колченогому столу и сейчас же полез в карман кителя.

– Это твое, Алексей. Носи. О формальностях не беспокойся. Носорог свое слово держит.

– Спасибо, Анатолий Порфирьевич, – бесцветным голосом отозвался я, принимая в ладонь майорские звездочки. – Служу России. Кхм. Рад бы пригласить на обмытие, но…

– Ерунда. – Максютов махнул рукой. – Вернешься оттуда – обмоем. И мне будет лестно выпить с национальным героем, – пошутил он. – А пока просто поздравляю, майор.

– И я вас поздравляю, товарищ генерал-лейтенант.

– Разглядел звездочки? – довольно хмыкнул Максютов. – Что, под халатом разглядел? Молоток. Видишь ли, половина Нацбеза сейчас сидит на теме «Монстр», так что, сам понимаешь, несолидно было бы. – Он усмехнулся. – Генерал-майоришка… пфуй!

Он вздохнул, и я его понял. Максютов достиг своего потолка, теперь любое движение для него – только вниз. Найдется очень много желающих поспособствовать ему в этом. Ему не дадут стать Первым Шефом… ох не дадут.

Прищурившись на меня одним глазом, он сменил тему:

– А ты, Алеша, я гляжу, похудел… Пожалуй, почернел даже. Кто это тебе физиономию так отделал?

– Центрифуга.

– Ну-ну. Терпи, казак. А как местное начальство? Не забижает?

– Подозреваю, что как раз сейчас оно подписывает документ о моей профнепригодности, – признался я.

– Почему?

– Таких не берут в космонавты.

Максютов грохнул по столу кулаком. Под скулами заходили желваки.

– Прекратить словоблудие! Причина?

– Здоровье. И рылом не вышел.

– Жопы! – охарактеризовал местных чинов Максютов. – И ты жопа. Да-да, майор, я тебе, не оглядывайся. Почему сразу мне не доложил?

Я не стал объяснять ему, что на это у меня просто не было свободной минуты да к тому же за все время нахождения здесь я не видел ни одного телефонного аппарата, а мобильник у меня отобрали, сказав, что здесь не положено.

– Хотел дождаться документа, Анатолий Порфирьевич.

– Подотрутся они у меня этим документом, – мрачно пообещал Максютов. – Вернее, ты им подотрешься, а они сожрут. Суки! Если они тут забыли, на чьи деньги собираются жить, так я им сейчас напомню. До смерти не забудут и внукам расскажут. Они у меня узнают, что такое перегибы на местах! – Он медленно свирепел, багровея, и действительно напоминал носорога перед атакой, всего лишь демонстративной, но пугающей. – А ты чего запаниковал, а? Будь ты хоть без рук, без ног, в параличе да вдобавок болен чахоткой в последней стадии, но к Монстру ты у меня полетишь, понял? Билет оплачен. А если раздумал, так поздно.

– Я не раздумал, Анатолий Порфирьевич, – сказал я.

– Ну и молодец. Ладно, заболтался я с тобой. Сиди тут, а я пошел в народ. На уши ставить. Я им, засранцам, покажу, каким местом рак свистит!

– А каким? – заинтересовался я.

Он доступно объяснил каким и удалился. Результатом его хождения стало то, что в тот же день руководитель подготовки лично сообщил мне о моем зачислении в отряд космонавтов и распорядился отдать в мое распоряжение один из семейных коттеджей, расположенных возле аллеи с елочками.

Тоже облупившийся, но теплый.

* * *

Стратегический бомбер, переделанный в летающую лабораторию-тренажер, ревя двигателями, карабкался в стратосферу. Делал горку – мигание лампочки – приготовиться! – и тридцать секунд молчания турбин, тридцать восхитительных секунд парения в тишине и невесомости, отработки навыков движения от простейшего перемещения вправо-влево и вверх-вниз до гораздо более сложных манипуляций с фальшивыми панелями управления космическим комплексом – еще «Миром», между прочим, но не в этом дело. Принцип един, законы мироздания никто еще не менял. Кроме Монстра, но вроде бы он в мои тренировки не вмешивался.

Пока что я проходил обязательный общий курс, специальные же занятия для меня должны были начаться не раньше, чем будут готовы макеты-тренажеры, имитирующие «Зевс», а я освою азы.

Я их и осваивал. Глупые шутки кончились: на центрифуге меня теперь крутили нечасто и то всего лишь при четырех-пятикратной перегрузке, «перпетуум-мобиле» я больше не видел, мой хромой вестибулярный аппарат подлечили щадящими тренировками и медикаментозно. Через месяц я уверился в том, что и без скополамина не заблюю «Зевс» на первом же часу невесомости, а дальше – как повезет. Если медицина не врет, должен привыкнуть.

Были и групповые занятия: обязательный спорт, тренажеры для «Альфы», матчасть. По сути, «Зевс» должен был нести не так уж много принципиально новой техники – соображения надежности и отпущенного времени заставляли конструкторов использовать максимум старых, проверенных, хорошо зарекомендовавших себя систем, по возможности резервированных. Тут я ничего не имел против. Неотработанное – это для собаки Лайки.