Читать книгу "Фуэте на пороховой бочке - Татьяна Луганцева"

– Ух ты! – не удержалась Настя.

– Да… Это как бы почетная доска мужа, он их хранил, а теперь я храню. Мало кто знает, что в жизни Наума интересовали только работа и… и вот эти награды, – сказала Зоя Федоровна, с некоторой долей презрения оглядывая статуэтки и сертификаты.

Настя сразу почувствовала, что женщина говорит о своем, о наболевшем.

– Это нормально, когда человек любит свою работу и получает за нее материальное вознаграждение. Уж если еще и почет… – осторожно высказала она свое мнение.

– Нет, ты не понимаешь. Его вообще больше ничто не интересовало, и люди в том числе. Для него пациенты были всего лишь рабочим материалом, на котором он мог оттачивать свое мастерство. Он не интересовался ни их судьбами, ни тем, как они жили дальше, не подпускал к себе никого близко. А вот результат операции его очень интересовал. Мой муж мог часами говорить только о своих наградах и успехах, но не с той позиции, что люди остались живы, а только лишь о том, что он – молодец, да как его отметили и похвалили. Мне иногда казалось, что Наум и работал только ради триумфа, ради ощущения собственной значимости. Все ради себя…

– Но жизни-то спасал, – отметила Настя, не ожидавшая, что вдова поведает ей о своем покойном муже с такой вот позиции.

– Ждал потом обязательно наград и дифирамбов со всех сторон, – ответила Зоя Федоровна и махнула рукой. – Что, впечатлили награды? А теперь идем назад, на кухню, я от расстройства налью по второй…

Настя вернулась за стол в несколько растерянном состоянии, как-то не ожидала она услышать такое из уст вдовы. А та продолжала:

– Не думай, не вру. Не знаю, как подвести к тому, что мы сделали с Петром, то есть к тому, ради чего ты и пришла. В общем, Наум был образчиком эгоизма и цинизма. Его не интересовал никто, кроме самого себя. Он и со мной жил по тому же принципу: я была каким-то бесплатным приложением к его регалиям. Должна была четко записывать все звонки, отслеживать, на какие встречи его приглашают, выбирать из них нужные… В общем, секретарь, или, как сейчас бы сказали, пиар-менеджер, занимающийся раскруткой мужа-гения. А ты уже поняла, что с чутьем и психоанализом у меня все в порядке? Так вот, я всегда содействовала именно продвижению Наума Борисовича к славе, и он это тоже чувствовал и понимал. У меня получилось! Уж чего-чего, а славы, в том числе и международной, ему хватило. Я была нужна мужу только для этого… Мы прожили вместе почти сорок лет. Он женился поздно, когда ему понадобился рядом такой человек, как я. Наум был абсолютно бесчувственным и неэмоциональным. Докажу простым примером. На начале нашей семейной жизни, лет через пять после свадьбы, я забеспокоилась, что не беременею, и обратилась к нему. Все-таки муж – известный врач, у него много связей среди других специалистов, в том числе и среди гинекологов. Складывалось впечатление, что Науму Борисовичу было абсолютно все равно, он даже не замечал, что у нас нет детей, и если бы я сама не подняла вопрос, он никогда бы не обратил на это внимания. Вот как профессор чутко относился к окружающим его людям! Мне даже казалось, что он и рад, что у нас такая маленькая семья – всего двое. Даже я иногда раздражала его, а уж о том, чтобы приглашать в дом каких-то других людей – родственников или немногочисленных друзей, – не могло быть и речи. Наум Борисович с удовольствием выходил на люди только под свет софитов, где ему вручали очередной орден или благодарственное письмо от важной «шишки», а все вокруг ему рукоплескали. Вот это и были те самые минуты, когда Наум Борисович бывал по-настоящему счастлив, ради них он и оперировал, а не ради людей – людишек, как он иногда презрительно выражался, когда его никто не слышал. Человеческий мозг для него был всего лишь прибором, механизмом, который он знал лучше других, чем и кичился. Заинтересовать его могли только необычные, сложные случаи, а в идеале он хотел создать высший разум и получить Нобелевскую премию.

– Наполеоновские планы, – вставила пару слов Анастасия.

– Ты не представляешь, какие! Наум считал себя приближенным к сверхразуму, раз он так спокойно мог ковыряться в мозгах других людей.

– А что насчет ваших совместных детей? – спросила Настя, поняв, что упустила что-то, что является важным для ее собеседницы.

– Дети? Муж не помог мне. Правда, и не препятствовал в моем стремлении их заиметь. Я обследовалась, лечилась, Наум был недоволен только в том случае, если я ложилась в больницу и подолгу не могла выполнять свои функции секретаря, возводящего его особу в ранг Бога. НО я так и осталась бесплодной. Очень долго переживала, а затем смирилась. Я – не единственная женщина в нашем мире, которая не стала матерью. Обидно, конечно, но что делать… – Зоя Федоровна щелкнула кнопкой электрического чайника. – Смотрю, не ешь ничего, сейчас чай заварю. Я, если чай в конце любой трапезы не попью, так словно и не закончила есть, словно «точка» не поставлена.

– Мне, если можно, кофе, – попросила Настя.

– Конечно, деточка, можно, все можно…

– Да, удивили вы меня, Зоя Федоровна, честно признаюсь. Хотя, что там говорить, не все же гениальные люди были белыми и пушистыми…

– Гений и злодейство где-то рядом, – кивнула Зоя Федоровна.

– Странно, что такой черствый человек вообще взял себе ученика. Как же он мог передавать кому-то свой опыт и умение? – удивилась Настя.

– Вот! Вот мы и подошли к самому главному! – полезла в шкафчик над рабочим кухонным столом Зоя Федоровна. – Конечно, такие люди не склонны делиться своим умением, как будто свои почести отдавать другим. Его лекции в мединститутах – ничто без практики и нюансов, которыми Наум ни с кем не делился. Тут роль сыграл злой случай. Наум Борисович простудился, получил воспаление легких и попал в больницу. Так как по врачам он никогда не ходил, вел здоровый образ жизни и вообще здоровье у него было крепким, то доктора очень обрадовались, что наконец-то заполучили гениального нейрохирурга в свои цепкие руки. Пока он был не в состоянии активно сопротивляться, они занялись его полным обследованием. И вдруг обнаружили опухоль у него в мозгу. Такой вот поворот судьбы… То, от чего он всю жизнь излечивал других людей, настигло его самого.

Зоя Федоровна прервала на минутку свое повествование и налила в чашки себе чай с двумя ложками сахара, а Насте крепкий кофе без сахара.

Настя еще раз отметила ее проницательность. Понятно, что, занимаясь всю жизнь балетом, она по возможности от сахара отказывалась в пользу хоть одной конфетки в день, и чай, и кофе пила без сахара. Но Зоя Федоровна поняла все это, даже не спросив.

– А положите-ка мне одну ложечку, – попросила Настя. И, наткнувшись на вопросительный взгляд хозяйки, пояснила: – Начинаю привыкать к человеческой жизни, уйдя из балета.

Зоя Федоровна улыбнулась и выполнила ее просьбу. А затем продолжила рассказ.

– Слава богу, Наума пронесло тогда. Оказалось, что случайно перепутали снимки. Потом все выяснилось, и перед мужем извинились. Никакой опухоли мозга у него не было, но неприятного инцидента вполне хватило, чтобы Наум Борисович задумался о себе, о любимом. Я уже говорила, что муж был эгоист в квадрате. Пока он ковырялся в чужих мозгах, то не задумывался о тех, кому эти мозги принадлежат. А тут дело коснулось его самого, его величества. Наум Борисович впал в шоковое состояние, все время говорил мне: «Мы, оказывается, все под Богом ходим. Сейчас пронесло, но… А вдруг у меня действительно будет опухоль мозга? Что я тогда буду делать?» «Ты думаешь исключительно о себе», – сказала я ему тогда. «А что, мне о тебе, что ли, думать?! – ответил он очень раздраженно и неприязненно. – Если с тобой что случится, тебя-то я прооперирую. А вот что будет со мной? Кто поможет мне? Я из всего своего окружения не доверился бы никому! Вот ведь где ужас: гений останется без помощи! Я погибну на глазах у всего мира!» И вот с того момента Наум Борисович как с ума сошел. Так часто бывает после стресса: когда чего-то сильно испугаешься, потом долго не можешь прийти в себя. Ему стало казаться, что у него обязательно что-то должно случиться с головой, и страшно мучило, что никто не сможет ему помочь. Он просто запрограммировал себя! В конце концов он нашел выход: задумал взять ученика, которому смог бы доверить свою персону. Да, да, Наум не думал о том, чтобы передать опыт для того, чтобы и дальше, после его смерти, кто-то смог бы спасать людей, а взял ученика только для того, чтобы, если что, тот спас его. И уж будь уверена, к выбору своего ученика он подходил с особой ответственностью, ведь от этого зависела его собственная жизнь. Наум Борисович из всей массы «вычленил» талантливого молодого врача и сделал из него то, что сам хотел. Ведь мало того, что муж был гениальным хирургом, он мог бы быть и прекрасным педагогом. Но просто не хотел. В нем не было одного – души! Вроде, казалось бы, что можно было бы быть прекрасным специалистом и без нее, но время показало: нельзя! Неправильно это! Бог дал человеку душу, а вместе с ней способность любить, сострадать, сопереживать… Но ничего этого у моего мужа не было. А Петя… Петя попал, как сказала бы молодежь. Больше скажу: Наум Борисович был очень разочарован от осознания того, что он, оказывается, не незаменим. Петр повторил все то, что знал и умел он, оказался настолько талантливым, что сам Наум Борисович не ожидал такого поворота. Я серьезно сейчас говорю: Петру запросто могли принадлежать все награды, что ты видела. Но у Петра имелось и то, чего не было у моего мужа, – душа и полное отсутствие тщеславия. Он был доктор, который болел душой за каждого своего пациента. Петя очень добрый и…