Читать книгу "Осколки ледяной души - Галина Владимировна Романова"

Договорить она не успела. Ей Кирилл не дал. В кармане его штанов истошно завопил мобильник. Он выхватил его, глянул на экран и тут же помертвел. Звонила Нюся. Вечер, на который был назначен обещанный ею сюрприз, плавно перемахнул в глубокую ночь, а он и не вспомнил. И теперь махал на всех руками. Кусал губы и морщил лоб, пытаясь придумать что-нибудь убедительное для своей бедной оставленной с носом и сюрпризом невесты.

— Да, Нюсенька, — пробормотал он сдавленно и тут же беззвучно зашикал на Шитину и Степана. — Да, милая, это я.

Первая тут же заиграла бровями и заухмылялась развязно. Степан же просто отвернулся, снова потянувшись к коньяку.

Проблемы предсвадебных недоразумений друга его сейчас почти не интересовали. Через две двери отсюда в его спальне на его кровати лежала женщина, которая вдруг сделалась самой главной и пока единственной его проблемой.

К ней в квартиру пытались проникнуть, пока она там жила. Все-таки проникли, когда она успела спастись бегством и укрыться в его доме. И ее все же достали там, где достать, казалось бы, ни за что не могли.

Кто за всем этим стоял? Какую цель преследовали, преследуя ее? Что было нужно этому человеку от нее: диск, информация, жизнь?!

Если диск, почему поехали за ней на дачу? Разве разумно предполагать, что она станет его везде таскать с собой? Да и при чем тут она, если это дело ее бывшего супруга?

Если информация, почему не попытались ее допросить?

Если жизнь, почему ей ее оставили?

А что, если во всех этих трех случаях действовали совершенно разные люди?! Если предположить, что сразу несколько человек идут по ее следам, преследуя каждый свой интерес, то возникает логичный вопрос: в чем он — этот интерес?..

Нет, Шура права. Нельзя вязнуть в подобных рассуждениях. Придумывать схемы, мотивы, версии, не имея конкретных подозреваемых в активе. Нужны люди, которых можно было бы подозревать. А их-то пока как раз и нет. Есть Вероника, но, кроме ревности, у той ни единой причины желать вреда Верещагиной. Есть малый в черных одеждах и белых носках, но о том пока ничего не известно. Вся надежда на Валеру Сохина, а он пока молчит.

А вдруг есть кто-то еще, о ком они даже и не подозревают?! Дела-а…

— Нюсенька, миленькая, — продолжал заплетаться языком Кирилл, пытаясь оправдать свое отсутствие в вечер сюрпризов. — Ты себе не представляешь, что я пережил! У меня на даче чуть не убили человека! У меня на даче гостила девушка Степана, и ее чуть не убили. Конечно, не вру! Клянусь, это правда! Мы даже вызывали «Скорую». Кто мы?! Степа, я и наш бухгалтер… Да, да, не вру! Стал бы я врать тебе?!

Шурочку покоробил его пренебрежительный «бухгалтер», и она обиженно надулась. Так-то вот! Прыгала, прыгала с ними в одной упряжке. Можно сказать, душой болела, не пила не ела, ночь вот не спит, а заслужила всего лишь…

Нет, она из кожи вон вылезет, но оплетет эту уродину паутиной. Непременно оплетет! Не может она оказаться безупречной. Нет таких. Нет и быть не может!

— Милая, а что за сюрприз? Уже не важно?! Ну как же так, Нюсенька?! Ты же собиралась мне что-то преподнести в качестве сюрприза! — Кирилл обливался потом и трезвел прямо на глазах. — Я уж было подумал, что ты беременна! Нет?! Ох, ну и… Нет, ну что ты, милая, я не радуюсь, конечно! Как можно!..

В этом месте самообладание изменило-таки Кириллу, и широко открыв рот в безмолвном крике радости, он затряс над головой крепко сжатым кулаком. Потом обмусолил свою Нюсеньку тысячью поцелуев, пожелал ей спокойной ночи и нажал кнопку отбоя с видом человека, только что избежавшего смертельно опасного диагноза.

— Пронесло, боже мой! Пронесло!!! У нее не будет ребенка!

— Что? Никогда? — Шитина, забыв о субординации, откровенно издевалась. — А как же теперь свадьба? Отмените?

— Э-эх, Саша! Нам ли жить в печали?! А поехали-ка мы с тобой в какой-нибудь барчик и припьем немножко, и за жизнь поговорим! А, Сашок, ты как?

— Нет, — проявила на этот раз небывалую стойкость Шура, хотя возвращаться в пустую квартиру совершенно не хотелось и реветь потом полночи в подушку тоже. — Завтра с утра у нас у всех слишком много дел. Нам нужно распределить обязанности, то есть поделить всех наших пешек-шишек и начать разживаться информацией, думать и сопоставлять. А припить, Кирюша… Как-нибудь, может, и припьем.

— Это когда еще! — заныл Кирюха, начав излишне часто смотреть на часы и коситься на темень за окном.

— А вот как убережем кого-то от опасности, кого-то от нежелательного брака, так и припьем. А сейчас… — Шурочка тоже посмотрела на часы. — Сейчас нам и правда пора. Завтрашний рабочий день никто не отменял, господа начальники. Идемте, Кирилл, вызовем такси и по домам.

Они шумно обувались, одевались, толкаясь и роняя перчатки, сумочку, кошелек. Шумно грузились в лифт и шумно ждали потом во дворе такси. Кирилл наседал на Шурочку с объятиями. Та вяло отбивалась и все норовила поцеловать напомаженными губами Кирилла в щеку.

Степан ежился от ночной прохлады, угораздило же выйти с ними без куртки, и без причины то и дело оглядывался. Почему-то вдруг стало казаться, что каждая дворовая тень таит в себе зло. Будто таращатся оттуда на них чьи-то глаза, в которых ничего, кроме ненависти. Он даже машину свою и Танину дважды оглядел, чего никогда не делал прежде. И на подъезд постоянно оборачивался, не чувствуя покоя, пока она там одна в его квартире.

Наконец из-за поворота вынырнула машина, уютно подсвечивая паре фар таксистским опознавателем на крыше. Кирилл с Шурочкой запрыгали, захлопали в ладоши и уже через пару минут усаживались на заднее сиденье.

Степан захлопнул заднюю дверцу, куда следом за Шитиной полез и Кирилл, и почти бегом двинул к подъезду. Странное чувство присутствия чужих глаз не отпускало его до самой двери в его квартиру. Так и хотелось оглянуться и подождать, а вдруг кто-то и в самом деле вынырнет из прохладной темени сентябрьской ночи. Даже в лифте он чувствовал себя не совсем уютно. И чего уж совсем от себя не ожидал: когда вошел в свою квартиру, осмотрел каждый шкаф и заглянул за каждую приоткрытую дверь и вздувшуюся от сквозняка занавеску.

Паранойя?! Она самая, проклятая! Скоро станет первого встречного подозревать, и за каждым углом будет чудиться злодей.

Степан убрал со стола фужеры, свою чашку и недопитую бутылку вермута. Сначала хотел все помыть, потом передумал и просто сгрузил все в раковину. Вермут убрал в шкаф и, погасив свет, заспешил в ванную. Вещи швырял в корзину для белья почти с отвращением. Все было в пыли, в пятнах крови…

Господи, это же была ее кровь. Он даже не помнил, как хватал ее голову и вытирал потом выпачканные пальцы прямо о брюки. Не помнил, Шура рассказала. А в «Скорой» все время держал Таню на руках, не отпуская. Медсестра тщетно пыталась его уговорить уложить пострадавшую на носилки. Нет, он не отдал. Казалось, что выпусти он ее из рук, и с ней снова приключится что-то ужасное. Еще более ужасное, чем случилось. И он прижимал и прижимал ее голову к своему плечу, совсем не задумываясь о том, что пачкает и пиджак, и рубашку. Пиджак с него стянула Шурочка — потом, в больнице — и сунула куда-то. Кажется, в багажник…