Читать книгу "Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад - Роберт М. Вегнер"

Однако это порождало проблемы, о которых никто и не думал, поскольку часть из этих племен использовали магию, не принятую Великим Кодексом. Другие столь легкомысленно относились к Владычице Степей, что это доводило до бешенства жрецов крупнейшего восточного храма. Еще кое-кто не разорвал контакты с обитающими на востоке родственниками, несмотря на официальную политику меекханского престола.

И это – вкупе со все еще висящей над головою опасностью очередного нашествия.

Восточные провинции начинали напоминать случайно присоединенную к империи страну, где обитали полудикие племена, которые управлялись странными законами и нецивилизованными обычаями.

Так думали политики – для них тысячи верданнских фургонов были всего-то очередной проблемой, которую они охотней всего оставили бы Отцу Войны. Зачем провоцировать все еще сильного соседа? Зачем сажать себе на шею тысячи новых жителей, которые к тому же могут не пожелать подчиниться имперскому праву или, что еще хуже, не захотеть платить налоги? Зачем вообще делать хоть что-то, если проблема может разрешиться сама?

Но меекханской армией командовал человек, происходивший из восточных степей, и, как говорили, был он создателем почти всей кавалерии империи. И он лучше любого политика понимал образ мысли Отца Войны. Потому, когда первые фургоны встали перед рекою, он перешел брод в компании нескольких соратников и оценил пришельцев. Он не мог не знать, чего они стоят как ремесленники и кормильцы коней, но хотел убедиться собственными глазами, каких людей выплюнул Кровавый Марш. А потом единственным жестом указал им на дорогу к западу.

Реку пересекло едва лишь двадцать тысяч фургонов и более ста пятидесяти тысяч людей. А когда на другом берегу встали се-кохландийские а’кееры и их предводитель, зайдя в брод, крикнул: «Эти рабы – наши! Отдайте нам их!» – Генно Ласкольник выехал напротив и, даже не кладя ладонь на рукоять меча, а всего лишь усмехнувшись, произнес: «Тогда приди и возьми их».

Кайлеан крепко сомневалась в такой версии произошедшего, но это был слишком красивый рассказ, чтобы его не повторять.

Потому что кочевники тогда развернули коней и поехали на восток. Ведь политику, о чем кое-кто из дипломатов империи предпочитал забыть, порой надо вести, показывая бронированный кулак.

Но чиновники сумели решить, что делать с этой неожиданной проблемой. Не нравился им образ очередных тысяч свободных, словно птицы, номадов, странствующих вдоль всей восточной границы. А потому, чтобы не допустить такого, они быстро издали так называемый закон о колесах.

То есть приказали снять их с фургонов.

С этого момента любой род Фургонщиков имел право один раз в пять лет надеть колеса на свои фургоны и отправиться с согласия соответствующих властей на новое место. Потом колеса нужно было снять снова, а фургоны превращались в длинные дома. Как те, на которые Кайлеан как раз и смотрела.

Она видела караван, который клочок пергамента и печать некоего чиновника заставили замереть на месте.

Попади ей этот урод в руки…

В то же время, если бы не закон, возможно, она никогда не повстречалась бы с родом Калевенхов, поскольку те, вместо того чтоб искать себе место для поселения, путешествовали бы вместе с племенем.

Они молчали почти четверть часа, вычищая конскую шерсть. Кайлеан нарушила тишину первая.

– Что тетушка говорит о жаре? – спросила она.

– Что та продержится, как минимум, месяц. Может, и дольше. И если оно так пойдет и дальше, цена овса подскочит до небес.

– Ну а в городе все говорят, что, если оно так пойдет и дальше, се-кохландийцы снимутся с места. Во всех Великих степях уже недостаточно травы для их стад. Если скот начнет умирать, им придется искать новые пастбища. Или новый скот.

Кузнец прервал работу, взглянул над конской спиною и спокойно вернулся к чесанию:

– Я слышу такое каждый год, с тех пор как мы здесь осели, Кайлеан. Кочевники приближаются, уже видны огромные крылья их армий, а отдельные а’кееры на нашем берегу реки. Всякий миг они обрушатся на нас и примутся жечь, насиловать и убивать. Разве что перепутают очередность. Когда сушь – придут, чтобы похитить наши стада, когда льет – придут, чтобы похитить наши земли, те, что лежат дальше. А когда не мокро и не сухо и уродился урожай – они придут наверняка, потому что тогда их сила возросла и они желают грабить от скуки. Когда б не се-кохландийцы, не было бы о чем говорить год напролет, и некоторые и рта не раскрывали б. Уже осень, а ни один дурень не начнет войну, когда урожай снят, фрукты в садах собраны, а замки и города стоят с полными амбарами. Кроме того, ходят слухи, что у се-кохландийцев вдосталь других проблем.

Ну да. Слухи о недомогании Йавенира уже разошлись в степи. Теперь их не сдержит и сама Лааль.

– А войско, которое появилось на границе? Не говори, дядюшка, что ты ничего не слышал.

– Да слышал, слышал. Их всего-то каких-то восемь или десять регулярных полков. Может, тысяч двенадцать коней. Если империя готовится к битве и не может выставить по-настоящему большую армию, то дело плохо. Но никакой войны не будет, если что и наступит, так настоящая осень, та, от которой степи размякнут и превратятся в трясину. А потом начнется зима и снег. А затем снова придут весна и лето. Слово кузнеца. Конечно, если Ласкольник желает знать, что я обо всем этом думаю, – пусть сам спросит.

Анд’эверс насмешливо ей ухмыльнулся. Она ответила улыбкой.

Верданно были высоким, худощавым народом с темной кожей и темными волосами, обычно футов восьми ростом, пропорционально сложенными, а лица их обладали своеобразной красотой – с резкими чертами, с выступающими скулами и чуть миндалевидными, темными глазами. Следы их крови можно было найти во многих племенах Великих степей, потому что перед нашествием се-кохландийцев с Северного плоскогорья сходило множество караванов.

Когда кузнец улыбался, два коротких шрама прорезали его щеку, придавая лицу диковатый вид. Она запросто могла представить, как он в легкой кольчуге одной рукою правит боевой колесницей, другой бросая во врага дротик.

Однако в этом деле ей приходилось полагаться на свое воображение, поскольку Анд’эверс никогда не говорил о своем прошлом. Совершенно как если бы одновременно с прибытием в земли империи он родился заново.

– Тетушка в доме?

– В кухонном, как всегда. Она сказала, что ты наверняка нынче прибудешь, а потому варит огромный, с бочку, котел сырного супа.

– Тогда хорошо, что я пришла, правда, дядя? Потому что иначе все было бы зря.

– Ха-ха, хорошая шутка, девочка. Хорошая шутка.

Семья кузнеца вместе с ним и женой насчитывала двенадцать человек. Семеро сыновей и три дочери, сводные родственники Кайлеан, были гордостью и богатством Анд’эверса, но даже гигантский котел супа не представлял для них проблемы. Хорошо, что кузница приносила неплохой доход. Двое старших сыновей уже вылетели из дома и противу воли отца отправились на север, в Манделлен, где возник самый больший верданнский псевдогород. Это был результат закона о колесах. Фургонщики подчинились ему, но по-своему.