Читать книгу "Хвостатые беседы. Приключения в кошачьих владениях и за их пределами - Кокс Том"

С тех пор я имел массу возможностей сесть в самолет, однако все их отвергал. Если мне по работе нужно было в Испанию или на юг Франции на два дня, я предпочитал провести столько же времени в дороге: ехал поездом дальнего следования, в тесном купе с воркующими голубками-студентами, а не совершал перелет, за время которого сибарит и ванну не успеет принять. Положа руку на сердце, меня не очень волнует то, что я не соответствую традиционным представлениям о разностороннем человеке. Я с удовольствием читаю рассказы других людей о джунглях, пирамидах и висячих садах. Меня гораздо больше беспокоит невозможность приобщиться к жизни животных. Из-за страха перед полетами я, наверное, так никогда и не угощу мороженым капибару, а мою шляпу никогда не стащит лемур. Вот это, честно говоря, сознавать горько.

– Поезжай в Тасманию выслеживать тасманийского дьявола! – восторженно предложил Браун через несколько недель после моего возвращения из Кении.

Я день-два думал и собирал информацию о тасманийских дьяволах. Они – самые крупные сумчатые хищники, «характеризующиеся черным мехом, едким запахом в минуты опасности, громкими пронзительными криками и свирепостью». Еще эти животные балансируют на грани вымирания из-за болезни с жутким названием – «лицевая опухоль тасманийского дьявола». Фотографии зверушек меня пленили – те, которые без лицевой опухоли, – но тут я выяснил, что перелет из Лондона в Тасманию длится двадцать четыре часа тридцать пять минут. Перед глазами промелькнул калейдоскоп образов о моем полете из Кении. Вот я сижу в зале ожидания, вновь переев валиума, и надиктовываю Ди очередное слезное прощание. Вот самолет отрывается от земли и летит вверх-вверх-вверх в ночное небо – долго-долго. Я пугаюсь, что пилот решил улететь на ледяную планету Хот из «Звездных войн». Вот я судорожно ищу, чем бы себя успокоить, и в конце концов кое-как переключаю внимание на альбом «Урожай» Нила Янга, играющий в самолетных наушниках. Я знал, что если решусь и рвану в Тасманию, то, возможно, где-то внутри себя отыщу того самого бесстрашного журналиста-путешественника, которого лепит из меня Браун. Это вопрос веры: кем человек себя считает, тем он и станет. Замечательная позиция. Да только я, увы, считал себя большим сухопутным цыпленком, чьи внутренности обратятся в камень при одном виде магазина беспошлинной торговли.

Меня немного утешила мысль, что, попади я все же в Тасманию, вряд ли я нормально пообщался бы с тасманийским дьяволом. К тому же в моем окружении тоже есть животные, характеризующиеся черным мехом, едким запахом в минуты опасности, громкими пронзительными криками и свирепостью. Если глянуть на зевающего Медведя, прищурив глаза, то легко можно представить себя в Тасмании рядом с этим самым дьяволом.

Мне повезло: так называемые «обычные» животные интересуют меня ничуть не меньше животных диких и вымирающих. Я с удовольствием смотрю в зоопарке на гепардов и гривистых волков. Однако с ними не пообщаешься так, как с барашком Пиплом или с шаловливой стайкой толстопузых карликовых козочек[6], которые закидывают копытца мне на грудь и вымогают орешки. В девяти случаях из десяти я предпочту погладить бархатистую морду ослика, а не издалека полюбоваться двугорбым верблюдом или поиграть в гляделки с горделивым сычом-эльфом. Близость к большому свирепому зверю, безусловно, щекочет нервы и добавляет удовольствия. Однако, если я скучаю по острым ощущениям, то всегда могу включить фантазию, покрепче прижать ухо к земле и вслушаться в мягкую поступь Шипли по ковру гостиной. Тем не менее в начале 2009 года я искренне ответил «да» на предложение Вики, специалиста по кошачьему поведению: она пригласила меня съездить в Кент и сунуть руку в пасть тигру.

Мы поехали в заповедник дикой природы неподалеку от Ашфорда. Я очень давно не подходил к большим кошкам и совсем мало знал о том, как следует себя с ними вести. Мое воображение рисовало картину: я стою в вольере с тиграми, кормлю их, треплю за загривок, обнимаю… Сейчас я диву даюсь, как спокойно я себе это представлял. Тем более после того, как Вики рассказала о своей подопечной по кличке Ронья. Тигрицу вызволили из какого-то восточноевропейского цирка, где ей покалечили лапу и, как следствие, сильно испортили характер. Наверное, мое спокойствие объяснялось тем, что у меня тогда был серьезный экзистенциальный кризис. Подходили к концу самые важные отношения в моей жизни, и мне оставалось только одно – быть философом. Я прожил на свете тридцать три года, причем восемь с половиной из них – в счастливом браке с умной и красивой женщиной. Я многого достиг в профессии. Погибнуть от зубов гигантской кошки – еще не самая мрачная перспектива. Я легко мог придумать картины и пострашней.

Вики не соврала: я действительно сунул руку в пасть тигру, примерно на три десятых секунды. Правда, нас разделяли прутья, и было плохо видно, где заканчивается моя рука с жареной куриной ножкой, а где начинается тигриная пасть. Ронья подходить ко мне не пожелала, и я покормил другую тигрицу, Инди, размером поменьше, – сачканул, можно сказать. Зато теперь будет чем ответить шутникам, которые дразнят меня за страх перед лошадьми. Пять минут назад я покормил еще и снежного барса. Это изумительное создание с гибким хвостом-валиком заставило меня по-новому взглянуть на мою привычку хвастать размерами Ральфовых лап.

Наступил черед манулов, чьи габариты были для меня попривычней. Вообще, если бы не их странная форма ушей и не круглые зрачки, манулы почти не отличались бы от домашних полосатиков. Однако эти лапочки при малейшей возможности охотно бросятся на человека. Один котик мне моргнул, и я машинально начал насвистывать – тем самым свистом, которым обычно зову своих питомцев. Убедившись в отсутствии рядом бравых смотрителей, я украсил свист короткими бессмысленными причмокиваниями.

– Ты что делаешь? – удивилась Вики.

– Сам не знаю. Вырвалось.

– Вряд ли он понимает твой язык.

Да, наверное. Кто я для этого манула? Какой-то слюнтяй-белоручка, который возомнил себя хозяином и притащил свои глупые «кошачьи» привычки в эти, можно сказать, джунгли. Да здешние обитатели скорее разорвут уютный кошачий домик в клочья, чем свернутся в нем клубком. Манул прав, но неужели обязательно смотреть на меня с такой злостью? Создание он, безусловно, симпатичное, однако тоже не без изъянов. Возьмем, к примеру, шерсть. Она так и вопит об уходе. Я не большой любитель купать-вычесывать котов, но на эту шкурку с удовольствием вылил бы бутылочку теплого арганового масла и дорогого шампуня.

В поведении кошек, которых показывала мне Вики, я узнавал горделивые манеры моих собственных питомцев – ярко выраженные, преувеличенные. Тигры, леопарды и львы не мяукают. Марк, главный смотритель заповедника, рассказал, что тигры ведут себя скорее как собаки. Однако все эти животные издают звук, который смотрители называют «хурчанием» и который напоминает мурлыканье. Нас водила по заповеднику сотрудница по имени Сара. Когда она позвала одного гепарда, Мефистофеля, тот ответил коротким «чириканьем» – так же «пел» во время кормежки Брюер, покойный брат Ральфа и Шипли. У здешних кошек тоже есть гендерные предпочтения, свойственные кошкам домашним. Ронья, как и Бутси, больше привязана к женщинам. Она даже затаила зуб на смотрителя Фрейзера, когда тот укоротил свою длинную женственную прическу. Ронья, как и Шипли, обожает кромсать книги, правда, больше любит не романы Джона Ирвинга, а телефонные справочники.