Читать книгу "Шерлок Холмс пускается в погоню (сборник) - Джеймс Эндрю Тейлор"

– Холмс, этот мерзкий запах… Кажется, он мне откуда-то знаком. Что это?

– Зеленый чай, – ответили сразу два голоса.

Я повернулся к вошедшему и, к изумлению своему, уперся взглядом в глаза цвета черного оникса. Это был последний, кого я ожидал увидеть, – профессор Чэнь Та-кай.

После драматичного побега китайского отравителя из-под полицейского ареста за два года до того Холмс придерживался мнения, будто Чэнь вернулся в родные края. И на тебе: он здесь, правда облаченный уже не в разноцветные одежды, а в цивильный костюм государственного служащего. И длинные, прежде свисавшие до груди усы подстрижены покороче. Китаец заметно похудел, и тем не менее его выпирающий живот протестовал против ограничений западного гардероба.

Я попытался заговорить, но почувствовал, что мои голосовые связки парализованы. Холмс однажды высказал мнение, будто Чэнь обладает животным магнетизмом, способностями к внушению. И действительно, было очень легко потеряться в эбеново-черных омутах этих глаз. Однако меня лишила дара речи не гипнотическая сила его личности, а, скорее, шок и неспособность поверить своему зрению. Холмс, похоже, не меньше меня был поражен неожиданным явлением поверженного противника.

– Пожалуйста, располагайтесь, джентльмены, – пригласил профессор, указывая на пару стульев и занимая место за столом. – За последние два года я привык к некоторым предпочтениям вашей расы, в том числе и к вашей склонности пользоваться стульями, а не подушками. И мой английский стал более чем сносным, вы не находите?

– Более чем, – холодно подтвердил Холмс.

Он даже не двинулся в сторону стульев, и я тоже.

– Извините мое замешательство, профессор. Я воображал, что вы благополучно вернулись в Китай.

– Меня туда не слишком тянуло, мистер Холмс. Вынужден признать с сожалением, что на родине мне стало… – Он поискал подходящее выражение. – Жарковато, скажем так. Вместо этого я занял почетный пост в этой стране. Стал, как видите, британским мандарином.

– А что скажет Скотленд-Ярд, если обнаружит вас здесь? – выпалил я.

Чэнь ответил мне по-детски простодушной усмешкой, такой странной для подобного субъекта.

– Думаю, ничего не скажет, доктор Уотсон. Видите ли, я занимаю очень высокое положение.

– Никакое положение не может поставить вас выше закона, – упрямо заявил я.

– Вы не правы. Я… как бы это сказать… прохожу между каплями дождя. Мне гарантировали полную защиту от преследований за старые грехи.

– А за новые? – осведомился Холмс.

Чэнь покачал головой, прикидываясь непонимающим. Он был так глубоко унижен Холмсом в их последнюю встречу, когда Лестрейд заковал профессора в наручники и повез в Скотленд-Ярд, что теперь откровенно наслаждался возможностью поиграть с нами, как кошка с мышью.

– Вы ведь заняты синтезом ядовитого газа, который быстро распространяется при контакте с воздухом? – скорее констатировал, чем уточнил Холмс.

– Возможно, – сдержанно признал профессор. Затем, вероятно поняв, что продлить наши мучения можно только одним способом – если подкинуть нам информации, он продолжил: – На основе синильной кислоты. Ваши английские ученые давно бились над этой проблемой. Их ставили в тупик его легкая воспламеняемость и то, что он конденсируется в холодной среде. Видите ли, в Германии бывает довольно холодно.

– Значит, вы предложили им свои знания химикатов, неизвестных европейской науке?

– Я сам ничего и никому не предлагал, мистер Холмс. Это мне сделали предложение. Во искупление грехов. Как вы знаете, за мной числится целая череда дурных поступков.

– Если позволите мне сказать, – заметил я, – непохоже, чтобы вы терзались раскаянием.

– Вы насмехаетесь надо мной, доктор Уотсон, но когда начнется война, на меня будут смотреть как на героя.

– Вы обычный убийца.

– Убийца, но уж никак не обычный.

– И вы продолжаете заниматься своим основным ремеслом, – прорычал Холмс. – Вы снабдили Лютера Себастиана ядовитым газом, который он использовал, чтобы избавиться от своих богатых братьев.

Обвинение было не безосновательно. Именно спрятанный в широком рукаве сосуд с другим газом позволил Чэню вывести из строя Лестрейда и бежать из-под ареста пару лет назад.

Китаец снова покачал головой. Я вспомнил давние слова Холмса: «Этот человек буквально источает зло, как запах. Оно окружает его. В его присутствии быстро начинаешь задыхаться».

– Я не знаю никакого Лютера Себастиана, – сказал Чэнь.

– Вы же не думаете, что я вам поверю? – поморщился мой друг. – Вы убийца по природе и по профессии. Эта наклонность приведет вас к гибели.

Чэнь сделал вид, будто поправляет какие-то бумаги на столе, а потом снова заговорил:

– У меня нет братьев, но мне кажется, что между ними нередко случаются нешуточные… «Раздоры» – подходящее слово? Например, вам представляется, что этот Лютер Себастиан виновен в смерти своих братьев. А вы, мистер Холмс, желаете видеть меня на виселице, а ведь именно вашего брата я должен благодарить за мое нынешнее положение.

Если Холмс не смог скрыть шок при неожиданном появлении Чэня, то теперь он очень удачно маскировал свое смущение. Тем не менее я заметил, как напряглись мускулы на его шее.

Не видя никакой возможности выйти с достоинством из этого столкновения, ибо было очевидно, что любые попытки сместить Чэня с его нынешнего поста не увенчаются успехом, Холмс ограничился несколькими грозными предупреждениями, которые явно не произвели впечатления на китайца, и направился к двери. Я последовал за ним, чувствуя себя посрамленным, расстроенным и бессильным.

Холмс не проронил ни слова в экипаже, пока мы ехали в Уайтхолл, и я благоразумно предпочел не приставать к нему с расспросами. Его нахмуренные брови и рассеянный вид были красноречивее любых слов.

Майкрофта Холмса я не видел несколько лет и поразился тому, как он прибавил в весе. Удивление мое было тем более велико, что уже в наши предыдущие встречи его чрезвычайная тучность бросалась в глаза. Однако подозрение, будто ему присуща леность, свойственная дородным людям, опровергалось остальными его чертами: властной линией бровей, сталью серых глубоко посаженных глаз. Взгляд их, похоже, неизменно оставался таким всеобъемлющим и проницательным, какой я замечал у Шерлока в минуты крайнего напряжения всех сил.

Офис Майкрофта нисколько не походил на кабинет крупного правительственного чиновника, не более просторный, чем у Чэня, с рядом шкафов, уставленных папками, вдоль одной стены и циклопических размеров глобусом – единственным, что отражало индивидуальность хозяина. Один из парных книжных шкафов, стоявших друг против друга, содержал труды по экономике, а другой – по международной политике. Совсем иного я ожидал от человека, обладавшего таким колоссальным влиянием.