Читать книгу "Блики - Виталий Цориев"

– Успокойся, Артур, – смеется в ответ Виктор, – Если бы он действительно хотел убить тебя из-за каких-то внешних причин, он бы не стал тебе об этом говорить. Ты просто оказался бы в нужном месте в нужное время и сгорел бы как спичка! Ему же нужно, чтобы ты добровольно пошел на это, понимаешь, это совсем другое дело. Я думаю, у него большие планы на тебя.

– Большие планы? Заставить меня сжечь самого себя? – собственный голос кажется Артуру писклявым, он словно комар, которого вот-вот прихлопнет невидимая ему длань.

– Как ты думаешь, зачем я привез тебя сюда? Зачем мы ездили в бордель? Почему я вообще оказался рядом с тем болотом? – Виктор задает эти вопросы с раздражением, он начинает злиться из-за неспособности Артура понять очевидное, и Артур ничего не говорит в ответ, он только показывает своим взглядом, своими еще сохранившими детскость глазами, что готов выслушать ответы.

– Ты должен был увидеть, как устроен этот мир! Это должно было помочь отказаться от него! Ты же видишь, что Божок, который построил все это, чертов псих! Неужели ты хочешь играть по его правилам?

Где-то в глубине, в самом ядре своей сущности, Артур чувствует, что спорить не о чем, – и Хасан, и послушный ему Виктор правы: этот мир, в котором он оказался, насквозь искусствен, фальшив. Люди, которые его населяют, давно мертвы, продали свои души почти даром, и теперь влачат призрачное существование, стараясь урвать хоть что-то, получить хоть какое-то удовлетворение, но не наркотики, ни секс не способны им его дать, – это заставляет их стервенеть от отчаяния, их жажда неутолима, чувствительность их тел снижается, а потребность в острых ощущениях растет. Полусгнивший бомж на свалке, который никак не может умереть, слезы на его глазах. Тайские танцовщицы, прострелянный дротиком воздушный шар. Выломанная дверь, трупный запах, комки перьев в его подушке, мягкий пластик трубок.

7

– Я вижу, в глубине души ты согласен со мной, но тебя останавливает страх. Ты боишься боли, ты боишься запаха своей обуглившейся плоти. – Виктор говорит так, как будто вводит его в гипноз, гнусавость почти пропадает из его голоса, он звучит внушительнее, ниже и Артур перестает сопротивляться, хотя и понимает, какую цель преследует его собеседник. По проходам между столами снуют официанты, из соседнего зала то и дело появляются взопревшие от первобытных танцев люди – мужчины в мокрых от пота рубашках, женщины, скинувшие с себя платья и оставшиеся в причудливом нижнем белье, сшитом в африканском стиле, некоторые – даже с обнаженной грудью.

– Но это напрасный страх, твоя душа бессмертна, а боль – это всего лишь уловка, с помощью которой тебя пытаются удержать в этой клетке, постоянно пеленая во все новые и новые коконы лжи. Если ты прорвешься сквозь эту последнюю паутину, паутину страха боли, ты обретешь свободу.

Артур вглядывается в лицо Виктора и понимает, что его устами сейчас говорит кто-то другой, какой-то джин, взявший его оболочку напрокат: его голос, его мимика – все деформировано изнутри некой потусторонней силой, которая заставляет его слова звучать убедительно, настолько, что Артур начинает кивать, соглашаясь с каждым прозвучавшим пунктом этой дружелюбной речи. Удары барабанов разрежаются, женщина начинает петь на одном из африканских языков и в её пронзительной песне Артуру слышатся все перегоревшие людские страсти и все перенесенные страдания, как будто певица знает не только истоки человеческой истории, но и ее конец. Он так юн и большую часть искушений еще не изведал, но в этот момент, момент вдохновения, он чувствует себя умудренным и эта песня доносится и из полумрака в соседнем зале, и, что важнее, изнутри него – его душа вибрирует в унисон. На глаза Артура наворачиваются слезы, и он продолжает кивать, соглашаясь с приготовленной ему ролью.

Словно во сне они встают из-за стола и идут в бальный зал, чтобы посмотреть на респектабельных людей, добившихся всего в этом мире. В приглушенном свете свечей, под оглушительно громкие барабаны около сотни мужчин и женщин содрогаются в причудливом бесстыдном танце, словно доисторическое племя во время ритуальной оргии плодородия. Почти все женщины обнажены, кто-то полностью, кто-то еще сохранил на себе нижнее белье, на лицах мужчин застыли гримасы похоти, которые делают их похожими на старых сатиров. Когда возбуждение достигает пика, мужчины уводят своих спутниц в следующий зал, где вечеринка достигает своей кульминации – там еще меньше свечей и в густом, пропитанном потом воздухе висит многоголосие стонов и криков, протяжных, истошных, вызванных мучительным удовольствием.

На четырех небольших сценах, расставленных по краям зала, света больше – на них, чтобы разжечь остальных, совокупляются профессиональные аниматоры, похожие на греческих богов и богинь: идеальные, спортивные тела, хорошо развитые половые признаки. Стройные молодые нимфы настолько совершенны, что кажутся искусственно созданными с помощью новейших технологий биоинженерии: гладко выбритые лобки и промежности, украшенные пирсингом капюшоны клитора и большие половые губы, ягодицы и бедра идеальных пропорций, длинные ноги, гладкая кожа и, главное, их лица – такие бывают только у ангелов или у персонажей аниме. Артур подходит ближе к одной из сцен, где подвешенная на ремнях брюнетка отдается выстроившимся в очередь парням: Артуру удается рассмотреть румянец на ее щеках, поймать ее взгляд, полный мольбы, почувствовать, насколько сильно она возбуждена. Перетянутые ремнями грудь, плечи, бедра, ее тело, раскачиваемое мужчинами так, чтобы стимулировать их вздыбленные члены в нужном ритме. Когда брюнетка испытывает оргазм, Артур отворачивается от сцены: обычные участники оргии, хоть и скрыты полумраком, вызывают совсем другие чувства – мужчины похожи скорее на козлов, хряков, баранов, кое-как взобравшихся на своих распутных спутниц, их дряблые, заплывшие жиром, волосатые тела контрастируют с телами аниматоров. Женщинам же не хватает грации, хотя они столь же молоды, как и актрисы на сцене. На лицах многих из них – скорее скука и усталость, а не эротическое исступление, они просто отрабатывают полученные за эскорт-услуги деньги, не особо заботясь об актерском мастерстве, уступая во всем нимфам со сцены, кроме реализма.

8

Потеряв Виктора из вида, Артур блуждает, словно неприкаянный призрак, по большому темному залу, рассматривая то одну конфигурацию тел, то другую, останавливаясь напротив сцен и сравнивая творимое на них искусство соития с приземленной, скотской реальностью, зловонной, погруженной во мрак. Наконец, спустя почти час, его любопытство начинает спадать, удовлетворившись увиденным, и он решает вернуться в пиршественный зал. На пороге, у высоких резных дверей, за которыми в ярком свете видны накрытые яствами столы, он сталкивается с девочкой, своей ровесницей: испуганное личико, широко открытые глаза, короткая стрижка. Встретившись взглядом, они долго не могут оторваться друг от друга, их души трепещут, словно они встретились лицом к лицу со своей судьбой.

– Привет, – хмыкнув, произносит девочка, и по спине Артура пробегает холодок, – Ты что здесь делаешь?

– Я… Так, смотрел. А ты?

– Я искала свою мать. Она вон там, на сцене. – Девочка показывает рукой в сторону брюнетки, которая, чтобы сменить позу, с помощью парней освобождается от кожаных пут. – Тебя как зовут?