Читать книгу "Стрела бога - Чинуа Ачебе"

— Предоставь это богу. Когда наступит время, о котором ты говоришь, Улу не обратится к тебе за помощью и советом. Так что пусть эта забота не лишает тебя сна по ночам.

— С какой стати? У меня в доме полно своих собственных забот — зачем бы я стал приносить еще и твои, где бы я нашел для них место? Но я должен повторить то, что говорил раньше, а если ты не хочешь слушать, заткни себе уши. Когда ты выступал против войны с Окпери, ты не был одинок. Я тоже был против нее, так же, как и многие другие. Но, посылая своего сына к чужеземцам, чтобы он занимался вместе с ними осквернением нашей земли, ты обрекаешь себя на одиночество. Можешь пойти и сделать на стене помету, чтобы помнить, что я тебя об этом предупреждал.

— Кому лучше знать, когда была осквернена земля Умуаро, — тебе или мне? — Губы Эзеулу скривила высокомерно-безразличная усмешка. — Что до одиночества, то неужели ты не догадываешься, что оно мне теперь так же привычно, как мертвые тела — земле? Друг мой, не смеши меня.

Нвафо, вошедший в хижину отца в тот момент, когда Акуэбуе говорил Эзеулу, что он наполовину человек, наполовину дух, не понял, о чем они спорят. Но в прошлом ему уже приходилось видеть, как такие же грозные споры кончались мирно. Поэтому он ничуть не удивился тому, что отец послал его к матери за пальмовым маслом с перцем. Когда он вернулся, Эзеулу уже снял круглую корзину с плотно прилегающей крышкой, которая была подвешена к стропилам прямо над очагом. Рядом с корзиной висели ритуальная юбка Эзеулу из волокон пальмы рафии, два калебаса и несколько отборных початков маиса прошлого урожая, оставленных для посадки. Корзина, маис и юбка из рафии были черны от копоти.

Эзеулу открыл круглую корзину и, вынув оттуда козий окорок, отрезал большой кусок Акуэбуе и совсем маленький — себе.

— Пожалуй, мне нужно во что-нибудь завернуть это, — заметил Акуэбуе.

Эзеулу послал Нвафо оторвать полосу от бананового листа, подержал ее над тлеющими углями в очаге, пока она слегка не пожухла и не утратила ломкость свежего листа, и протянул ее Акуэбуе. Тот разделил свое мясо на две части, завернул кусок побольше в банановый лист и убрал его к себе в мешок. Только затем начал он есть оставшийся кусок, макая его в перченое пальмовое масло.

Эзеулу отделил от своего куска окорока кусочек для Нвафо и отправил себе в рот то, что осталось. Долгое время они жевали молча, а когда заговорили снова, разговор их перешел на вещи менее существенные. Эзеулу отломил веточку от лежащего рядом с ним на полу веника и, прислонившись спиной к стене, принялся ковырять ею в зубах. С этого места ему были хорошо видны все подходы к его усадьбе и усадьбам двух его сыновей. Поэтому он первым заметил судебного посыльного и его провожатого.

Когда два незнакомца подошли к порогу хижины Эзеулу, провожатый хлопнул в ладоши и спросил:

— Хозяева этого дома у себя?

— Войдите и увидите, — ответил Эзеулу после небольшой паузы.

Первым подлез под низкий скат крыши и вошел внутрь провожатый, за ним последовал второй пришелец. Эзеулу поздоровался с ними и предложил сесть. Судебный посыльный сел на земляное ложе, а его провожатый остался стоять. После обмена приветствиями провожатый назвал Эзеулу по имени и назвал себя: сын Нводики из Умуннеоры.

— Когда ты вошел, я подумал, что вижу лицо твоего отца, — сказал Акуэбуе.

— Верно, — подтвердил Эзеулу. — Всякий, кто посмотрит на него, подумает, что он видел Нводику. Твой друг, как видно, пришел издалека.

— Да, мы пришли из Окпери…

— Так ты, выходит, живешь в Окпери? — спросил Эзеулу.

— Ну конечно, — вставил Акуэбуе. — Разве ты не слыхал, что один из наших молодых мужчин живет у белого человека в Окпери?

Эзеулу это было отлично известно, но он умышленно притворялся, будто ничего не знает.

— Вот как? — удивился он. — Теперь со мной редко делятся новостями. Неужели еще этим утром вы были в Окпери и успели прийти в такую даль? Хорошо быть сильным и молодым! Как поживают люди на родине моей матери? Ведь моя мать, ты, наверное, знаешь, была родом из Окпери.

— Когда мы уходили, там царили счастье и веселье; что было после, мне неведомо.

— А кто твой спутник?

— Он главный посыльный великого белого человека, Сокрушителя ружей.

Эзеулу щелкнул пальцами и кивнул.

— Значит, это посыльный Уинтаботы? Он окпериец?

— Нет, — ответил провожатый. — Он из племени умуру.

— Здоров ли был Уинтабота, когда вы направились сюда? Мы давно не видели его в наших краях.

— Жив и здоров. Вот этот человек — его глаз.

Главный посланец, кажется, был не очень доволен тем, какой оборот приняла беседа. В нем росло раздражение на этого деревенского невежду, который напускает на себя важность и делает вид, будто он знаком с окружным комиссаром. Сопровождающий почувствовал это и предпринимал теперь отчаянные усилия, чтобы поднять авторитет посланца в глазах соплеменников.

— Незнакомец, мы рады видеть тебя, — произнес Эзеулу. — Какое у тебя имя?

— Его зовут Джекопу, — ответил провожатый. — Должен вам сказать, что никто не может повидать Сокрушителя Ружей без его, Джекопу, согласия. В Окпери нет такого человека, который не знал бы имени Джекопу. Сокрушитель Ружей попросил меня сопровождать Джекопу в этом путешествии, потому что он не знает здешних мест.

— Да-да, — сказал Эзеулу, бросив многозначительный взгляд в сторону Акуэбуе. — Всё так, всё правильно. Белый человек посылает сюда умуруанца, а дорогу умуруанцу показывает умуарец! — Он рассмеялся. — Ну, что я сказал тебе, Акуэбуе? Правы были наши мудрецы, когда говорили, что сколько бы духов ни сговаривалось убить человека, из их затеи ничего не выйдет, если к этому не приложит руку его личный бог-покровитель.

Пришельцев эти слова озадачили. Затем сын Нводики заметил:

— Все это верно, но мы пришли не как посланцы смерти.

— Нет, я этого не сказал. Просто такой уж у нас способ выражаться. Как говорится, змея всегда короче той палки, с которой сравнивают ее длину. Я знаю, что Уинтабота не отправит посланцев смерти к Эзеулу. Мы с ним добрые друзья. Я сказал другое: чужестранец не смог бы прийти в Умуаро, если бы ему не показал дорогу сын нашей страны.

— Верно, — сказал провожатый. — Мы пришли…

— Друг мой, — перебил его главный посыльный, — ты уже выполнил то, ради чего тебя послали; остальное — моя забота. Так что спрячь-ка свой язык в ножны.

— Прости меня. Я убираю руки.

Эзеулу послал Нвафо к Матефи за орехом кола. К этому моменту в оби уже пришли Обика и Эдого, извещенные о том, что у их отца сидит посланец белого человека. Принесенный орех кола был пущен по кругу, осмотрен и разломлен.

— Вернулись ли те, кого вы послали на базар за пальмовым вином? — спросил Эзеулу.

Обика ответил, что еще нет.