Читать книгу "Все люди - хорошие - Ирина Волчок"

Он понимал, что его состояние более всего походит на раздвоение личности. Но сейчас, когда дома никого, кроме нее, не было, та часть, которую он успешно подавлял в себе в присутствии жены, почти полностью одолела того Владимира, для которого существовали порядочность, здравый смысл, да что там — банальное желание не попасться. Он закусил удила. И чем дольше он сидел в своей психологической засаде, тем меньше оставалось шансов вернуться назад, не натворить непоправимых глупостей.

Обедать Наташка позвала его сегодня поздно, почти в четыре. Изысков никаких не ожидалось, котлеты с картошкой и весенний салат с огурцом и редиской. Он старался не смотреть на нее, но все равно замечал: перед обедом она, видимо, опять возилась в земле, руки вымыла, а лицо — нет, на щеке темная полоска. Волосы у нее здорово отросли, но все равно не понятно, как она будет выглядеть с длинными. Конечно, здорово будет выглядеть… Он попытался припомнить какую-нибудь известную красавицу, актрису или модель — для сравнения, — но понял, что ничего в голову уже не лезет, все красавицы мира слились для него в одно совершенное лицо, и лицо это — Наташкино.

Он медленно встал, подошел к холодильнику, достал недопитую бутылку джина, налил себе полный стакан и вернулся на место.

Наташка удивилась. Что-то с хозяином сегодня не то. Выглядит он так, как будто у него болит зуб. Или какие-то серьезные проблемы по работе? Она весь день не видела Владимира и теперь не узнавала обычно приветливого, может, чуть навязчивого, чуть развязного человека. Что-то случилось. Джин… Он же не пьет крепкого. Странно. Жаль, что Людмилы нет, она бы мужа сумела успокоить. Да еще и погода портится, небо черным-черно, гроза, наверное, будет. Успеет Людмила до грозы вернуться?

— Наташ, позвони Людке, пусть у матери остаются, гроза заходит, — мрачно сказал Владимир. Это была отличная идея — чтобы она сама позвонила. Он уже почти не понимал, почему, но точно знал — отличная. Джин, гроза и тугое, животное чувство громко бились у него в висках. Он ел, не разбирая вкуса, и все время напоминал себе: не смотри, не сейчас.

— Владимир Иванович, вы хорошо себя чувствуете?

— А? Что? — Ее голос доносился как через вату. Владимир бросил вилку и с трудом сказал: — Плохо я себя чувствую, совсем плохо.

— Чем я могу вам помочь? — неуверенно спросила Наташка.

Лучше б она ничего не говорила. Внутри него что-то лопнуло, порвалось, рассыпалось на куски, на молекулы.

Наташка ничего не успела больше сказать, не успела сообразить, зачем он встал. Медленно, очень медленно он пошел к ней, уже не отводя глаз. Лицо у него было абсолютно пустое, и тогда Наташка испугалась. За окнами ударил гром. Это было неожиданно, так неожиданно, как бывает в плохом ужастике. Она вскочила и этим облегчила ему задачу: он схватил ее за плечи, на секунду замер. Ей хватило этой секунды, чтобы понять: он сумасшедший, совершенно сумасшедший.

Наташка не могла и шевельнуться, а он все крепче прижимал ее к себе и грубо целовал. Все, что он понимал сейчас, — она не сопротивляется. Значит, все правильно, значит, она тоже…

Ошеломление первых секунд прошло, опыт семилетней давности навалился на нее. То, что тогда ее били, а сейчас происходит совсем другое, не имело никакого значения. Это против ее воли, это насилие, она не станет терпеть, плевать, что он намного сильнее ее, плевать. Она не чувствовала ни его дрожи, ни горячего тяжелого дыхания, она чувствовала только себя — как с бешеной скоростью наливаются злой силой мышцы, не остается ни страха, ни мыслей, кроме одной: она не будет терпеть. Семь лет назад она не сопротивлялась, но это было давно. Она почему-то не рванулась, а напряглась изо всех сил, пытаясь освободиться. Освободиться не сумела ни на миллиметр. Но что-то изменилось.

Он наконец оторвался от ее губ, продолжая крепко сжимать ее руки. Теперь она тоже смотрела ему прямо в глаза. Раньше она никогда не смотрела ему прямо в глаза так долго, так пристально, так, как будто читала его мысли. Он не разобрал, с каким выражением, он не знал, что настоящая страсть и настоящая, беспримесная ярость выглядят абсолютно одинаково. Ликующий, он снова стал целовать ее, и она, не думая о последствиях, вцепилась зубами в его нижнюю губу.

Наверное, это было по-настоящему больно, он резко отшатнулся от ее, схватившись рукой за рот. Кровь появилась мгновенно, много. Но вместо испуга или жалости Наташку охватило злобное торжество. Она развернулась и бросилась бежать. Она не знала, будет ли он ее преследовать, и от этого бежала еще быстрее, у входа смахнула с тумбочки свой телефон и подхватила туфли. Обуваться было некогда, она распахнула дверь, ссыпалась с крыльца, под новый оглушительный раскат грома выскочила за ворота и опрометью помчалась по дороге в сторону города, одной рукой прижимая туфли к груди. Наконец обрушился дождь.

Владимир остался стоять посреди кухни, прижав руку ко рту. Кровь текла между пальцами, вся футболка была в крови, он сначала почувствовал ее, потом наконец увидел и очнулся. Что?.. Что случилось? Что происходит? Что это такое он сейчас натворил? У него закружилась голова, он попытался нащупать стул, но ничего не вышло, и пришлось сесть прямо на пол. Кажется, он сходит с ума. Только что ему показалось, что он целовал Наташку. А она не хотела…

И… что? Ударила его? Кровь идет… Надо позвать кого-нибудь, крови пугающе много, а что, если он сейчас сознание потеряет? И откуда у него отчетливое ощущение, что все пропало, все совсем плохо, а будет еще хуже? Откуда, откуда… Никаких галлюцинаций у него не было, вот откуда. Он безнадежно, чудовищно все испортил. Все.

Наверное, он все-таки потерял сознание, ненадолго, или просто мысли бились в голове с такой скоростью, что он за ними не успевал следить. Надо ее вернуть, вот что. Вернуть и объяснить, что с ним случилось помрачение рассудка, это не он был, теперь он точно знает, что означает выражение «бес попутал».

Она убежала. Сколько времени ее нет? Владимир попытался встать, не смог и понял, что Наташку он уже не догонит. Нужно как-нибудь добраться до ванной, умыться и успокоиться. Позвонить Людке, объяснить, что случилось? Ему бы самому кто объяснил. Да нет, а вдруг Наташка не к Людке побежала? Людка у матери, Наташка даже не знает, где это. Вдруг все как-нибудь обустроится само, чего ж голову в петлю-то совать самому, может, оно как-то…

Снова оглушительно ударил гром, и Владимир пришел в себя окончательно: на улице гроза, ледяной апрельский дождь стеной, а она, спасаясь от него, идиота… Кряхтя, он встал, вышел в холл, капая кровью на пол. Туфель ее нет, а куртка на месте. Значит, она где-то там, раздетая, под дождем. Держась рукой за стены и оставляя жутковатые следы, он поплелся к гаражу заводить машину. Хотя с чего он взял, что она сядет к нему в машину после того, что случилось?

Не с первой попытки, но у него получилось. Теперь он медленно ехал по дороге в город, осматривая обочины. Ему почему-то казалось, что если ее не видно на дороге, то, может, она упала? Поскользнулась и лежит теперь на обочине. Только бы она согласилась его выслушать…

Владимир доехал до раскоряченного указателя советских времен. Дальше начинался город. Он ее не догнал. Оставалось вернуться домой и ждать. Он бросил машину перед воротами, вошел в дом, оставляя на полу грязные лужи, добрался до гостиной и рухнул на светлый диван. Теперь грохотало почти без перерывов. Было совсем темно, в голове у него образовалась пустота, и туда, в эту пустоту, потихоньку осыпался окружающий мир. Владимир заснул в футболке, страшно залитой подсыхающей кровью.