Читать книгу "Как хочется счастья! - Ирина Степановская"

Теоретически против ее слов я ничего не имею, но практически… Думаю, что если бы даже у меня был законный муж-миллионер, или даже, страшно подумать, олигарх, я все равно не прекратила бы работу в газете. Пусть бы он купил мне собственную газету! Но пока собственной газеты у меня нет, берусь за любые темы: задержка ли привоза на детские кухни продуктов питания или плохая работа системы отопления в нашем районе. Саша даже называет меня «певицей мусоропроводов». Но что с этим поделаешь? Пока мне не предоставляется возможность брать интервью у знаменитых личностей, ездить в командировки за границу и освещать важные переговорные процессы. Я пишу о том, что волнует простых людей, а это пища, жилье, зарплата и иногда любовь. На том стояла журналистика, на том и стоять будет.

Голос у редактора отдела, когда он говорил со мной, был вкрадчиво-настороженный. Редактор сомневался, потяну ли я задание. Не в смысле, что не смогу написать, а в смысле смогу ли поехать собрать материал. Народу в отделе осталось немного – один человек в отпуске, другой заболел, у третьего еще что-то случилось. Оставалось либо ехать самому – а этого ему никак не хотелось, да и было опасно – оставлять отдел на два дня, либо послать меня. Конечно, я могла бы отказаться. Но я так ждала, когда мне дадут серьезное задание! И конечно, согласилась. Редактор явно обрадовался, я услышала, как голос его смягчился и стал просто как у доброго гномика. Еще бы – ведь история грозила стать очень известной, и газета просто обязана на нее откликнуться. Но в то же время гномика все-таки мучили сомнения.

– Справишься за два дня? Материал должен выйти в пятницу.

Я пообещала сдать статью в четверг. Вот сейчас уже середина вторника, и нет не только каких-либо наметок того, о чем я буду писать, даже еще не проведена встреча с главным начальником. Я чувствовала, что вечером я должна еще разок сходить в художественную школу.

Естественно, как только было принято решение о командировке, я позвонила Саше. Он в ответ аж задохнулся и заклокотал. Вовсе не как зайчик, а как петушок, который бодрился перед курами, да вдруг по неосторожности свалился с насеста.

– Ты что, смеешься? Я не могу остаться дома на целых два дня. Я работаю! Да и ночью, если Вовка проснется без тебя, я не знаю, что с ним делать. – И не желая больше принимать участие в обсуждении этого вопроса, он отключил мобильник. Вот тут я своего зайчика захотела слегка придушить. Только бы руки не сорвались.

– Я тоже не могу остаться с Вовкой, – сказала Татьяна. У нее в голосе слышалось сожаление. – У моего мужчинки как раз завтра день рождения, и он приглашает меня в плавучий ресторан на всю ночь. Назвал туда целую уйму гостей. – У меня за кофе Таня часто рассуждала на тему, что муж ей не нужен, но когда, как она выражалась, «ее мужчинка» приглашал ее куда-нибудь, всегда стремилась показать себя его законной владелицей.

– А куда ты денешь свою дочурку? – поинтересовалась я.

Если бы Таня нашла хорошую няню, я могла бы поручить ее заботам и Вовку.

– С сестрой договорилась. – У Тани была сестра – намного старше нас, замужняя женщина с тремя детьми. Она относилась к Тане очень строго, по-матерински (родной их матери уже не было в живых), и часто не одобряла ее поступки. Но столь же часто она выручала Татьяну. Это очень облегчало Танюшке жизнь, хотя моя подруга и ворчала, что «сестра вечно лезет туда, куда ее не просят».

Однако мое положение от этого не улучшилось. Взять Вовку с собой? Дорога, жара… Я ехала работать и даже не знала, где придется ночевать. Пришлось собрать в кулак всю храбрость, на которую была способна, и позвонить Сашиной матери. Объяснила, что ехать должна кровь из носу, а ребенка не с кем оставить. Я поклялась, что только единственный раз прошу ее об этой услуге, а впредь буду сама улаживать свои проблемы.

– Я поражаюсь нахальству современных девушек! – голос свекрови был холоден, сух и тверд, как куски искусственного льда в ящиках с мороженым.

Я такие ящики помню с детства в дедушкином городке. Стоит на земле на подставке такой сбитый ящик из темной фанеры, и тетенька прямо из него торгует мороженым. Кругом пыль. Жара. Ты протягиваешь ей деньги в потной руке, она одним взглядом их считает и кидает в карман фартука, что у нее повязан на брюхе. Потом ловко откидывает тяжелую крышку, а то, что крышка тяжелая, сразу видно – тетка могутная, и то наклоняется, чтобы открыть. И вот ящик отрывается, а там в сухом ледяном воздухе белейшие куски сухого льда – от них даже поднимается ледяной дымок.

– Тебе какое? – спрашивает продавщица.

– Крем-брюле… – Здоровенная рука в хлопчатобумажной варежке перебирает в ящике вафельные стаканчики с мороженым, отыскивая среди пломбира, сливочного и фруктового мое любимое крем-брюле. Протягивает мне сухой, застывший стаканчик.

– Спасибо. – Я отхожу и внимательно разглядываю круглую нашлепку этикетки, впечатанную прямо сверху, так что полулунный краешек самого мороженого оказывается на бумажке с синим текстом. Я слизываю его и внимательно читаю бумажку. Крем-брюле. Завод-изготовитель, число. Все правильно. Нежно-желтоватое крем-брюле гораздо вкуснее и пломбира, и фруктового. Во всяком случае, я его больше люблю…

– С какой это стати ты должна куда-то ехать, бросая ребенка? – голос свекрови такой же сухой, как те куски искусственного льда. – Тебя никто не просил рожать, а уж коль родила, будь любезна сама о ребенке и заботиться!

Я очень хотела ей ответить, что поражаюсь черствости современных бабушек, но побоялась расплакаться. А через минуту позвонил Сашка и сообщил, что собирался вечером «зайти» (его приходы к нам с Вовкой так называются «я к вам зайду»), но прийти не сможет – у него срочное дело. Я поняла, что против меня составился заговор, и слезы все-таки закапали из глаз. Вовка забрался ко мне на колени и стал тыкать в слезы пальчиком. На личике у него было написано такое удивление, что я заревела уже во весь голос.

Через некоторое время заглянула Татьяна.

– Но, может, действительно не поедешь? – Ей было неловко, что она отказала мне в такой ответственный момент.

– Нет. – Я уже сумела взять себя в руки. – Захвачу Вовку с собой. Моя бабушка с тремя детьми в войну в эвакуацию через всю страну моталась. А тут только в соседнюю область на два дня.

Выходить из дома нужно было на следующий день в пять утра, чтобы успеть на первый автобус. Я приготовила для Вовки кенгуриную сумку, заранее развела в бутылочках детское питание. Сашка опять позвонил и сказал:

– Надеюсь, ты выкинула из головы глупые мысли о командировке?

– Поеду вместе с ребенком, – ответила я.

– Это будет идиотский поступок! – Оказывается, он вместе со своей мамой умеет делать из простого человеческого голоса сухой лед.

– Пошел на фиг!

Разозленная до предела, я все-таки прилегла, чтобы хоть немного поспать. Бедный мой сыночек! Никому-то ты не нужен, кроме меня. Я еще немного поплакала, всхлипывая и вздыхая, потом заснула, даже во сне проверяя, рядом ли телефон. Будильник был поставлен на четыре пятнадцать. Как вдруг я проснулась из-за ужасного шума. За стеной кричали два голоса – мужской и женский, билась посуда, ломалась мебель. Через какое-то время донесся отчаянный детский плач. Все это происходило в Таниной квартире. Я, чертыхаясь, встала и постучала в стену кулаком. Только бы они не разбудили Вовку. Невыспавшийся ребенок в дорогу – это удар ниже пояса.