Читать книгу "Прощание в Дюнкерке - Владимир Сиренко"

Секретарь Бенеша Смутный пригласил Александровского на чашку кофе, они обменялись парой расхожих любезностей, а потом Смутный удалился под каким-то чрезвычайно секретным и важным предлогом. Послу Советского Союза оставалось одно — ждать. Ждать встречи с президентом, ждать ответа из Москвы. Он поступит сюда, в Президентский дворец…

Бенеш из-под пенсне смотрел на своих министров и сподвижников — скоро они устанут и окончательно запутаются, потому что невозможно так долго говорить одно и то же. Пожалуй, один Годжа неколебим, тверд и способен уговаривать отступить с честью, чтобы «спасти лицо», — неужели нельзя как-то иначе охарактеризовать тот обрубок, которым станет страна, когда Судеты уйдут к немцам, Карпаты — к венграм, полякам…

— … это удар в спину, ощущение, словно сломался позвоночник. Отвратительная моральная атмосфера, когда все плюют в собственное гнездо, — донеслись до уха президента чьи-то запальчивые слова. Что за радикал рождает столь трепетные образы? Вуех? Ему простится по старости…

Генерал Сыровы возмутился:

— Мы покинуты, мы остались в одиночестве, нет ничего позорного в том, чтобы повиноваться разумным советам друзей, в том, чтобы уступить под натиском превосходящих сил. Мы преодолеем скорбь, отчаяние, негодование, чтобы обеспечить будущее…

А еще, говорят, он похож на легендарного Жижку! В него верят, помнят, как год назад он верхом ехал перед гробом Томаша Масарика, первого президента страны…

Генерала Сыровы поддержал Беран:

— Мы должны отдавать себе отчет, что в данной ситуации самой большой опасностью для Европы является не Германия, а СССР, который объективно остается большевистским форпостом и действительно может сыграть роковую роль…

— Если мы обратимся к России за помощью, — подытожил Годжа, — Чехословакия станет советским трамплином в Европе.

Ну, это уж слишком. Президент поморщился. В этот момент медленно открылась дверь, вошел Смутный. Он подошел к Бенешу, склонился над ним и прошептал:

— У меня Александровский. Он ждет с половины одиннадцатого, а скоро полдень. Я пока сообщил ему, что президент обсуждает возможности сопротивления.

Бенеш вскинул глаза:

— Ответа из Москвы нет?

— Слишком рано…

— Да, конечно. Попросите господина посла задержаться еще немного.

Когда Смутный удалился, Бенеш объявил:

— Пора голосовать, господа. Не так ли, пан Крофта? Нужно уступить. Лучше поступиться малым. Европа будет благодарна нам. Это мы спасли ее от бойни.

Решение было принято.

К Александровскому вышли Смутный и второй секретарь президента Гусарек. Сергей Сергеевич посмотрел на часы. Было без нескольких минут двенадцать.

— Господин президент больше не настаивает на ответе на свой утренний запрос, пан посол, — сказал Гусарек и отвернулся.

Договорил Смутный:

— Вынесено решение принять все условия. Очевидно, уже завтра утром германские войска займут Судетскую область.

Александровский молчал. Смутный ощутил его смятение:

— Господин президент не ссылался, принимая решение, на неполучение ответа СССР. Не отягощайте свою душу, пан посол…

— Машину его превосходительства! — услышал Александровский откуда-то издалека голос распорядителя.

Президент Бенеш покидал Пражский Град.

XXIX

Он проснулся в непривычной квартире. Мебель со странными и неуместными в наскоро наведенном уюте инвентарными бирками, новый вид из окна: пустырь, над ним голубые церковные купола, дальше высокая арка с переливающейся на солнце золоченой скульптурой, увенчанной тяжелым бронзовым снопом.

Как непривычно откликаться на родное имя — Сергей…

Реально только одно — нежное дыхание Нины, ее порозовевшее во сне лицо. Как это случилось? Когда? Неужели вчера? Неужели это было только вчера? А когда началось? Когда аэродромный ветер разбросал по полю Нинины цветы?

— Вас поженить сегодня? Или еще подумаете? — сказал чей-то знакомый и давно забытый голос.

Так это Демидов привез Нину на аэродром? Но почему он знал? Разве можно рассказать о Ричмонде, о любви, о запрете, о нежности, о тоске по невозможности счастья? Кто мог это сделать? Он не сумел бы никогда. Как не сумел сказать «подожди» на ее «да», брошенное в ответ Демидову. Он видел лишь блеск ее глаз — счастье захлестнуло его.

Их привезли к небольшому двухэтажному зданию, у подъезда ждал майор Филиппов. Он подошел к машине, нагнулся, открывая дверцу, скрипнула его новая портупея, сказал деловито:

— Сейчас оформят…

Вот тут к Сергею вернулось чувство реальности. Он испугался.

— Я могу, Нина, испортить твою жизнь. Ты не знаешь… Я не имею права…

Он почувствовал ее ладошку на своих губах.

— Глупый… — сказала она по-английски.

Да откуда было знать Сергею, что пережила Нина с того памятного дня в сентябре… Как страдала она, окруженная молчанием родных, как плакала и тайком ото всех убегала к ранней заутрене в Удельную, в церковь Николая Угодника, чтобы просить у доброго святого, скорого помощника, заступника, здравия и многих лет рабу божию Сергию… Только однажды мать сказала ей в мрачной задумчивости: «Да вряд ли он вообще крещен…» Откуда было знать Сергею, сколько передумала Нина, чтобы привыкнуть к новому, неожиданно открывшемуся образу любимого?! Да, конечно, читала она об этом в книгах… Но это же дорогой, реальный человек оказался тем самым книжным, придуманным… агентом?… героем?… В том была игра, лицедейство — но как это изумительно, жутко в жизни! Кто стал бы рассказывать Сергею, какой начался переполох, когда ранним вчерашним утром Демидов снова приехал в Быково и объявил, что забирает с собой Нину Ивановну встречать на аэродроме Дорна, и какая беспредельная радость захватила Нину. Эту радость не испортили даже слова Литовцева: «Подумай, девочка, он же чекист! Чекист в нашей семье!» — а она только махнула рукой, потому что Андрей, конечно, славный, умный, только, наверное, — как это здесь говорят? — классово ограниченный… И умчалась с Демидовым. Кто теперь мог бы ее остановить!…

— Смелее, ребята, — Демидов шутливо подтолкнул его к дверям. — Имеешь ты, Сергей, право на счастье, как все советские люди. На любовь и на счастье! Вперед, ребята!

Потом прозвучало:

— Именем Российской Советской Федеративной… объявляю вас… Поздравьте друг друга!

Вечером в этой новой квартире с казенной мебелью появились не на шутку встревоженные Мария Петровна, Юлия, Валентина, Литовцев. Нет, ни слова упрека, все как положено. Цветы, улыбки, шампанское. Только в глазах Марии Петровны — испуг. Недоверчивое любопытство на лицах сестер Нины. Недоуменный вопрос в приподнятых бровях Литовцева. А, все обойдется… Жизнь все поставит на свои места.