Читать книгу "Эль скандаль при посторонних - Ольга Шумяцкая"

Мое триумфальное шествие продолжалось довольно долго. Я успела купить новую трехкомнатную квартиру, но запихивать Интеллектуала в личный кабинет не спешила. Я решила, что личный кабинет теперь нужен мне, раз я такая незаменимая творческая единица! Кабинетик я оборудовала прелестный. Пара кушеточек изумрудно-зеленого цвета, обитых китайским шелком, коллекция старинных кукол, засушенные розы, японский чайный сервиз на резном столике из палисандрового дерева. Ах да, чуть не забыла. Еще бюро с компьютером.

Скандал подкрался незаметно. На одной из читательских конференций, которые повсеместно устраивала Мышка, ко мне подошел вполне пристойный на вид гражданин и попросил надписать книгу. Я с удовольствием надписала. Я вообще с большим удовольствием надписывала книжки и раздавала автографы, считая, что любой человек имеет право на свои 15 минут чужой славы. А мне не жалко, я поделюсь. Так вот, не подозревая никакого подвоха, я подписала книжку. Гражданин между тем задал мне вопрос, правда ли, что я сама пишу свои книги, или на меня работают литературные негры. «Сама», — скромно ответила я и потупилась. «Оно и видно», — сказал гражданин, после чего незамедлительно начал безобразный скандал.

— Она жулик! — орал гражданин. — Я провел спектральный анализ! Она нас дурит!

— А еще очки надел! — орала я в ответ, отбиваясь от охранников, которые пытались затащить меня в подсобку от греха подальше. — Интеллигент в нулевом поколении!

— Я тебя выведу на чистую воду! — надрывался гражданин. — Я профессор! Я лингвист! Я диссертацию защищал!

— Лучше бы ты себя защищал! — кричала я, брыкаясь. — Ща как дам в линзу!

Словом, вела себя как взбесившаяся Мурка, что вообще-то мне несвойственно. Но тут я почувствовала неладное и со всей страстью бросилась на собственную защиту. Очкастый изверг оказался лингвистическим профессором, который провел детальный анализ моих произведений и выяснил, что они написаны практически под копирку. А денежки, между прочим, берут за каждое. И немалые. Это совершенно вывело профессора из себя, и он решил бороться за чистоту родной литературы. Он написал открытое письмо президенту российского Пен-клуба, первому секретарю Союза писателей и генеральному директору Книжной палаты с требованием немедленно запретить издание моих книг, наложить на меня штраф в размере одной минимальной зарплаты и выставить общественные пикеты у моего дома. Транспаранты для пикетов профессор заготовил заранее. «Руки прочь от Толстого и композитора Туликова!» — значилось на них, хотя на Толстого я и не замахивалась. Ни одной рукой. Что уж тут говорить о Туликове. Открытое письмо было опубликовано во всех центральных газетах и помещено в Интернете. Профессор сразу стал знаменитостью. Но этого ему показалось мало. Ему надо было унизить меня как личность. Поэтому он отправился на читательскую конференцию. После устроенного им скандала в прессе тут же появились злобные статьи по поводу моего творчества, которые на все лады поддерживали профессора. А одна наиболее злобная критикесса прямо писала, что я самый черствый коржик русской литературы и никакая любовь этого обстоятельства не победит. Я думаю, у нее были проблемы с климаксом.

И вот на фоне всей этой вакханалии меня вызвал к себе Толик.

— Это... — промямлил он. — Ты извини, но проект закрывается. Нам скандалы не того... не катят.

— Да ладно, — ответила я. — И так все ясно. Я тебе что-нибудь должна?

— Не, это я тебе, — ответил Толик и полез в карман. — За последнюю книжку. Ну, про этот... про коржик. — И он протянул мне пачку денег.

Я взяла деньги и пошла к двери.

— Эй! — окликнул меня Толик. Я обернулась. — Хорошо поработали, а? — Я кивнула. — Может, сходим куда-нибудь... ну... типа, забьем стрелку... как бы любовь.

— Спасибо, Анатолий! — отозвалась я. — Спасибо за оказанное доверие. Но у меня уже есть одна любовь. Я же замужем.

— Уважаю, — солидно сказал Толик.

И больше мы с ним не виделись.

Так закончилась моя карьера писателя. Я вернулась в лоно семьи, где рассчитывала немножко пожить для себя. Но мне не удалось осуществить свой план. Пришлось употребить все силы на очередное спасение Мышки.

Но вот что мучает меня последние несколько месяцев. При чем тут композитор Туликов? Я специально ходила потом домой к профессору, чтобы он внятно ответил на интересующий меня вопрос. Профессор испугался, что я буду бить ему морду, замахал ручками, заквакал и заперся на три цепочки. А я пошла по соседям. И вот что выяснила. Оказывается, профессор жил с композитором Туликовым в одном подъезде и очень этим фактом впечатлялся. А иногда даже ставил во главу жизненного угла. Мол, поглядите, с какими людьми знакомство ведем! Поэтому и вставлял его к месту и не к месту во все свои печатные труды, включая транспаранты, плакаты и постеры. А вот второй вопрос. Почему ни один — ни один! — читатель, которых за время моей недолгой карьеры, судя по тиражам, набралось несколько миллионов, так вот, почему ни один из них не заметил, что читает один и тот же роман? Вот где загадка века.

Сводный хор личного состава

квартиры № 69
разыгрывает комедию «Как пришить старушку»

Нет, нет, нет! Дорогие вы мои! Неужели вы думаете, что можно помочь человеку, который считает, что помочь ему нельзя? Заблуждение! Эту мысль я пыталась всеми доступными мне способами, используя новейшие технические средства вроде телефонного аппарата, донести до Мурки, которая сидела у себя в Питере и требовала, чтобы я бежала спасать Мышь. Мышь, в свою очередь, сидела у себя дома в глубочайшей депрессии. Наши с Муркой успехи окончательно ее деморализовали. Она поняла, что жизнь проходит мимо, а она, Мышка, так и сидит на обочине. Что ничего она в жизни не добилась, ни к чему оказалась не пригодна, никому не нужна. И вот теперь Мурка требовала, чтобы я мчалась к Мышке и предлагала ей всякие разные варианты для выхода на большую орбиту. Я отнекивалась. Ныла, что мне это не по плечу. Я этого не вынесу. Ты меня, Мура, недосчитаешься. А если и досчитаешься, то не всю. Какая-нибудь часть тела обязательно отвалится. Скорее всего голова. Но Мурка была непреклонна.

— Ну хорошо, — сказала она наконец. — Придется ехать самой. Вдвоем мы справимся с любыми трудностями. Правда, Мопс?

— Правда, — сказала я обреченно и тяжело вздохнула.

Отделаться от Мурки мне никогда не удавалось.

Потом я позвонила Мышке.

— Мурка едет, — сказала я. — Будем делать из тебя человека.

— Не нужна мне ваша жалость! — истерически заорала Мышь. — Я сама себе человек.

— Хорошо, хорошо! Не хочешь — не надо. Ты только не волнуйся, — пробормотала я и быстренько отключилась, пока Мышка не передумала самостоятельно бороться за свое будущее. После чего снова позвонила Мурке. Надо было срочно сообщить ей, что Мышка нас отвергла. Трубку снял Лесной Брат.

— Братик! — заискивающе заскулила я. — Дай Мурылью буквально на секундочку.