Читать книгу "Прекрасная толстушка. Книга 1 - Юрий Перов"

Я помотала головой.

— Аркадий! — закричала она куда-то в глубь квартиры. — Иди скорей сюда, тут человек не знает, кто такой Соляник.

В комнату вошел тоже низенький сухощавый мужчина в темно-зеленой с черным полосатой пижаме, с газетой под мышкой и в больших черных очках с толстыми стеклами.

— Аркадий, ты посмотри, какую красавицу этот рыжий бандит себе в Москве отхватил! Деточка, это дядя Аркадий, папа Люсика! Он любит себе портить глаза политикой. Аркадий, скажи Машеньке, кто такой Соляник.

Дядя Аркадий подошел ко мне, церемонно пожал руку, снял очки, положил их в нагрудный кармашек пижамы и, взглянув на меня маленькими и круглыми, как у плюшевого медвежонка, глазками, сказал совершенно серьезно:

— Соляник — это фактический хозяин города.

— Ой, Аркаша, — замахала на него руками тетя Геня, — деточка второй день в Одессе, она ничего не знает, только на Привозе и успела побывать. Ты ей скажи, кем работает Соляник.

— Герой Социалистического Труда Соляник работает капитаном — директором китобойной флотилии «Слава», а мы все работаем у него. Я инженер-экономист. Генечка — заведующая нашей парикмахерской, а Люсик — старший механик холодильных установок, без которых…

— Ой, не морочь деточке голову, она сюда отдыхать приехала, а не лекции слушать. Ну, что вы там возитесь? — крикнула она в сторону кухни и, не дожидаясь ответа, побежала туда сама.

— Люсик! Куда ты кладешь немытую зелень? Сидор, зачем ты вешаешь рыбу, это же не гардины. Ничего не трогайте здесь руками. Почему вы девочку не повезете на море? Все равно раньше чем через четыре часа ничего не будет готово. Давайте, я вам бутерброды с собой сделаю.

Тетя Геня была вихрь, тайфун! При этом безумно обаятельная и очень теплая. Я даже пожалела, что она не мама Сидора… О своих родителях он мне почему-то до сих пор не рассказывал.

9

На море я не была с цятого класса, с тех пор, как мама возила меня на детский курорт в Анапу. Я его даже слегка забыла. Помню только что-то сероватое у берега и сине-черное, в белых барашках, вдали. И ветер, ветер. Мы приехали не очень удачно. В то лето в августе вдруг задул норд-ост и дул целых двенадцать дней. А мы приезжали всего на двадцать. Я больше помню чебуреки, которыми торговал в палатке на пляже кореец.

Они были огненно-горячие и безумно вкусные. Нужно было высоко поднимать их и прокусывать маленькую дырочку в уголке, чтобы сперва выпить ароматный сок, а уж потом приступать к хрустящей корочке и мясу.

С тех пор я на море не была ни разу и даже боялась встречи с ним. Но идея тети Гени была принята ребятами с восторгом, мы быстро собрались и поехали. Правда, Люсик вдруг вспомнил, что ему срочно нужно повидать какую-то Галочку и позвать ее на праздник. Он обещал приехать прямо на их старое место.

Когда он вышел из машины, Сидор покачал головой ему вслед и, криво усмехнувшись, сказал:

— Скорее Дюк Ришелье приедет на море, чем он. — И рванул машину с места.

По дороге я заскочила в гостиницу за купальником, и через полчаса мы оказались не на пляже, как я ожидала, а в какой-то крохотной, невероятно красивой бухточке, отгороженной от любопытных глаз скалистыми берегами. Дно около берега было усеяно крупными черными камнями и прозрачнейшая вода завивалась вокруг них тонким кружевом.

За узким входом в бухточку открывался безбрежный ярко-синий простор. Тесный песчаный островок посреди каменистого берега хранил на себе следы многочисленных пикников. Около костровища, прислоненные к скале, стояли несколько закопченных железных листов.

— Вот тут мы и живем, — с видом довольного хозяина сказал Сидор. — Располагайся. — С этими словами он за одну секунду разделся и каким-то сложным путем, кружа вокруг видимых и невидимых камней, побежал в воду.

Я невольно залюбовалась его ладным, очень крепким телом, сплошь пркрытым нежно-рыжими веснушками и золотистым пушком. В тот момент во мне впервые что-то шевельнулось и отозвалось на безмолвный страстный призыв, который непрерывно шел от него с первой секунды нашей встречи.

Я разулась, подошла к морю, по щиколотки зашла в воду, показавшуюся мне сперва очень холодной, через минуту уже терпимой, а еще через минуту приятной. Было тепло и тихо.

— Раздевайся! — крикнул из воды Сидор. Он уже плавал кругами по бухточке и фыркал, как тюлень в зоопарке.

Была не была, решила я и стянула через голову платье. Фырканье прекратилось, и я увидела, как голова Сидора с округлившимися, широко открытыми глазами медленно и безмолвно погружается в воду… Я даже успела испугаться, прежде чем она вновь появилась на поверхности.

— Дурак! — крикнула сердито я ему и, не глядя в его сторону, медленно пошла в воду, скользя на заросших тиной камнях.

— Стой! Не двигайся! — крикнул он и, бешено работая руками, поплыл ко мне.

— Ну вот еще! — сказала я про себя и продолжала идти. Но идти становилось с каждым шагом труднее. Скользкие камни, обросшие острыми ракушками, делали движение почти невозможным. К тому же вода была все-таки прохладной. В нее хорошо было бы нырнуть или шумно вбежать, поднимая тучу брызг, но вот так медленно, по сантиметру погружаться приятного было мало.

— Я же сказал, не двигайся! — прокричал Сидор, он уже встал на дно и продвигался ко мне какими-то нелепыми замедленными прыжками.

Он подбежал в тот момент, когда моя нога скользнула в какую-то расщелину между камнями. Я потеряла равновесие, замахала беспомощно руками и готова была рухнуть в воду, ломая щиколотку Он подхватил меня, мокрый, холодный, сильный, испуганный не меньше моего, и, бережно приподняв за талию, поставил на безопасное место. И не разжал рук, приблизив ко мне тревожное лицо с прилипшими на лбу волосами. Сама не понимая, что делаю, я прижалась к нему всем телом и приблизила свои губы к его мокрым губам. Он нежно и тихо поцеловал меня. Этот горько-соленый, холодный снаружи и огненный внутри поцелуй привел нас в состояние какой-то неописуемой любовной ярости, никогда до того не испытанное мною. Он крепко обхватил мою голову руками и стал покрывать мое лицо ненасытными, неутолимыми поцелуями, и я отвечала ему тем же. Я, как маленький голодный скворчонок, открывала со стоном рот и жадно ловила его поцелуи, которые из горьких постепенно становились сладкими.

Вскоре его тело и мой промокший купальник стали горячими. Я уже поймала себя на том, что в воде, ставшей вдруг теплой, как парное молоко, судорожно нащупываю ногами ровный кусочек дна, чтобы поставить их рядом и сомкнуть в сладкой истоме бедра…

У меня был раздельный купальник, и его руки смело и сильно сжимали то мою спину, то чувствительное место на талии, там, где она переходит в бедра, то ягодицы, залезая при этом под купальник.

Его тесные сатиновые плавки на завязочках сбоку, не приспособленные для любовных игр, сгибали и уродовали его отвердевшую до хрупкости плоть. Я испугалась, что все у него там сломается, и непроизвольно потянула сперва одну завязочку, потом другую…