Читать книгу "Взгляд василиска - Макс Мах"

"Проехали!" – приказал себе Илья. Вспоминать то, что случилось восемнадцатого, он не любил и более того, считал излишним.

И вот Реутов снова жив. Как это возможно? Возможно, конечно. В конце концов, Илья не врач и рану видел ночью, в бою… Пуля ведь могла мозг и не задеть. По касательной, скажем, пройти… Бывали такие случаи. Тоже не сахар, конечно, но не смертельно, а в госпиталях тогда такое творилось, что вполне могла выйти какая-нибудь обычная в общем-то для того времени путаница. Сколько их было таких, кому даже не по разу, а по нескольку, похоронки домой приходили? На него самого в пятьдесят восьмом, на второй месяц войны, извещение родным посылали. Так что случится, конечно, могло все, что угодно, однако у Реутова не осталось даже шрама! С этим как быть? Должен быть шрам, не может не быть, а его нет!

И все-таки в том, что это Вадим, Илья теперь нисколько не сомневался. Однако если это Реутов, то, что означает все остальное? Вот тут и начинались зыбкие пески, от которых тянуло настоящей стопудовой опасностью. Ведь что получается? Илья приезжает в Петров и случайно ("А случайно ли?") видит живого Реутова, проезжающего по улице в машине. Мог ли он обознаться? Разумеется, мог. Но в городской телефонной книге записан Реутов В.Б. Но, может быть, это всего лишь тезка и однофамилец? Однако и это не так. Он самый и есть. И в тот момент, когда Илья хочет уже к нему приблизиться, чтобы поговорить, расспросить… В этот именно момент, и прямо у него на глазах, происходит захват Реутова и начинается обычная, в принципе, история разворачивающейся в современном городе секретной операции спецслужб. Но как это сочетается со вполне легальным статусом Вадима? Он же настоящий доктор и профессор – Илья это тщательно проверил, но там все было настолько аутентично, что и сомневаться не приходилось – и ничем таким, вроде уже не занимается. Или все-таки занимается? Побег-то классический, да еще с ночным заплывом… И много ли пятидесятилетних профессоров найдется в Петрове, способных на такие фокусы? Но и это, как говорится, не криминал. Вадька ведь и на войне был здоровый, как бык, может он все эти тридцать лет из спортзалов не вылезал. Однако, когда Караваев узнал, что квартира на Шпалерной и машина, на которой уехали беглецы, принадлежат генералу Шугу, и что блондинка, за которой ухаживает Вадим, родная дочь Спиридона Макаровича, а "домик в деревне" – имение Алены Викторовны Нейгауз, между прочим, родной сестры Натальи Викторовны Шуг – второй жены генерала… Что он должен был подумать? Что это опять совпадение, недоразумение, случайность, гребанная? Что?!

Но, похоже, Вадим не знал не только о собственной смерти, но и о том, за кем ухаживает!

"Бурлеск! – подвел он итог своим долгим размышлением, как раз на въезде в город. – Бурлеск и есть!"

Впрочем, как верно замечено – и не раз – думать не вредно, а, напротив, полезно, и размышления над всеми этими и прочими обстоятельствами не только помогли Илье "скоротать" время (путь был все-таки не близкий), но и сформулировать для себя те моменты, которые должны были определять все остальные его действия на ближайшую перспективу. И, выходило, что, хотя есаул Греч и исчез давным-давно в тумане неизвестности, тому единственному человеку, для которого Илья по-прежнему оставался "Мариком", он поможет, чего бы это ему не стоило, если, конечно, Вадим придет к нему на встречу. Однако, если обстоятельства заставят его выбирать, то – "Прости, Вадик, но каждый мужчина прежде всего должен заботиться о своей женщине" – он, разумеется, выберет Зою, для которой он был и останется Ильей, какие бы имена он не носил в прошлом, или не принял в будущем. Поэтому, вероятно, Илья Караваев и не исчез, как личность, в тот момент, когда перестали существовать его документы.

6.

В Петрове, он прежде всего, позвонил Зое и предложил ей пойти с Вероникой на кукольный спектакль в Театр Марионеток на Ингерманландской.

– Билеты в кассе, – сказал он на прощание и повесил трубку.

Погода снова испортилась, и начал накрапывать мелкий дождь, но Илье это даже понравилось. Было в этом что-то символическое и, на редкость, соответствующее его теперешнему настроению. Впрочем, никакое настроение никогда не мешало ему делать дело, а дел у него на сегодня было более, чем достаточно.

До шести часов вечера, он успел побывать в трех разных сетевых центрах, где отправил и принял едва ли не два десятка электронных писем; на Главпочтамте, где Максима Николаевича Коломийца уже ожидали две бандероли, прибывшие с курьерской службой "Гермес" из Амстердама и Иерусалима (Карварский продолжал честно отрабатывать полученные им от Ильи деньги); сделал несколько звонков из телефонов-автоматов, и даже успел зайти в контору по найму жилья, но, что естественно при таком плотном графике, не успел не то, что бы поесть, но даже попить чего-нибудь горячего или заскочить в туалет. Так что, придя в театр, а случилось это уже после третьего звонка, Илья в зал не пошел, а направился прямиком в туалет, откуда несколько позже перешел в кафе, и там уже дождался антракта.

Когда в фойе появились Зоя с Вероникой, Илья встал из-за столика и помахал им рукой, стараясь при этом улыбаться так, чтобы о его настроении и душевном состоянии не догадалась даже чуткая к фальши, как и все, впрочем, дети, Вероника.

– Извини, зайка! – сказал он, поднимая Веронику под мышки. – Папка твой совсем заработался. Даже в театр опоздал.

Он прижал хрупкое тельце к груди и поцеловал девочку в щеку.

– Где ты был? – спросила Вероника, кося хитрым глазом на стол, где ее уже дожидались вазочка с разноцветным мороженым, стакан клубничной воды Лагидзе, и упаковка детского шоколада "Мадам Павловой".

– На работе, солнышко, – объяснил Илья, осторожно сажая девочку на стул и вручая ей ложку.

– А меня? – С какой-то странной, "кривоватой", улыбкой спросила Зоя.

– И тебя, – ответил Илья и, шагнув к ней, наклонился и тоже поцеловал в щеку.

– И это все? – В глазах у нее, по-прежнему, стояла тревога, но лицо немного расслабилось, и улыбка стала более естественной.

– Будет и еще, – ответил он по-фламандски, пододвигая ей стул. Фломандский язык он выбрал с умыслом. Его не понимала не только Вероника, но и абсолютное большинство жителей Петрова, а на слух для большинства из них он будет восприниматься без отторжения и излишнего любопытства, потому что отчасти похож на шведский и норвежский, которые здесь не экзотика, но на которых, тем не менее, мало кто говорит.

– Я заказал тебе кофе и белое вино, – сказал он, усаживаясь напротив нее. – Не помню, ты ведь, кажется, любишь Мозельское?

– Люблю, – улыбнулась она ему и подвинула к себе бокал. – Как ты?

– Не плохо, – сказал он, откровенно тяготясь обстановкой вынужденной недоговоренности. – Я принес тебе подарок.

– Да? – Зоя с любопытством посмотрела на маленький продолговатый футляр, который он положил рядом с ее бокалом. – Что это?

– Это сотовый телефон, посмотри, надеюсь, он тебе понравится.

– Ох! – Сказала она, открыв футляр.