Читать книгу "Мертвые в прятки не играют - Елена Донцова"

– Какой писательнице?

– Матери Майкла. Она там в своей Америке еще и романы пишет. Так вот, а ее только лишь аккуратно спросили, как Витя вел себя во время поездки. Если он вообще с ней куда-либо ездил!

«По-моему, это мания», – подумала Вероника.

– Неправдоподобно, Юль, – сочувственно вздохнула она. – Не вижу я смысла в этой информации о погоде. Мальчик просто оговорился.

– Господи, невозможно с тобой разговаривать, – безнадежно затрясла головой Юлия. – Как же можно почти в сорок лет быть такой тупой! Пойми, если урагана не было, то он должен был слышать шаги за спиной! И какой смысл это скрывать? А если не слышал, то что именно ему помешало? Какой-то другой звук? Вспомни, тебе понадобилось четверть века, чтобы рассказать про банку с цветами, которая упала. А теперь представь, что ты рассказала об этом сразу после той ночи! И попался следователь хваткий, внимательный к мелочам! Который бы четко знал, что девочка Аля никогда ничего в своей жизни не роняла, девочка Саша не убежала бы, не попросив прощения у каждого цветочка, а девочка Юля сама осталась бы лежать там с разбитым носом! Он же мог потянуть за эту ниточку и найти Стаську, живую и здоровую! И не было бы ничего этого...

– Ты по-прежнему считаешь, что мальчик умер от сердечного приступа во время посвящения? – прервала ее Вероника.

– Нет, не думаю. Естественную смерть легко скрыть. Достаточно было перенести малыша в его кроватку. Возможно, все было еще хуже. Допустим, мальчик отказался участвовать в игре, его ударили, толкнули... в общем, убили. А потом дети в сговоре с кем-то из взрослых продлили его жизнь еще на сутки. Выгадали время, чтобы спрятать тело и замести следы. Говорю тебе, тринадцатого декабря мальчика уже не было в живых.

– И что дальше? – уже почти соглашаясь в душе с ее правотой, спросила Вероника.

– Остались еще показания этого мальчишки, Майкла Майлингарта. Рассказ о последнем дне, проведенном вместе с другом. На первый взгляд там все гладко. Но я ведь не филолог. Завтра придет специалист по американской культуре и языку, будем вместе с ним зависать над каждой фразой. Он сегодня должен был появиться, но этот недотепа отнекивается: он якобы весь день боролся за твое вызволение из плена! Как будто у самого погоны на плечах не горят, честное слово!

Вероника поборола соблазн почувствовать себя виноватой, вздохнула, отвела взгляд.

– Слушай, что ты все на этот стенд смотришь, как будто он тебе денег должен? – раздраженно спросила Юлия.

Веронике захотелось отмахнуться от вопроса и уйти в свою комнату. Но она вспомнила вдруг, как самоотверженно помогала ей вчера Юлька, – и сказала правду:

– Знаешь, в первую ночь, когда нас запустили сюда, я глянула случайно на этот стенд, и вдруг меня пронзило что-то, как будто догадка... не знаю, о чем именно. А потом Сашка взяла меня за руку – и все улетучилось. А я не могу выкинуть это из головы и время от времени захожу сюда – вдруг снова озарит?

Вероника была уверена, что Юлия просто посмеется над ней – она всегда уважала только собственные озарения. Но женщина неожиданно насторожилась, посмотрела на стенд, даже постучала по нему костяшками пальцев, словно требуя незамедлительного признания. Стенд остался безучастен, и Юлия взялась за Веронику.

– Ты должна вспомнить! – приказала она.

– Говорю же тебе, что ничего не выходит...

– Ерунда! Нужно просто разложить все по полочкам. Первое: твое озарение связано с настоящим стендом или ты что-то вспомнила насчет той ночи, когда пропала Стаська? Может, Стася или кто-то другой подходили тогда к стенду, разглядывали его?

– Да вы на стенд и внимания не обращали! Зачем, если вы три года здесь проучились? Вот я и вправду его разглядывала, так, от нечего делать. Но какое это имеет значение, если мы уже знаем, что случилось со Стасей?

– Ну, пока мы знаем только версию того, что случилось со Стасей, – поправила ее Юлия. – Ты напрягись, может, там записка была прилеплена или нацарапано что-то на стекле?

– Не помню я, – страдая от собственного бессилия, простонала Вероника. – Я даже не помню, что там за фотографии тогда были.

– Сейчас скажу. – Юлия огляделась, зашевелила губами, как будто пересчитывая стенды. – Ага, вспомнила: на этом висели фотографии героев войны. Здесь, наверху, были довоенные портреты Зои Космодемьянской, Олега Кошевого, еще кого-то... А внизу были фотографии их матерей, на митингах, рядом с могилами собственных детей. Такие вот невеселые картинки...

– Точно, – согласилась Ника. – Сейчас и я вспомнила. В темноте подписей было не видно, но я поняла, что там были родители и дети, и пыталась по внешности понять, кто чей...

И вдруг на полуслове в голове у Вероники словно заслонку убрали. Кровь зашумела в ушах, ударила в мозги, перед глазами замелькали лица, живые и на фотографиях, разные, похожие...

– Я поняла, – прошептала она и заплакала от отпустившего ее огромного напряжения. – Ты только посмотри на эту фотографию.

Вероника потыкала пальцем в портрет белобрысого Майкла.

– Что?! – в панике воскликнула Юлия, сдернула очки и носом уткнулась в фотографию. – Я не понимаю, скажи по-человечески!

– Господи, ну нельзя же в сорок лет быть такой ненаблюдательной, – не удержалась Вероника. – Нос убери!

Она отпихнула Юлию и ладонью прикрыла волосы Майкла. Юле понадобилась всего секунда, чтобы пробормотать потрясенно:

– Не может быть... этого просто не может быть...

– Да как не может?! – возмутилась Ника. – Ведь это Стася! Ее лицо!

– Да, это маленькая Стася, – шепотом подтвердила Юлия. – Я помню ее такой. Но это невозможно, слышишь, это невозможно! Мать мальчика – стопроцентная американка, писательница. Думаешь, я на всякий случай не посмотрела в Интернете ее биографию? Даже прочитала один ее романчик, на английском языке. Там эмансипированные американские женщины бодро охотятся на обыкновенных американских маньяков. И не малейшего упоминания о России! В Интернете также была информация, что она первый раз приехала в нашу страну. Да и возраст другой...

– В Интернете есть ее фотография?

– Мне не попадалась, но если поискать...

– Тогда пойдем к любому компьютеру! Если это Стася – я узнаю ее даже после десятка пластических операций.

– Пойдем в класс. – Юлия уже справилась с собой, хотя и выглядела пришибленной и разочарованной. – Не побоишься поделиться своей догадкой с нашим Цербером?

– Не побоюсь.

– Хотя нет, – в спину ей уточнила Юлия. – Ты лучше молчи, пока фотографию не найдем.

* * *

По темному коридору они прошли в самый его конец. Вероника вспомнила, как двадцать пять лет назад точно так же шла по этому коридору: в темноте, с сильно бьющимся сердцем. А вот тут на нее откуда-то с потолка спрыгнула Сашка... Юлия подтолкнула ее в направлении класса.