Читать книгу "Хроника пикирующего времени - Александр Проханов"

При этом на глазах у оглупленного мира усилиями иконоборцев, истребителей памятников, осквернителей святынь сокрушается грандиозный «красный пантеон». Вместилище небывалого духовного опыта, мистического рывка в царство Красоты, Совершенства, Бессмертия, положенных в основу советской цивилизации. Захваченная варварами и пигмеями впотьмах «перестройки», методично, из года в год, изо дня в день, она взрывается, стачивается, взламывается. Ее заваливают мусором, замарывают нечистотами. Множество обезьян из «Старого телевизора», грызунов из «Старой квартиры», улиток «Намедни», ядовитых грибков «Времечка» поселились в прекрасном храме. Отравленной слюной и кислотными выделениями завершают работу стенобитных машин и чугунных баб, напоминающих свирепый лоб Александра Яковлева.

Они сбрасывают в расстрельный ров Шолохова и Горького. Вытравливают Великую Победу серной кислотой богохульных текстов Астафьева, мышиным пометом Резуна, геббельсовскими фильмами Киселева. Изгладывают мифологию «красных» вождей и героев, запуская в священные саркофаги неутомимого некрофила Лобкова. Они готовы распродать гранит Мавзолея на облицовку туалетов и бань в дворцах еврейских банкиров. Устраивают праздники свального греха на Красной площади, откуда батальоны в 41-м уходили в бессмертие. Руками хьюстонского нахлебника Коптева топят станцию «Мир» — воплощенный проект Циолковского и прозорливца Федорова, уповавших на воскрешение из мертвых. Они перелистывают книгу «Красной истории» и огнеметом выжигают каждую страницу и букву, вписывая сквернословия и хулы. Выдирают из этой книги прекрасные образы пророков и мучеников, погибших, как первохристиане, в застенках, павших на поле брани и в непосильных трудах, созидая мистическое Царство Добра. Эти лики, окруженные нимбами, выцарапываются и заклеиваются богомерзкими харями диссидентов, собачьими рылами богоотступников. В этой переписанной справа налево истории, подправленной Соросом, то и дело натыкаешься на склеротический хоботок Льва Разгона, на несвежий бюстгальтер Новодворской, на гнилой прокуренный зуб Елены Боннэр.

Но не брошен храм «красной цивилизации». Не покинут алтарь «красной веры». На его ступенях, у его столпов, у горящего иконостаса сражаются ревнители великих заветов. Выхватывают из огня драгоценные рукописи. Выносят на раненой груди святые иконы. Заучивают наизусть псалмы и сказания, чтобы передать их пытливым внукам. Подобно монахам средневековья, переписывающим античные свитки, делающим тайные копии с фаюмских портретов, спасают вселенские ценности советской культуры.

Владимир Бушин, неистовый красный воин, бьющийся насмерть, как последний из «двадцати восьми». Обвешан гранатами, ложится под лязгающего монстра, выкатывающегося из мутного ангара НТВ. Каждый раз опаленный встает среди обломков мерзкой машины, ее изувеченного экипажа, состоящего из уродцев и долгоносиков.

Феликс Кузнецов, подобно Мусину-Пушкину, сохранившему «Слово о полку Игореве», пронес сквозь кагал осквернителей и фальшивомонетчиков рукопись «Тихого Дона». Водружает хоругвь Шолохова, отведя ему место главного художника русского XXI века.

Михаил Алексеев и Юрий Бондарев, засыпанные по пояс в окопе, вдвоем держат фронт. Стреляют из трехлинеек в пикирующие армады стальных нетопырей, злобных пеликанов, скрипучих птеродактилей. Превращают их в зловонные комья горящих перьев, по-сталинградски, по-курски, по-берлински.

Станислав Куняев пишет культурную летопись духовной борьбы, протекавшей на его глазах в литературной среде.

Спасает от лжесвидетельств, от плешивых и неутомимых во лжи «шестидесятников» историю русского стоицизма, имена выдающихся поэтов, духовидцев, ревнителей, которых хотели засыпать пеплом забвения могильщики великой эпохи. Поправляет каждый крест на могиле, каждый обелиск со звездой. Зажигает негасимую лампаду над каждой русской мыслью.

Владимир Бондаренко написал свою подвижническую книгу о писателях последнего советского поколения, где каждый, как ветвь на огромном древе культуры, осыпан своими благоухающими цветами, увешан душистыми плодами, выкликает у будущего образ «Русского Рая».

Бессчетны по городам и весям, по столицам и деревушкам, в библиотеках и школах русские подвижники, кто в одиночку, кто малой горсткой сберегающие наследие советского XX века, бережно прилагающие его к сокровищам тысячелетней истории. Не для музея или архива, не для антикварного магазина, но для великих дерзаний, неизбежного возрождения, когда вновь с космодрома между трех океанов вознесется «Космическая Россия», прорубая алмазным лучом путь в Неведомое.

Электрошоковая терапия Чубайса

февраль 2001 г., № 7

Серийных убийц тянет к местам, где они резали глотки, насиловали девочек, чувствовали, как бьется в агонии тело. Солана явился в Белград, где он разбомбил детские сады и университеты, и на его лице тайного садиста блуждала улыбка сладострастия. Чубайс прилетел в Приморье ознакомиться с результатом веерных отключений, как ученый прилетает па место, где им было испытано бактериологическое оружие, и сквозь скафандр и маску рассматривает мертвецов, изъеденных сибирской язвой.

В каком-то смысле Чубайс — не человек, ибо не подпадает под этические параметры, отличающие человека от гильотины.

Приморье стало полигоном, подобным Семипалатинску, где впервые на русском населении было испытано «цивилизационное оружие», когда нажатием кнопки в кабинете РАО ЕЭС парализуется инфраструктура огромного края — и toi начинает остывать, как труп, во всей своей полноте: от жилых квартир, операционных, административных кабинетов, военных баз, православных храмов, электровозов, систем правительственной и космической связи. Это «цивилизационое оружие» было испытано Чубайсом в наиболее эффективное, зимнее время, и число жертв, материальный урон, необратимые геополитические последствия еще только подсчитываются в секретных центрах, управляющих распадом России.

В этих центрах Приморье неуклонно отдают Японии, объясняя остальной России невозможность для нее содержать отдаленную океаническую окраину, нерентабельность края, обременительного для тщедушной российской экономики. Губернатор Наздратенко, старинный противник Чубайса, — потому и противник, что сохраняет национальный взгляд на Приморье, на незыблемость русских границ, — стал жертвой, посаженной на «электрический стул». Вначале интуитивно, как русский патриот, а затем сознательно, разгадав предательский план расчленения, Наздратенко объявил непримиримую борьбу Чубайсу, за что и был казнен вместе с подопечной ему территорией. Как фашисты — генерала Карбышева, Приморье заморозили на глазах у страны, при молчаливом бездействии власти, под жалкий лепет полпреда Пуликовского.

Чубайсу в русской истории прочно отведено место рядом с ханом Мамаем, Святополком Окаянным, Гришкой Отрепьевым, Мазепой и Троцким, какого бы цвета шевелюру ни носил последний. Три злодеяния, помимо множества мелких, связанных с повседневным отправлением нужд, таких, как «коробка от ксерокса» или «дело писателей», — три злодейства совершил против народа и Родины этот человек-эпидемия, вырвавшийся из реторты секретной Балтиморской лаборатории.