Читать книгу "Журнал Виктора Франкенштейна - Питер Акройд"

— Лиса, — громким голосом произнес мистер Уэстбрук. — Эти лисята всю растительность губят.

Когда все было кончено, ко мне подошла Эмили, по-прежнему держа на руках Ианте.

— Суд над Дэниелом назначен на утро понедельника, — сказала она. — Вы придете?

— Разумеется.

— Есть ли надежда?

— Не стану притворяться перед вами, Эмили, будто я питаю какую-либо надежду.

— Я так и думала. Но вы будете там? — Я еще раз пообещал прийти. — Мистер Шелли писал к нам об Ианте.

— Он говорил мне об этом.

— Его горячее желание таково, чтобы мы продолжали быть ее опекунами. Того же хотим и мы сами.

— Лучше о ней никто не позаботится.

— Мы воспитаем ее так, чтобы почитала отца и преклонялась пред памятью матери.

Устремленность Эмили вновь, как и при первой нашей встрече, поразила меня.

Утром того понедельника я пошел в суд, находившийся в Олд-Бейли; заседательная палата, где должно было происходить слушание, показалась мне более похожей на картонный театр марионеток, нежели на место, где вершится правосудие. Судья разодет был в пурпур и белое, к носу же он прижимал льняной платок, дабы отогнать привязчивый запах гниения — тюрьма кишела болезнями. Присяжные сидели на поставленных в два ряда скамьях по левую руку от членов суда; то были, разумеется, лондонские домовладельцы, обладавшие сполна кичливостью и самодовольством, что присущи этому племени. В основном помещении суда собралась большая толпа, составляли которую лавочники и подмастерья, бродячие мальчишки и исполнители баллад — все, у кого в тот день не было других развлечений или занятий. Были там и репортеры, газетные писаки, являющие собой источник непрекращающихся толчеи и шума. Все это было весьма похоже на жизнь лондонской улицы. По правую руку от суда стояла небольшая деревянная трибуна для свидетелей — туда, к великому любопытству зрителей, ввели Дэниела. Запястья его были скованы кандалами, одет он был в то же платье, что я видел на нем в кларкенуэллской темнице. Наконец судья призвал всех присутствующих к тишине, и судебный клерк речитативом проговорил молитву Божественному Судии, под хранящим взором которого, надо полагать, и должно было происходить все это действо. Дэниел молиться не стал, но все так же спокойно стоял, опустивши глаза на свои руки в оковах. Затем один из сидевших за столом судебных поверенных, тот, что занимал следующее после судьи место, принялся зачитывать обвинения — напыщенным тоном, в полный голос. Дэниел стоял едва ли не навытяжку, не шевелясь, насколько возможно было видеть; он ловил каждое слово, словно речь шла о чужом преступлении. Когда поверенный закончил читать свой перечень, Дэниел оглядел суд с выражением нетерпения на лице.

Его спросили, желает ли он, как ответчик, сделать заявление, и он ответил искренним: «Невиновен!» На свидетельское место — прямо напротив того, где стоял Дэниел, — вызваны были офицеры стражи. Первый из них, Стивен Мартин, рассказал о том, при каких обстоятельствах «обвиняемый» был обнаружен под деревом у Серпентайна. «Это, — сообщил присяжным судья, — озеро, находящееся в Гайд-парке». Присяжные, которым это и без того было наверняка известно, восприняли данные сведения с величайшей серьезностью. Затем Мартин перешел к разъяснениям того обстоятельства, что руки и щеки обвиняемого оказались в крови. Когда же обвиняемый был вслед за тем арестован и отведен в будку часового на углу Куинс-гейт, в кармане брюк его найдено было ожерелье. Говорил Мартин, к большому неудовольствию грошовых писак, быстро, голосом высоким, вызывавшим смех среди зрителей попроще.

Похоже, что по английскому закону обвиняемому позволяется задавать свидетелям вопросы и опротестовывать их слова; в континентальной Европе подобное не принято. Дэниел тут же спросил Мартина, был ли у него, Дэниела, удивленный вид, когда нашли ожерелье.

— Да. Еще бы, — ответил тот в своей быстрой манере. — Вид у вас, ничего не скажешь, ошарашенный был. Только ведь это все оттого, что вы играли роль — Господь свидетель!

— Вы нашли меня спящим под деревом?

— А то где же.

— С какой стати убийце и вору укладываться спать на месте собственного преступления?

— С какой? Да с такой, что обвиняемая персона — ваша, то бишь — есть из ума выживши. — Мартин постучал себя по лбу, к большому удовольствию зрителей.

— Так кто же я, мистер Мартин, — сумасшедший или актер? Не могу же я быть и тем и другим.

— Это уж как вы сами пожелаете, мистер Уэстбрук. Мне все едино. — Мартин от души расхохотался.

Второй и третий стражники описали, как было обнаружено тело Гарриет; рассказы их друг от друга ничем не отличались. Нашли ее двое детей в тени мостика, что пересекает Серпентайн посередине. Дэниел слушал показания свидетелей с огромным вниманием, вытянувши скованные руки перед собой, а в конце лишь склонил голову Задавать им вопросы он не пожелал. Отчет о том, как обнаружили его сестру, словно лишил его на мгновение дара речи.

Впрочем, после, когда судья спросил его, не хочет ли он произнести последнее слово, он поднял голову и спокойно посмотрел на судей.

— Правосудия я здесь не жду, — сказал он. — Я давно уж пришел к выводу, что судебная система в нашей стране насквозь прогнила.

На этом судья перебил его:

— Ваше дело, сэр, — защищаться, а не высказывать ваше мнение об английском законе.

— Но в этом-то и есть смысл моих слов! В том, что в зале английского суда правосудия не найти.

— Смысл не в этом. Слова ваши лишены всякого смысла. — Судья начинал сердиться. — Я отказываюсь принимать их к сведению как бессмысленные.

— Тогда я буду защищаться с помощью простых слов. Я невиновен. Я непричастен к смерти моей сестры. Насилие как таковое вызывает у меня отвращение. Направить же его против члена моего собственного семейства — это для меня немыслимо. Возможно ли обвинять в подобном преступлении брата? Любящего брата, который помогал растить ее с младенческих лет? Нет, нет. Подобное никак невозможно. — Он остановился, пытаясь справиться с охватившими его чувствами. — Как она встретила свой конец — сие мне неведомо. Не знаю, как вышло, что лицо и руки мои были в крови. Не знаю, как вышло, что ожерелье ее было найдено у меня в кармане. Могу лишь догадываться, что виноват здесь некий враждебный заговор. Некая адская сила. Знаю лишь одно: это не я.

Слова его, произнесенные с очевидной искренностью, встречены были ропотом одобрения со стороны зрителей, которых судья быстро заставил замолчать. Дэниела увели, и присяжные удалились в другую комнату.

Я остался в здании суда — одиночества мне было не вынести. Я знал, что Дэниел невиновен, однако теперь ему приходилось защищать свою жизнь, а я тем временем сидел в бездействии и наблюдал за ним. Вдобавок мне известно было, какой вынесут вердикт. Закон — сеть, капкан, он связывает свою жертву, как бы та ни билась, чтобы освободиться. Не прошло и часа, как присяжные возвратились, и Дэниела в кандалах снова ввели в зал. Лицо его было залито краской; всходя на свидетельскую трибуну, он споткнулся. «Невиновен!» — выкрикнул кто-то, и в зале суда послышались разрозненные аплодисменты. Дэниел покачал головой, слегка нахмурившись, и подался вперед, чтобы выслушать вердикт присяжных. Он не заставил себя ждать. Виновен в противозаконном убийстве. После этого наступила тишина — тишина, в которой до сознания присутствующих доходило, сколь мрачна его судьба.