Читать книгу "Лихорадка - Лорен Де Стефано"

— И поэтому они взрывают деревья? — недоумевает Габриель.

— В качестве демонстрации, — повторяю я медленно и четко. — Они говорят, что повторят то же самое, если лабораторию восстановят. Может быть, кто-то заранее узнал о планах президента.

— Или его настолько ненавидят, что готовы взрывать деревья, что бы он ни говорил, — высказывает предположение Габриель.

— Тоже возможно, — соглашаюсь я. — Я такое уже видела.

Он качает головой и бормочет нечто неразборчивое. Высоко над нами слышен треск вертолетного винта. Мэдди задирает голову и смотрит, как президент со своими девятью женами поднимается в небо, улетая в безопасное место.

Дома в жилом районе будто специально пытаются выглядеть более красочно, чем в транспортном. Ярко-розовый, травянисто-зеленый… пепельно-серый, который, видимо, когда-то был лазоревым. Несколько раз мы начинаем плутать, потому что здесь улицы не пронумерованы, как в транспортном районе, — им даны имена. Дженнифер. Эйлин. Сара-корт. Сто лет назад несколько разваливающихся фабрик в этом районе снесли, чтобы освободить место для новых домов, это должно было способствовать росту семей. Мне интересно: улицы получили названия в честь чьих-то дочерей?

Обычно ходьба пешком не затруднила бы меня, но сегодня постоянно кружится голова, и несколько раз мне приходится моргать, прогоняя яркие пятна, застилающие зрение. Я открываю пачку чипсов, надеясь, что углеводы помогут моему мозгу справиться с потрясениями этого дня. Сначала — потеря брата. Потом — надежда на новую лабораторию, которую моментально убили. Но чипсы не слишком-то помогают, и Габриель то и дело спрашивает меня, не надо ли нам отдохнуть?

В конце концов мы находим Дон-стрит и идем по ней в поисках нужного дома. Мэдди следит за уменьшающимися номерами на дверях, крупными и золотыми. Она внимательнее меня; я наталкиваюсь на девочку, когда она останавливается у номера 56. «Клэр Лоттнер» синим карандашом в поблекшей детской книжке.

Здание ярко-зеленое, в три этажа, с белыми занавесками в розовый горошек. Газон перед домом выглядит неаккуратно, но украшен цветастыми гномами и деревянными статуэтками мультяшных животных, расставленных так, словно они играют в мяч. На дорожке, ведущей к парадной двери, валяется опрокинутая красная тележка.

Однако мое внимание тут же переключается на самодельную вывеску в паре шагов от тротуара. Причудливым курсивом на ней выведено: «Приют Грейс».

Габриель решительно проходит по дорожке и стучит в дверь, покрытую белой краской. В доме кто-то играет на рояле. Однако это не то умелое исполнение, которое демонстрировала Сесилия, это больше похоже на звуки, которые могла бы издавать кошка, идущая по клавишам басового регистра. Игра обрывается, заливисто хохочет ребенок. К нам приближаются приглушенные шаги, дверь открывается.

Мэдди вцепляется мне в ногу. Не могу определить, вызвано ли это приязнью или испугом.

На пороге стоит молодой человек. Он без рубашки, мешковатые тренировочные брюки сидят низко на бедрах. Его светлые вьющиеся волосы всклокочены, но почему-то очень подходят к его угловатым чертам лица. Его взгляд моментально устремляется на Мэдди, которая в волнении мнет мой карман, в кармане шуршит записка Роуэна.

Лицо молодого человека темнеет. На нем отражается странное подозрение, а затем — боль. Но когда он открывает рот, то просто кричит в сторону шумной комнаты:

— Клэр! У нас еще одна!

Клэр из первого поколения: она высокая и крупная, с темной кожей и глубоким мелодичным голосом, который течет сущей патокой. Когда она идет, вокруг ее ног постоянно кружит рой детишек, и она ловко переступает через листы с влажными пятнами краски, разложенные сушиться на полу, роликовые коньки, плюшевых мишек, ксилофоны…

Она называет всех их «малышами» и пахнет чистым бельем. У ее платья из ткани с персиковыми турецкими «огурцами» длинные рукава, расширяющиеся внизу колоколами.

Клэр не сразу спрашивает нас про Мэдди или про то, откуда она у нас. Вместо этого она дает нам зеленого чая в щербатых разномастных кружках.

Дети у ее ног то множатся, то уменьшаются в числе, разбегаются и собираются снова. Один из них придвигает ей стул, и она садится напротив нас у раздвижного стола на кухне. Она предлагает сахар для чая, но мы оба отказываемся. По разным причинам мы привыкли к неподслащенному напитку: пока Габриель прислуживал в особняке, ему никогда не позволялась такая роскошь, как сахар, а мне просто никогда не нравился сладкий чай. Если на то пошло, единственные сладости, которые мне нравились, — это десерты на вечеринках Линдена и леденцы «Джун Бинз».

— Вы узнали про нас из объявлений? — спрашивает Клэр.

— Из объявлений? — недоумевает Габриель.

— У нас нет такой сложной техники, как принтер, — поясняет она, — поэтому мы пишем их от руки и приклеиваем к фонарным столбам.

Не помню никаких объявлений, но, с другой стороны, я почти все время шла с опущенной головой и мало что запомнила по дороге, если не считать названий улиц.

— Адрес был в книге, — говорю я, удивляясь тому, как слабо звучит мой голос.

Это голос сломленного духа, девушки, которая стала в десять раз меньше. Я смотрю в кружку.

— В книге? — откликается Клэр. — Не может быть. Мы не давали объявлений в телефонную книгу. — Она смотрит на молодого человека, который открыл нам дверь. Сейчас он стоит, прислонившись к холодильнику и скрестив руки на груди. — Сайлас, малыш! Не давали ведь?

Даже не поднимая головы, я ощущаю на себе его сонный равнодушный взгляд. Почему-то мне кажется, что меня осуждают, и я втягиваю голову в плечи.

— Нет, — подтверждает Сайлас.

— Это была не телефонная книга, — объясняю я. Запускаю руку в сумку Сирени, вытаскиваю книгу и выкладываю ее на стол перед Клэр. — Это здесь.

Книга называется «Маленькие пони», она про маленькую девочку, которая умеет разговаривать с жеребятами, и маленького мальчика, который ей не верит. В конце повествования мальчик тонет, а девочка отращивает крылышки. Омерзительная история, но Мэдди она не надоедает.

Клэр не сразу берет книгу. Она касается обложки кончиками пальцев, отдергивает их и прижимает к груди.

Мэдди, которая все это время ползает под столом, забирается мне на колени. Сайлас сверлит меня взглядом. У меня в глазах мелькают странные металлические искры. А стул сотрясается от взрыва в лаборатории, который, разумеется, никто, кроме меня, не ощущает.

Кажется, я пропускаю момент, когда Клэр спрашивает, откуда у нас эта книга, потому что слышу только, как Габриель отвечает:

— Она принадлежала ее матери.

Он указывает на Мэдди.

Мэдди ерзает у меня на коленях, засовывая кулачки мне под мышки. Ее острый подбородок впивается в мою шею. Я не могу понять, в чем дело. Мы никогда не демонстрировали друг другу особой приязни. Однако это помогает мне вернуться в реальность.