Читать книгу "Клинки надежды - Алексей Волков"

Прапорщик был в составе бюро по записи добровольцев. За годы службы он воспитал столько солдат, что было бы грехом не воспользоваться богатым опытом полного георгиевского кавалера.

Полковники переглянулись.

– Возле бюро собралась толпа баб и барынь с плакатами. Написано, мол, не отдадим мужей и сыновей в лапы золотопогонникам. Не дадим слугам старого режима наших мужчин на пушечное мясо. И даже, – Збруев понизил голос, словно произносить подобное было постыдным, – убирайтесь из города.

– Только стоят, и все? – уточнил Канцевич, вновь поправляя пенсне.

– Никак нет. Стараются никого не пропустить внутрь. Вопят, как резаные, пытаются в бюро залезть. Ну, прямо натуральные ведьмы, ей-богу!

– Интересно. – Аргамаков стал привычно почесывать бороду.

– Какое интересно? Чистый срам! – высказал свое мнение прапорщик. – А на какой-то площади по дороге сюда митинг кипит. Оратор из господ вопит, мол, заявились в Смоленск свободу порушить. И что ночные ужасы – наших рук дело. Чтобы, значит, народ покрепче запугать.

– Что еще за ужасы?

– Ну, там опять кого-то убили в своих квартирах. Я так и не понял, кого. Полиции-то нет, вот и развелось разбойников – страсть. А этот, из господ, все пытается свалить с больной головы на здоровую.

Чувствовалось, что старому вояке хочется в сердцах сплюнуть на пол или хотя бы загнуть замысловатое колено. Одна беда – перед командиром так себя вести неудобно.

– А народ? – Аргамакову самому захотелось покрыть матом неизвестного болтливого господина. Еще лучше – дать ему разок от души, чтобы болтовня имела под собой хоть какие-нибудь основания.

– Разве ж это народ? Стадо баранов! Им что говорят, они в то и верят. – Лицо Збруева было суровым. Самого прапорщика пустопорожней болтовней было не убедить.

– Час от часу не легче, – тихо произнес Канцевич.

– Меня другое интересует. Кто это воду мутит? – Присевший было Аргамаков поднялся, сделал несколько шагов взад-вперед. – Хотелось бы согрешить на Муруленко. Только у него с господами общего языка нет. Шнайдер? Или еще кто-нибудь?

Он извлек папиросу, сунул в рот и, уже собираясь прикуривать, спохватился, раскрыл портсигар перед прапорщиком.

– Угощайся, Фомич.

– Спасибо, господин полковник. – Папиросу Збруев взял аккуратно. Предпочитал курить свои, начиненные крепким самосадом, но раз командир угощает, то надо брать.

Аргамаков затянулся ароматным дымом и вдруг встрепенулся:

– Ты ему ничего не сделал?

– Сами же приказывали: местных не трогать. – В глазах Збруева мелькнули огоньки. – А что, надо было бы, господин полковник?

– Надо, да нельзя. – Аргамаков облегченно перевел дух.

Он-то уже стал опасаться, что верный Фомич мог не удержаться и если уж не пристрелить неведомого болтуна, то крепко накостылять тому по шее.

Учитывая же сложную обстановку в новоявленной республике, ссору допускать не стоило. Научить никого не научишь, а шума будет столько!..

Одновременно с этой явилась другая мысль, горькая, как вся нынешняя обстановка. Вроде совсем недавно спасли горожан от страшной судьбы, и вот уже все это забыто под влиянием первого встречного болтуна! Или – как их там называл Орловский? – баюна. Этакого мага языка, чье волшебство направлено на убеждение слушателей в своей правоте. Хотя та правота – смесь болезненных фантазий говорящего с позаимствованными нездешними мечтами и совсем уж бессмысленной откровенной ахинеей.

Лучше уж откровенный враг Муруленко, чем безответственные болтуны, которых прижми чуть покрепче, и вмиг услышишь иные песни. Отпусти – вновь начнут поливать всех грязью.

И откуда взялась такая порода? С виду – люди как люди. Иногда даже способны здраво рассуждать. Когда речь не заходит о каких-либо проблемах, кроме простейших, сугубо личных.

– Так. Распорядитесь, Александр Дмитриевич. Из расположения поодиночке никому не выходить. Всему личному составу постоянно быть при оружии. Даром ни у кого и ничего не брать. В конфликты стараться не вступать. Но при угрозе применять оружие. И еще. На территорию бригады никого из посторонних не допускать.

– Простите, Александр Григорьевич, к членам местного правительства это тоже относится? – деловито уточнил начштаба.

– Я сказал: никого. Только с ведома дежурного по части и по его непосредственному распоряжению. Не хватало нам тут какого-нибудь Муруленко!

Збруев, сидевший в уголке, в конце каждой фразы старательно кивал. Уж он-то, проживший в казармах и на казенных квартирах почти всю сознательную жизнь, ни умом, ни сердцем не мог принять в качестве вершителей судеб каких-то самозванцев, единственным достоинством которых было умение красиво говорить. Да и существование губернской республики казалось ему таким же нелепым, как подводное царство.

Снаружи раздался звук приближающегося мотора. Тарахтенье напомнило Збруеву, что дела здесь закончены и надо продолжать выполнять порученное дело.

– Я могу идти, господин полковник?

Аргамаков скользнул взглядом по суровому лицу вытянувшегося служаки и кивнул:

– Иди, Фомич. Только вот еще что. Возьми грузовик и человек пять солдат. Мало ли что… Скажешь, по моему приказу. В случае нападения или тревоги немедленно снимайтесь и двигайте сюда. Вопросы есть?

– Никак нет.

Прапорщик лихо козырнул и, по-строевому печатая шаг, покинул кабинет. Аргамаков с теплотой посмотрел ему вслед, а затем вновь вернулся к окну.

Мотор тарахтел уже совсем рядом.

– Либченко едет, – прокомментировал Аргамаков. – Я уж думал, не дождемся.

Через минуту новый начальник школы уже вступал в кабинет:

– Честь имею явиться, господин полковник!

Четкий щелчок каблуками.

– Проходите, капитан, садитесь. – Аргамаков внимательно изучал гостя.

Франтоватый даже в повседневной форме, чисто выбритый, с черными усиками и темными глазами, Либченко без сомнения должен был сводить с ума дам и нравиться начальству. Сразу было видно: исполнительный, аккуратный по службе, знающий себе цену.

Только не завышена ли цена?

Полковник видел капитана лишь трижды. Прекрасным утром, когда бригада улица за улицей очищала город от остатков разбегающейся банды и Аргамаков верхом въехал на заваленную трупами территорию школы. На похоронах полковника Мандрыки. И наконец, на правительственном совещании.

В первом случае Александр Григорьевич практически не обратил внимания на подтянутого капитана. Сказался и бой, и известие о нелепой смерти начальника школы, главное же – неожиданная встреча с Орловским. Пройти несколько сотен верст, освободить захваченный бандитами город и узнать, что одним из немногих очагов сопротивления руководил старый друг и сослуживец! Тот, кого Аргамаков помнил еще по японской молоденьким вольнопером в своей полуроте. Перед Великой войной – полуротным. Во время войны – ротным в батальоне Аргамакова и батальонным в полку.