Читать книгу "Призраки - Эван Хантер"

ещё один сквозняк и без сомнения понял, что здесь что-то прошло.

Он никогда в жизни не расскажет ни единой душе о том, что произошло дальше. Он не расскажет никому из тех, кто был в отделе, потому что знал, что они никогда больше не доверятся дипломированному сумасшедшему в перестрелке. Он не расскажет Тедди, потому что знал, что она тоже перестанет полностью доверять ему. Он уже повернулся к стоящей в дверях Хиллари, когда увидел позади неё фигуру. Это была женщина. На ней было длинное платье с передником. На голове у неё было что-то вроде бабушкиной шляпы. Её глаза были скорбными, а руки сцеплены на груди. Она в любом случае испугала бы, появившись так внезапно, но ужаснее всего было то, что Карелла мог видеть сквозь её тело дверь в дом. Хиллари обернулась в тот же миг, то ли почувствовав фигуру позади себя, то ли решив, что она там, судя по выражению лица Кареллы. Женщина тут же исчезла, вернее, её словно унесло яростным ветром, который влетел в холл и поднялся по лестнице на второй этаж дома. Следом за ней раздался стон; прошептанное имя «Джон» эхом прокатилось по лестничной клетке, а затем рассеялось в воздухе.

«Пойдёмте за ней», — сказала Хиллари.

«Послушайте», — сказал Карелла, — «я думаю, нам следует…»

«Идёмте», — сказала она и стала подниматься по лестнице.

У Кареллы не было настроения вступать в конфронтацию с беспокойным духом, ищущим Джона. Что делать, когда перед тобой призрак? Он не держал в руках распятия уже больше лет, чем хотел бы вспомнить, а зубчик чеснока в последний раз висел у него на шее, когда он в детстве болел пневмонией и бабушка привязала его на нитку, чтобы отвести сглаз. Кроме того, разве можно обращаться с призраками как с вампирами, вбивая колья в их сердца и возвращая их в состояние настоящей смерти? А есть ли у них вообще сердца? Или печень?

Или почки? Что такое, чёрт возьми, призрак? И вообще, кто в них верит?

Карелла так и сделал.

Он никогда не был так напуган с того самого дня, когда вошёл в дом к безумцу с топором, глаза которого были расширены, изо рта капала слюна, в левой руке была чья-то отрубленная рука, и кровь капала на пол, когда он понёсся через всю комнату к месту, где стоял Карелла, застыв на месте. Он шесть раз выстрелил мужчине в грудь и, наконец, повалил его за мгновение до того, как тесак оторвал бы ему нос и часть лица.

Но как можно стрелять в призрака? Карелла не хотел подниматься на второй этаж этого дома. Однако Хиллари уже была на полпути к лестнице, и ему тоже не хотелось, чтобы его называли трусом. «Почему бы и нет», — подумал он. «Называйте меня трусишкой, давайте. Я боюсь призраков. Этот чёртов дом перенесли сюда доска за доской из Салема, где вешали ведьм, и я только что видел кого-то, одетого как Ребекка Нурс (урождённая Таун, женщина, которую обвинили в колдовстве и казнили через повешение в Новой Англии во время Салемского процесса над ведьмами в 1692 году; менее двадцати лет спустя она была полностью реабилитирована — примечание переводчика), или Сара Осборн (урождённая Уоррен, ранее Принс, колонистка в колонии Массачусетского залива и одна из первых женщин, обвинённых в колдовстве в 1692 году — примечание переводчика), или Гуди Проктор (Элизабет Проктор, урождённая Бассетт, была признана виновной в колдовстве в 1692 году, вдобавок был осуждён и казнён её муж Джон Проктор; в 1693 освобождена среди 153 заключённых новым губернатором, снова вышла замуж в 1699 году за Дэниела Ричардса, в 1703 году реабилитирована вместе с мужем, и в том же году скончалась — примечание переводчика), или ещё хрен пойми кто, и она причитала по человеку по имени Джон, а здесь нет никого, кроме нас, трусишек, босс. Адиос», — подумал он и увидел, как Хиллари исчезла за углом наверху лестницы, и вдруг услышал её крик.

Он выхватил пистолет и поднялся на две ступеньки.

Хиллари, отважная охотница за привидениями, какой она была, рухнула на пол в обмороке. Жутковатый голубой свет заливал коридор второго этажа. В коридоре царил ледяной холод, от которого у него по спине побежали мурашки ещё до того, как он увидела стоящих там женщин. Их было четверо.

Все они были одеты, похоже, в одежду конца семнадцатого века. Он видел сквозь них и за ними окно в конце коридора, где на старинных свинцовых стёклах лежал снег. Они стали приближаться к нему. Они ухмылялись. У одной из них руки были в крови. И вдруг откуда-то сверху — с чердака, как он догадался, — донёсся звук. Сначала он не смог разобрать звук.

Это был ровный пульсирующий звук, похожий на приглушённое биение сердца. Услышав звук, женщины остановились. Их головы в унисон задрались к потолку. Звук становился всё громче, но он по-прежнему не мог его определить. Женщины сжались от звука, прижались друг к другу в коридоре, казалось, что они растворяются одна в другой, их тела накладываются друг на друга, а затем и вовсе исчезли, унесённые тем же сильным ветром, который изгнал призрак внизу.

Он прищурил глаза от ветра. Ветер утих так же внезапно, как и начался. Он стоял, дрожа, в коридоре, позади него на полу лежала Хиллари, в окно в самом дальнем конце пробивался снежный отсвет, а над ним раздавался ровный пульсирующий звук. Нет, это было больше похоже на стук, медленный, ровный стук…

Он сразу же узнал этот звук.

На чердаке кто-то подбрасывал мяч.

Он стоял перед дверью этажом выше, раздумывая, стоит ли туда подниматься, и думал, что, возможно, кто-то проделывает трюки со светом и ветряными машинами, вызывая появление призраков — театр сверхъестественного, рассчитанный на то, что экстрасенс упадёт в обморок, а опытный детектив будет стоять, трясясь в своих промокших мокасинах. Он говорил себе, что здесь не может быть ничего похожего на призраков, но он уже видел пять таких призраков. Он говорил себе, что бояться нечего, но был в ужасе. Подув на воздух у дула пистолета, он поднялся по ступенькам на чердак. Лестница скрипела под его осторожными шагами. Мяч продолжал подпрыгивать где-то над ним.

Она стояла на верхней ступеньке лестницы. Она была не старше его дочери Эйприл, одетая в длинное серое платье и выцветшую шляпку. Она ухмылялась ему. Она подбрасывала мяч и, ухмыляясь, напевала в такт подпрыгивающему мячу.

Напевы эхом разносились по лестничной клетке. Он не сразу понял, что она снова и снова повторяет слова: «Повесить их».

Мяч подпрыгнул, ребёнок ухмыльнулся, и слова «Повесить их, повесить их» понеслись по лестничной клетке к