Читать книгу "Неожиданное наследство - Барбара Картленд"

«А с какой стати? – уже мысленно спросила она себя. – Ведь во всем, что со мной случилось, виновата только я. И я это знаю. Если бы мы все признавали свои ошибки – пусть даже только наедине с самим собой, – половину мировых проблем можно было бы легко решить. Искать же оправдания собственным поступкам, когда с самого начала осознаешь, что поступаешь неправильно, – это все равно что бросать деньги на ветер!»

– Я была дурой, – снова вслух сказала себе Кристина. И добавила, вспомнив старую пословицу: – Дурак легко расстается с деньгами.

Ей показалось, что Дональд что-то пробормотал, и она вошла в его комнату. Мальчик не спал и дышал с трудом.

– Тетя Кристина, я отвратительно себя чувствую, мне ужасно жарко.

Кристина дала ему попить воды. Напившись, он откинулся на подушку.

– Тебе хочется чего-нибудь? – спросила она.

Дональд помотал головой, но через мгновение медленно, неуверенно произнес:

– А вы можете… поиграть… для меня на пианино?

Сердце Кристины забилось быстрее.

– Я бы с удовольствием, но мне не хочется оставлять тебя одного! Давай договоримся так: если я тебе понадоблюсь, позвони в колокольчик. Я оставлю его на кровати, возле твоей руки.

По его выражению лица она поняла, что ему понравилась идея, и принесла с камина в своей спальне слегка помятый медный колокольчик, который ее матери подарил какой-то знакомый, живший в Индии. Она вложила его в руку Дональда и, не говоря ни слова, спустилась вниз в гостиную. Открыв крышку рояля, она села и задумалась, какую музыку ему было бы приятно послушать. Странно, но Артур запрещал своим детям учиться музыке.

«Какая музыка интересна обычному четырнадцатилетнему подростку?» – спрашивала себя Кристина и вдруг обнаружила, что наигрывает вальс Штрауса. Красивая мелодия пробудила в ней множество воспоминаний – воспоминаний о первом спектакле с ее участием, когда оркестр в качестве увертюры к первому действию играл именно этот вальс. Она вспомнила, как ждала выхода в кулисах, одетая в белый шифон, с большим букетом искусственных цветов в руках.

Ее выход всегда сопровождался бурей аплодисментов. Вероятно, зрителям первых рядов она действительно казалась красивой и романтичной. Сама же она в эти мгновения лишь ощущала запах грима, боль в пальцах, которые колола проволока, торчавшая из цветов, и панический страх забыть роль.

Ее ни разу не охватил сценический восторг. Она не переживала так, как переживает опытный или хорошо выученный актер, который, наподобие породистой лошади на скачках, стремится выложиться до конца, который чутко воспринимает настроение зала. Кристина же всегда только робела и смущалась. Ей казалось, что у нее слишком большие ступни, что она двигается неуклюже, ей всегда некуда было девать руки. От дикого страха у нее слабел голос, и ее могли слышать только первые ряды.

Она наблюдала, как рабочие сцены, обливаясь потом, передвигают декорацию по затемненной сцене, слушала, как вполголоса чертыхается помощник режиссера, видела, как в кулисах скептически переглядываются актеры, ожидающие своего выхода.

Нет, во всем этом не было ни капли романтики; театр и свет рампы значили для нее только одно: возможность быть с Гарри, играть вместе с ним, разделять его интересы – его жизнь.

Кристина заиграла другую мелодию, очень простую, название которой она забыла, но которая напомнила ей весну и детей, резвящихся на зеленой лужайке. Она обладала способностью создавать мысленные картины для любой мелодии. Неожиданно она стала играть одно за другим те произведения, которые рисовали в ее сознании картины юности, счастья и веселья.

«Вот чего не хватает Дональду, – подумала Кристина, – умения смеяться, радости быть юным. Он слишком стар для своего возраста, он преждевременно стал мрачным». А разве это не своего рода несчастье, спросила она себя.

Элизабет тоже несчастна, но несчастье придало ей куража. Она обрела своего рода светскую храбрость, которая в будущем поможет ей пройти через худшие испытания. Вскоре ей будет трудно понять, где заканчиваются усилия и где начинается обычная жизнь, в которой счастье приходит спонтанно и без всяких оговорок.

На Дональда же несчастье повлияло совсем по-другому. Он не сломался и не почувствовал себя униженным, он замкнулся и стал раздражительным. Оно высветило все тайные и скрытые черты его характера, и в конечном итоге им завладело чувство обиды.

«Ему все кажется уродливым, – продолжала размышлять Кристина. – Мы должны вернуть ему красоту, которая и принесет ему радость».

Она играла минут двадцать, прежде чем поднялась наверх. Из комнаты Дональда не доносилось ни звука. Она на цыпочках подошла к кровати, думая, что он спит, однако его глаза были открыты.

– Как ты? – спросила она.

– Спасибо, нормально. – Он не попросил ее поиграть еще.

Кристина выждала секунду и вернулась на свой пост в коридоре.

Сиделка прибыла на такси из Мелчестера около шести вечера. Это была женщина средних лет с огромным опытом ухода за больными. Она быстро освоилась в комнате Дональда и взяла дело в свои руки, причем так рьяно, что Кристина сразу почувствовала себя лишней.

– Если вам что-либо понадобится, – как можно любезнее проговорила она, – надеюсь, вы ко мне обратитесь.

– Обращусь, мисс Диллон, – тоном школьной директрисы, отчитывающей нашкодившего ученика, заявила сиделка.

«Боюсь, Дональду она не понравится», – подумала Кристина, спускаясь вниз. И все же она радовалась обретенной свободе.

Питера она нашла в гостиной. Он читал книжку.

– Тетя Кристина, сегодня без вас был ужасно длинный день, – сказал мальчик.

Кристина обняла его и поцеловала.

– Мне приятно, что ты скучал по мне, дорогой. Я тоже по тебе скучала, но бедному Дональду плохо.

– Мне нечего делать, – пожаловался Питер, стремясь привлечь к себе ее внимание. – На улице дождь, Элизабет и Тони куда-то уехали после чая. Они не захотели брать меня с собой.

– Не расстраивайся, – попыталась успокоить его Кристина. – Поиграем в карты?

Питер счел это хорошей идеей и вскоре увлекся игрой в снап. Когда он уже обыграл Кристину и забрал все ее карты, зазвонил телефон.

– Ну, вот! – недовольно воскликнул он. – Возвращайтесь побыстрее.

– Постараюсь, – пообещала ему Кристина.

Она взяла трубку. Звонил Майкл Фарли.

– Как наш больной? – поинтересовался он. – Я звонил утром. Ваша племянница сказала, что ему совсем плохо.

– Вовсе нет, – возразила Кристина, – но доктор Бейкуэлл прислал для него сиделку, так что сейчас я свободна.

– Можно мне заехать? Я хотел бы завезти ему персиков – надеюсь, он не решит, что я сыплю горящие угли ему на голову?

– Я уверена, что вы так никогда не поступили бы, – сказала Кристина. – Что до Дональда, мне кажется, он им обрадуется.