Читать книгу "Marvel/DC. Король Пауков - Несущий Слово"

примотанный к боку минивэна, тоскливо стоящего на одних дисках, заключенных в плен спущенных колес - посекло резину знатно.

Черно-Синему и Маске залепливают глаза.

-Все? - вроде бы Гвен.

-Все, - а вот это точно Уотсон.

Да, "Щ.И.Т." разберется.

И они сваливают.

Oh yeah, alright

Oh yeah, alright

Oh yeah, alright

Oh yeah, Oh yeaaaaaaa!

Стою в подворотне, покуда Паутина не удостоверится, что они свалили на безопасное расстояние. А потом галопом мчусь к свалке. Замес занял от силы несколько минут, у меня есть немного времени, покуда сюда не нагрянут заинтересованные выстрелами полицейские. Несколько поворотов, цепляясь курткой за неровные листы металла. Прыжком приближаюсь к Жабе, на ходу приподнимая маску. Вгоняю в него хелицеры. Его конвульсия, пробежавшаяся по мышцам, едва не выворачивает мои новоприобретенные манипулятивные отростки - еще хрупкие для такого рода нагрузок. Высасываю его максимально быстро в ущерб конечному качеству. Вкус откровенное дерьмо, отдает тиной, затхлой болотной слякотью с едва заметной перчинкой Икс-гена. Дальше остальные живые и мертвые мутанты. Довольно удобно ходить падальщиком за Паучихами - они вон даже соизволили красиво упаковать для меня подножный корм.

Спустя три тела меня начинает мутить. Раздувшееся брюхо тянет к земле, сковывает движения, распространяя по нервной системе апатию и желание прямо тут отрубиться, начав линьку - мутанты оказались куда питательнее людей. Хоккейную-Маску и Черно-Синего я не трогаю, смысл? Они простые люди, а чего-то нового из их плоти я не узнаю, тут стопроцентные начинающие линчеватели, пусть и успевшие чутка набраться опыта, чтобы убивать без жалости и промедлений. Наверняка, группа мстителей, может их дома сожгли или родных убили, стандартная история. Рвотный позыв сдавливает гортань после еще двух Икс-менов. На языке горечь желчи пополам с кровью. Напоследок высасываю полуживого пугаловца - мне интересен их иммунитет. Человечина отдает вцементированным в ДНК фанатизмом и... ужасом. Все стреньше и страньше. Подобрал с трупа SIG Sauer, выщелкнул обойму. Да, в пистолетах те же шарики.

Все. Линька набатом под крышкой черепа бьет о своем приближении.

Сумка с деньгами, я запихиваю в нее с магазинами чудо-винтовки Хаммера, весят они как стандартные М16 килограмма три, и несколько пистолетиков мешкоголовых - потом попытаюсь разобраться что в них заключено и как оно сможет воздействовать на мою свиту. Взваливаю баул себе на спину. Тяжелый. Не настолько тяжелый, чтобы стать для меня проблемой после ночей перетаскивания тел, но достаточно, чтобы возникали опасения о том, как бы она не порвалась.

Блять, а почему нет?.. Стаскиваю с покойника маску-мешок, запихивая ее в карман. Может и пригодиться, кто его знает. Сразу перехожу на бег.

Глава 27. Проснись, павук, время сжечь этот город ч. 7

Я сижу на крыше. Дышу, хрипловато, тяжело, запыхался, устал. Прохладный воздух обжигает горло. Интересно, а я могу простудиться? Пауки в принципе могут заболеть? Дом довольно высокий для этого района двух-трехэтажных коробок - пятиэтажный и еще не успевший окончательно превратиться в истекающий гноем улей для бичей всех видов и мастей.

Бруклин в свое время сильно пострадал от разборок суперов. Всплыл где-то в Египте древний мутант, времен зарождения человеческой цивилизации, и решил вернуть мир в Античность. Или сразу Каменный Век, ибо жаждал безраздельно править над жалкими кожаными мешками, прямо как в старые добрые времена, когда его считали богом. По факту богом для них он и являлся, ведь что ему могли противопоставить - лук и стрелы?

Его прозвали Апокалипсисом.

Он уничтожил ядерное оружие. Как? До сих пор понять не могут, скорее всего, тем же способом, с помощью которого его голос раздался в голове каждого обитателя планеты Земля. Эн Сабах Нур вернулся, а вместе с ним пришли Голод, Смерть, Чума и Война, Всадники Апокалипсиса.

Мир содрогнулся, разрываемый на части движением тектонических сил. Чудовищная сила рушила здания, сминала танкеры, стирала в пыль куски городов.

Восточное побережье просто перестало существовать.

А потом Апокалипсиса убил Магнето, террорист всемирного уровня. Меньшее зло.

Нью-Йорк, как и все крупные города смешало с грязью. Шлейфы крови, измочаленных ошметков плоти, раздробленных костей, перекрученного металлолома, битого кирпича и крошева бетона. Но не полностью. Часть зданий осталась стоять, как и прежде, другие же... люди не успели ничего понять, когда смерть, поднявшая жилища в воздух перемешала их внутренности со стройматериалами рождающейся империи.

Был голод. Была смерть. Были банды головорезов. Были болезни.

Мрачное наследие Всадников.

Но человечество выжило.

Раны зарубцевались, шрамы выцвели и лишь время от времени напоминали о себе. Город, отстроенный на черепах. Я бы не отказался от сил Апокалипсиса. Жаль, что от его тела ничего не осталось, может быть что-нибудь перепало, высоси я его останки. Хотя вряд ли, их либо уничтожили до состояния пыли, чтобы ужас древности не вернулся, либо разбирают на атомы в сверхсекретных лабораториях, готовящихся изрыгнуть из своих недр очередной неудачный эксперимент, который кардинально изменит правила игры.

Меня трясет. Крупная дрожь проходится по всем группам мышц, превращая меня в подобие наркомана во время накатывающей ломки. Холодно. Кожа словно оголена и вывернута нервными окончаниями наружу, давая потокам воздуха безраздельную власть.

Я переел. Мое тело и моя Паутина в один голос завывали на периферии слуха, что было бы неплохо пройти линьку. Мой организм неуклонно расходился по швам, с трудом сдерживая нового меня, и только живучесть Паутины не давала ему развалиться месивом разваренной плоти. Но я медлил.

Вначале был марш-бросок по крышам пяти кварталов - местность вокруг Ржавого Пустыря, едва поймут, что там произошло, ФБР будет шмонать не по-детски, да и Пугало с Меченым в стороне не останутся - такой плевок в лицо мало кто оставит без внимания, может даже друг другу в глотки вцепятся, если решат что кто-то кого-то кинул. Сделал широкий крюк, завершив маршрут в медленно скатывающемся в пучину безнадеги переплетении железобетона и людского отчаяния, расположенном на одинаковом