Читать книгу "Жизнь, которую мы создали. Как пятьдесят тысяч лет рукотворных инноваций усовершенствовали и преобразили природу - Бет Шапиро"

требовались огромные популяции.

Чтобы в ходе эволюции появилась экологическая стратегия, при которой для выживания необходима большая популяция, надо, чтобы странствующие голуби жили очень большими стаями очень долгое время. Когда мы только приступили к их изучению, многие исследователи полагали, что стаи странствующих голубей достигли таких размеров лишь недавно – либо при разрастании лесов после последнего ледникового периода, либо после того, как первые американцы начали масштабно практиковать земледелие (поскольку посевы предоставляли растущим популяциям голубей вдоволь пищи).

В 2000-м году, когда я выделила митохондриальную ДНК оксфордского безголового странствующего голубя[15], технологии секвенирования ДНК были еще недостаточно развиты и не позволяли составить целые геномы вымерших видов. Все изменилось в первое десятилетие XXI века, когда новые технологии секвенирования ДНК обеспечили доступ к самым крошечным сохранившимся фрагментам древней ДНК и дали возможность составлять из этих фрагментов целые геномы. Полный геном предоставлял значительно больше данных, помогавших понять, когда именно популяции странствующих голубей стали огромными и – возможно – почему они так быстро вымерли.

В течение следующих нескольких лет мы выделили ДНК из сотен фрагментов кожи, перьев и костей странствующих голубей в поисках образца, который сохранился бы достаточно хорошо, чтобы выделить полный геном. Наконец в 2010 году Аллан Бейкер, возглавлявший тогда отдел естественной истории Королевского музея Онтарио, дал нам разрешение взять образцы тканей 72 (!) странствующих голубей из коллекции музея; в их числе были и последние особи, которых застрелили и сохранили. Среди них мы обнаружили трех особенно хорошо сохранившихся голубей. Занявшись ими, мы выделили миллиарды крошечных фрагментов ДНК, из которых тщательно собрали геномы. Затем мы сопоставили эти геномы друг с другом и с геномами полосатохвостых голубей. Приблизительно оценив, когда популяции странствующих голубей стали такими большими, мы принялись искать мутации, которые обеспечили им успех в больших популяциях.

Результаты нас одновременно и порадовали, и огорчили. Мы узнали, что популяции странствующего голубя были велики и даже огромны не меньше 50 000 лет, а возможно, и на десятки тысяч лет больше. Это означает, что их стаи были гигантскими даже в самые холодные времена последнего ледникового периода. Мы обнаружили генетические изменения, которые повлияли у этих птиц на реакцию на стресс и помогли им бороться с болезнями, – и то, и другое неизбежно, когда живешь так скученно. Мы нашли генетические признаки того, что странствующие голуби были всеядны, – да и как же иначе: ведь им приходилось выживать в самых разных климатических режимах. Но ничто не подсказало нам, почему они так быстро вымерли.

Вероятно, привыкшие к жизни в огромных стаях птицы утратили поведенческие навыки, необходимые для одиночной жизни. (Например, в стае не нужно быть большим мастером по поиску пищи или партнеров.) Но это умозрительные выводы, они не поддерживаются генетическими данными, которые подтверждали бы, что в вымирании странствующих голубей сыграл свою роль эффект Олли, а те скудные сведения, что имеются в нашем распоряжении, говорят, что в неволе птицы размножались в группах по десять-двенадцать особей так же охотно, как в диких условиях в стомиллионных стаях. А значит, скорее всего, странствующие голуби вымерли, поскольку их истребили люди. А все наши попытки что-то исправить запоздали, и им не хватило масштаба.

Странствующие голуби ушли навсегда, но их исчезновение не осталось незамеченным. Когда стало ясно, что они вот-вот сгинут (а одновременно наблюдалось еще и снижение поголовья североамериканского бизона), это явилось стимулом для первых попыток защитить исчезающие виды законодательно. Вымирание странствующих голубей проложило путь многим природоохранным законам, правилам и установлениям, которые соблюдаются и в наши дни по всему миру.

Дар грядущим поколениям

В 1842 году Верховный суд Соединенных Штатов вынес постановление по делу «Мартин против арендатора Уодделла», согласно которому собственник не имел права запрещать другим собирать устриц на отмели у берегов его владений в бухте Раритан в Нью-Джерси. Данное решение означало, что суд счел землю под судоходными водами не частной собственностью, а общественной. Эта доктрина общественного доверия – идея, что дикие животные и дикие земли принадлежат всем, а оберегать их – обязанность государства, – стала краеугольным камнем североамериканской модели охраны дикой природы.

Во времена вердикта по делу «Мартин против арендатора Уодделла» североамериканская природа была в опасности. Европейские поселенцы вырубили леса вдоль восточного побережья континента (пустив деревья на корабли), а на том месте, где они стояли, засеяли поля. Эти корабли ежегодно увозили в Англию десятки тысяч звериных шкур – бобровых, оленьих, бизоньих и не только; то есть сначала поселенцы создали рыночный спрос, а потом принялись его удовлетворять. К середине XVII века бобры с Восточного побережья практически исчезли, а олени встречались так редко, что колония Массачусетского залива предлагала шиллинг за каждого убитого волка, очевидно, предполагая, что снижение поголовья оленей произошло из-за избытка волков, а не охотников.

Уничтожение экосистем не ограничивалось Восточным побережьем. Российско-Американская пушная компания, действовавшая на Северном побережье Тихого океана, специализировалась на морских львах, стеллеровых коровах, каланах и северных морских котиках. Масштабы истребления просто поражают. Несколько лет назад, когда я искала мамонтовые кости на острове Св. Павла в Беринговом проливе, мне случилось натолкнуться на, как я сначала подумала, следы древнего цунами. Накануне ночью был шторм, и он обнажил песчаную стену вдоль берега, так что стали видны страты, накопившиеся за последние столетия. В нескольких метрах от вершины этой стены я заметила торчавшие из песка маленькие кости и начала их выкапывать. Я не сразу поняла, что, собственно, обнаружила, и меня осенило только после того, как я собрала около десятка черепов морских котиков, в каждом из которых была круглая вмятина размером с теннисный мяч. Это оказалось место чудовищной бойни, происшедшей несколько веков назад там, где находилось лежбище северного морского котика.

Такое целенаправленное выбивание отдельных видов имело разные последствия: одни виды, например каланы, все-таки избежали вымирания, а другие, например стеллеровы коровы, исчезли полностью. Стеллеровы коровы были родичами дюгоней и ламантинов, достигали в длину девяти метров, а весили по десять тонн. Они жили в подводных ламинариевых лесах, которых когда-то было много вдоль Северного побережья Тихого океана и Берингова моря. На стеллеровых коров охотились ради мяса и жира, который люди и ели, и сжигали, чтобы согреться во время охоты на более мелких морских млекопитающих. Эти животные вымерли за те 27 лет, что миновали после первых сообщений европейцев о встрече с ними. Эколог Джим Эстес, посвятивший большую часть своей карьеры изучению экосистем гигантских зарослей ламинарии, полагает, что стеллеровы коровы были бы обречены, даже если бы людям не понравилось их мясо. Он убежден, что их участь