Читать книгу "Переводчик Гитлера. Статист на дипломатической сцене - Пауль Шмидт"

разумению?» – сердито парировал Гитлер.

Не успел Кулондр ответить, как Гитлер вскочил и бросился в новую атаку против Польши. «Мне больно сознавать необходимость вступления в войну против Франции, но это решение не зависит от меня», – сказал он и протянул руку Кулондру, заканчивая разговор. С французским послом он едва ли поговорил полчаса.

Следующий из вызванных уже ждал у дверей. Это был Аттолико, который на этот раз принес столь нетерпеливо ожидаемый ответ на доверительное послание Гитлера о готовящемся вторжении в Польшу. «В один из самых трудных моментов моей жизни, – писал Муссолини, – я должен сообщить Вам, что Италия не готова к войне».

Письмо было подобно разорвавшейся бомбе. Казалось, Гитлер забыл ясное указание Чиано несколькими днями раньше, что Италия в военном отношении не готова. Он испытал горькое разочарование в связи с этим внезапным и для него совершенно неожиданным отступничеством союзника. «Согласно тому, что сообщают мне начальники служб, – продолжал Муссолини, – запасы горючего в итальянских военно-воздушных силах так малы, что их хватит лишь на три недели боевых действий. Такая же ситуация с поставками для армии и с запасами сырья. Лишь командующий военно-морским флотом смог избежать обвинения в нерадивости: флот готов к военным действиям и обеспечен достаточным количеством горючего. Пожалуйста, поймите, в каком положении я оказался».

Гитлер с ледяным видом отослал посланца Муссолини, сказав лишь, что ответит на письмо незамедлительно. «Итальянцы ведут себя совсем как в 1914 году», – услышал я его слова, когда Аттолико вышел; и в течение ближайшего часа на всю Канцелярию разносились пренебрежительные замечания о «вероломном партнере по „Оси“».

Я остался в Канцелярии, так как в любой момент могли состояться новые встречи. Следующие несколько дней я там находился почти круглосуточно. До самого начала войны здесь была нескончаемая череда бесед между Гитлером и послами. Так, присутствуя на этих дипломатических беседах, я имел возможность из-за кулис выявить последовательность событий. Во всех комнатах и коридорах Канцелярии было много людей, снующих взад-вперед, причем преобладали военные.

Когда я покидал кабинет Гитлера вместе с Аттолико и прощался с ним, мимо меня к Гитлеру быстро прошел Кейтель. Пока я стоял, размышляя, к какой из различных групп, стоявших в холле, присоединиться, Кейтель стремительно вышел из кабинета Гитлера. Я слышал, как он взволнованно разговаривает со своим адъютантом, и уловил слова: «Приказ о выступлении может быть снова задержан».

Впоследствии слухи оказались верными, хотя в напряжении работы этих последних дней я обращал на них мало внимания. Приказ о выступлении на самом деле был отдан соответствующим службам. Беседуя с офицерами, ожидавшими в холле, я выловил еще некоторые подробности. Все они хотели знать, соберется ли снова «мой класс».

«Если бы вы могли сказать мне, что приказ к выступлению отменен, – ответил я, – то я сказал бы, что возвращение моего класса в Мюнхен возможно».

«Будет ужасная путаница и много проклятий на приграничных дорогах, – говорил один майор, – если войска, выступившие к границе, одновременно получат приказ возвращаться». Он добавил: «В этом следует винить вас, дипломатов, вам нужно было заранее подумать об этом, а не гонять нас как раз в то время, когда все начинает казаться иным». Это была жесткая, но заслуженная критика «дипломата» Гитлера. В Третьем рейхе даже министр иностранных дел не мог принимать решения, не говоря уже о презираемых дипломатах министерства иностранных дел.

Вильгельм Кейтель (22 сентября 1882, Хельмшероде, герцогство Брауншвейг (ныне земля Нижняя Саксония) – 16 октября 1946, Нюрнберг, Бавария) – немецкий военный деятель, начальник штаба Верховного командования вермахта (1938—1945), генерал-фельдмаршал (1940)

В тот же вечер 25 августа Гитлер коротко и холодно ответил Муссолини. Он запросил сведения о сырье и вооружении, в котором Италия нуждалась, чтобы вести войну. На следующий день мы перевели ответ Муссолини, который принес Аттолико. Запросы были настолько большими, что Германия не смогла бы выполнить их. Было совершенно ясно, что Муссолини предпринял обходной маневр. Италия снова подверглась оскорблениям – но не Муссолини.

Однако нам пришлось перевести еще одно письмо от Гитлера к Муссолини. Тот просил своего союзника держать в секрете решение сохранить нейтралитет и создать видимость подготовки к войне, чтобы смутить западные державы. Несколько часов спустя вновь появился Аттолико – Муссолини согласился и на то, и на другое.

В последующие несколько дней устные и письменные контакты с послами в Берлине и государственными деятелями в Лондоне, Париже и Риме продолжались почти непрерывно. Это было нечто вроде дистанционной конференции по телефону и телеграфу, и в качестве переводчика я был так же занят, как в прошлом году в Мюнхене, где договаривающиеся стороны сидели друг против друга за столом переговоров.

«Если на Польшу будет совершено нападение, честь Франции потребует, чтобы она выполнила свои обязательства», – написал Даладье Гитлеру.

«Разве Франция не действовала бы таким же образом, если бы, например, вдруг Марсель был отторгнут от своей родной страны и в его возвращении Франции было бы отказано?» – ответил Гитлер. «Все возвращается к природе урегулирования с Польшей и к методам, которыми оно достигается, – прочел я, переводя Гитлеру ответ Лондона на его исчерпывающее предложение, сделанное Великобритании. – Этих пунктов, важность которых не может не беспокоить ум канцлера, его послание не касается, и правительство Его Величества считает своим долгом указать, что необходимо достигнуть взаимопонимания для обеспечения дальнейшего движения вперед». Наряду с подчеркнутой решимостью Великобритании выполнить свои обязательства по отношению к Польше, в этой ноте отклонялось обсуждение грандиозного предложения Гитлера сотрудничать с Британской империей: «Правительство Его Величества не может, какие бы преимущества ни предлагались Великобритании, молчаливо согласиться на соглашение, которое подвергло бы опасности независимость государства, которому оно дало гарантии». В качестве следующего шага предлагалось возобновление прямых переговоров между польским и германским правительствами, относительно которых уже были получены «определенные заверения от правительства Польши». Нота заканчивалась следующими недвусмысленными словами: «Простое урегулирование этих вопросов между Германией и Польшей может открыть путь к миру во всем мире. Неудача в попытке достичь его разрушит надежды на лучшее взаимопонимание между Германией и Великобританией, приведет обе страны к конфликту и, вполне вероятно, ввергнет весь мир в войну. Такой исход был бы бедствием, не имеющим параллелей в истории».

Эту ноту Гендерсон вручил вечером 28 августа. Гитлер реагировал на удивление спокойно. Казалось, британское предложение его каким-то образом заинтересовало.

В течение последующих часов до позднего вечера мы переводили ответ Гитлера. Он не отличался сдержанностью. «Варварская жестокость, которая вопиет к небесам», «преследование немецкого населения в Польше», «убийство немцев, проживающих в стране или их принудительная