Читать книгу "Мотылек и Ветер - Ксения Татьмянина"

— А пограничники, те, что пропали, четверо. С ними та же история?

— Да. С одним исключением — о них помнят старосты и те немногие, кто хоть краем общался. Вот я и хотел лично убедиться сегодня, что вы не забыли о пропавших на сбоях. Вы видели их фото, помните их лица, помните их имена. Записали куда-то вне анимо?

— Нет. Но запишу. Роберт, у меня есть теория о том, что происходит. — Я вытащила из сумки визитку. — Пока ехала к вам, познакомилась с попутчиком.

Он взял карточку и чуть приподнял брови. Знакомое имя, конечно, он наверняка весь список знал наизусть. Я объяснила, начав рассказ с первых двух людей, спросивших дорогу, на которых я не обратила внимания, и в подробностях передала историю сегодняшнего утра.

— Поищите только по именам и датам рождения. Живут не в Сольцбурге, иначе бы ориентировались в городе и маршрутах.

— Можете подождать несколько минут?

— Конечно.

Роберт шагнул на выход, задержался в дверях:

— Хотите кофе?

— Да, если можно.

— С чем пьете?

— Обычный, без всего.

Он оставил меня одну в зале, но спустя пару минут заглянул незнакомый человек в форме. Извинился, исчез. Не до конца прикрытая дверь — и звуки суетливого рабочего улья проникли в зал. Там ходили, разговаривали, отвечали на звонки.

Так кто же здесь Роберт? Я сканировала пропуск, поднималась на этаж, даже не задумавшись над тем — что там написано, куда попадаю, что за отдел полиции? Любопытство проняло только сейчас, и по одной причине — я вспомнила о негласной субординации среди пограничников. До сбоев — встретить наследника равносильно чуду. Общаться с ним — тем более. Роберта Тамма знали по имени и видели изредка, это ранг старост, напрямую рядовые из нашей братии к нему не обращались.

А я забылась. Не задумывалась об этом всерьез с самого начала, и обнаглела до того, что названивала человеку в выходные дни, не глядя на часы и календарь, просила информацию, озвучивала поручения — если уж совсем огрубить. А права имею? Да, Август дал полномочия, правой рукой обозвал, но по сути — пограничница обыкновенная. Баловаться личными вопросами «вы женаты?» — это верх неучтивости. Роберт может всей полицией Сольцбурга заправлять, быть первым лицом в городе, а я его за кофе гоняю…

— Пересядьте сюда. — Он кивнул к столу, как вернулся, поставил на него стаканчик из автомата и листы распечаток. — Посмотрите внимательно.

Первой в глаза бросилась Гуля. Ее лицо лучше всех знала, жила бок о бок. Моложавая, ухоженная, не худая, но явно без перебора в весе, судя по лицу. Дизайнер одежды, стилист, есть своя мастерская в областном городке. Просмотрев фото других — нашла и своих попутчиков. Пропавшие пограничники на отдельном листе все в наличии — не местные, устроенные, благополучные и явно никогда не бегавшие на вызовы.

— А как же все те люди, к которым они попадали? Не служили они — не помогли удержаться на грани. Одна выправленная судьба взамен на сотню поломанных?

— А вы уверены, Ирис, что вызовы в итоге не перетасовались по другим? Нужно проверить по отчетам у старост. Листы сдаете, есть картотека по именам, вот и выясним.

— Да, обязательно. Я съезжу к своему, спрошу сегодня же. А с другими старостами районов он уже поможет связаться.

— Что?

От вопроса я вздрогнула. Таким разительно чужим и незнакомым стали голос и тон — железное, холодное, до мороза по коже «что». Роберт смотрел за мое плечо, на человека, заглянувшего и помешавшего разговору. Я как раз обернулась, успев заметить побледневшего несчастного, бесшумно прикрывавшего дверь обратно. Тихо и медленно.

— Роберт, — решилась и я сказать о беспокойстве, — если я перехожу границу в рангах, вы скажите.

— Вас сейчас смутил мой начальственный тон?

— Не сейчас. С тех пор, как имела наглость спросить о семейном положении. По глупости, наверное, но раньше не пришло понимание, вы человек… — замычала, не зная, какое слово подобрать. — Не знаю вашей должности. Человек высокого статуса.

— А что изменится, если вы узнаете должность и статус?

Хороший вопрос. Я отпила из стаканчика, пожала плечами и подумала вдогонку о разнице в возрасте. Ни разу, сколько не говорила с ним, не чувствовала снобизма или пренебрежения с его стороны — а он прекрасно знал насколько я «мелкая рыбка» по всем показателям, что социальным, что возрастным.

— Вы опекаете нас, вытаскиваете из неприятностей. Вы для пограничников единственный защитник по эту сторону реальности, в обычной жизни. Вас уважают все, и я тоже. Спросила потому, что боюсь показаться излишне фамильярной в общении. Заступить в личные границы, которых не уловила.

— Не зря беспокоитесь. — Роберт кивнул, соглашаясь, но лицо его жестче не стало. — Я на самом деле щепетильно отношусь к дистанции в общении, но на пограничников это не распространяется. Знаете почему?

Заколебалась — он спросил ради ответа, или это вводное для продолжения мысли? Промолчала с выжиданием.

— Я окружен подчиненными. Я занимаю должность, которая дает массу полномочий и которая в ответ накладывает тяжелые обязательства. А вы — как птицы. Вне системы, вне рангов, свободные. Не лезу в друзья к пограничникам, но если сталкивает дело, то я чувствую, как отдыхаю, глядя на ваши лица. Вы оказываете мне услугу, Ирис, общаясь так просто и обращаясь с просьбами, снимаете груз с плеч, разговаривая со мной как с равным… а это давно забытое и приятное чувство. Вы возвращаете мне времена, когда и я был не так повязан службой и долгом.

— Извините меня за Катарину.

— Не извиняйтесь. Рад был услышать, что вы хоть чем-то отвлеклись…

Я уткнулась глазами в листы. Из глубины сердца поднялось чувство вины за то, о чем он сказал просто так «отвлеклись», а услышалось упреком. Мое горе затухает? Моя память о ребенке и любовь к нему — тоже? Отодвинулось, зашорилось мелкими глупостями, так, словно я свою огромную боль утраты запудрила мишурой. Головой понимала, что все перемены — к лучшему, я возвращаюсь к жизни, отлечиваюсь, так и нужно, правильно. А вина все равно подточила душу — как можно было забыться — есть, пить, быть в тепле, позволить себе думать о постороннем и болтать, улыбаться… нет примирения этим чувствам. Я не скидываю прошлую жизнь одним махом, я меняю ее шажками, и — я предательница. Я развлекаюсь? Отвлекаюсь? Забываюсь? Предательница…

— Вы обо всех все знаете? — Спросила, чтобы не молчать. И сбежать от накатившей горечи. — О каждом также подробно, как обо мне?

— Нет. Только о тех, кто столкнулся с системой, приходилось вникать в подробности биографии и разбираться глубже. Спасать или смягчать наказание одним, и не давать поблажки другим, кто на самом деле совершил преступление. Вы — исключение. Обстоятельства вынудили собрать досье. Я вас задел?

— Нет. Напомнили.

Роберт вздохнул, сложил распечатки в одну стопочку, а я допила кофе, потому что не знала — как теперь вылезти из разговора.