Читать книгу "Эффект бабочки - Карин Альвтеген"

Лиллиан приглашала меня на художественные выставки в Музей современного искусства и Национальный музей, водила по небольшим галереям, и я впитывала все термины, чтобы употребить их, когда Кристер будет показывать мне работу, выполненную за день. Мы обедали в ресторанах, доезжали на пароме до острова Юргорден и осматривали Вальдемарсудде[25], а я изо всех сил старалась быть идеальной невесткой. Визит к папе с мамой откладывался на будущее. С каждым днем меня все больше мучила совесть. Куда как проще было двигаться по маршруту, проложенному Лиллиан, отдыхая в тени ее инициативности. Конечно, в дневное время мне не хватало Кристера, но одновременно у меня появилась возможность по-другому узнать его. Чаще всего он был центральной фигурой наших разговоров, в остальных случаях маячил где-то на периферии обсуждаемых тем. Кристер обеспечивал смазку нашему общению и составлял его единственную предпосылку. Я гостила в статусе невесты Кристера, и это означало, что могу рассчитывать на лояльность Лиллиан до тех пор, пока ее сыну со мной хорошо. Путь к ее сердцу лежал через Кристера, а мои похвалы в его адрес воспринималась, похоже, как высокая оценка ее личных заслуг. С той лишь разницей, что эту оценку она с удовольствием завышала. Ее материнская любовь была безоговорочной. Временами я этому завидовала.

Прошла неделя. Кристер рисовал, и в те дни, когда Лиллиан была занята в магазине, я, пользуясь случаем, готовилась к работе на Готланде. Я начала скучать. Не только по раскопкам, но и по полноценной совместной жизни с Кристером. Текущий момент был временным решением, и я внушила себе, будто все скребущие по сердцу неловкости исчезнут, стоит нам только начать жить вместе по-настоящему. Жаловаться мне было не на что, Кристер, выходя из своей мастерской, чаще всего был радостным и приятным в общении, и Лиллиан, казалось, радела за то, чтобы мне было хорошо, и все же я испытывала смутное беспокойство, подтачивавшее мои силы. Чтобы не думать о других возможных причинах, я возложила вину на отложенный визит к маме с папой. Пришло время выполнить этот долг.

– Я пойду с тобой.

Мы лежали в постели, и я накручивала на палец прядь его волос. Мои сомнения были некстати: естественно, Кристер должен пойти со мной и познакомиться с моими родителями! В глубине души я ждала от него поддержки, хотела опереться на него сейчас, когда мои собственные моральные силы меня покинули, но в то же время я знала, что в списке уже испробованных сценариев такое распределение ролей между нами отсутствует.

Будиль-дочь и Будиль-любовница одновременно. Неужели они уместились в одной и той же фигуре? – Я сказал, что я пойду с тобой.

– Да, это очень мило с твоей стороны.

– Но, может быть, ты не хочешь?

– Да нет, конечно, хочу.

– Может, ты меня стыдишься?

– Перестань.

– А что мне еще думать? Мне странны твои сомнения в ответ на мое желание познакомиться с твоими родителями.

– Просто я так давно их не видела. Я даже не знаю, насколько мама больна. Но, конечно, я хочу, чтобы ты пошел со мной.

Я позволила своей руке скользнуть под одеяло к его паху, надеясь таким образом закончить разговор. Реакция последовала, но тут же в коридоре послышались шаги Лиллиан, и он убрал мою руку. Любовная жизнь откладывалась до Готланда.

Поправив свою подушку, Кристер поцеловал меня и протянул руку, чтобы выключить ночник:

– Спокойной ночи, любимая. Завтра после обеда я смогу пойти с тобой к твоим родителям. Тогда я успею дорисовать одну вещь до отъезда. Крепких тебе снов!

Но сна у меня не было. В ту ночь я не сомкнула глаз: мое волнение перед завтрашним днем переросло в бешеный страх. От невероятной тяжести перехватывало дыхание, удары сердца отдавались в ушах подобно взрывам. Я испытала чувство одиночества, какого прежде никогда не испытывала. Безутешного одиночества, лишенного любых надежд на лучшее. Переживая ту же тоску, что мучила меня в Лунде, я смотрела на Кристера, но теперь он был рядом со мной.

Что это за тоска, которая не утихает даже в присутствии любимого?

Наутро меня мутило. Кристер исчез в мастерской, но когда пришло время выходить из дома, у него испортилось настроение. Лиллиан забыла купить ему какой-то тюбик с краской, и даже ее срочное возвращение домой с заказом не помогло. Помню также, что я с удивительным равнодушием восприняла его настроение и предложила сходить вместе со мной к родителям в другой день, но он настоял.

В остальном я запомнила из этого дня лишь отдельные небольшие эпизоды. Может быть, из-за бессонной ночи, или просто моя психика перешла в режим защиты от перегрузки. Чувства притупились – я будто бы отстранилась от обычной действительности и, отрезанная от внешнего мира, стояла рядом и смотрела на него.

Карту района Хэгерстен нашли в телефонном каталоге. Как я ни пыталась запомнить дорогу, мы заблудились и спрашивали прохожих по пути от станции метро. Папа встречал нас у входа – в костюме, волосы тщательно приглажены. Я сразу осознала, что превратилась для него в высокого гостя, а он – в старичка. Ворчливый и вечно обиженный Кристер преобразился, став самой сердечностью, и взял на себя представление и весь разговор. Помню, какой купила букет и как удивилась раздавшейся в ширину отцовской спине, когда он повернулся, чтобы принести вазу. Легкость, с которой он гулял со мной по горам в Абиску пять лет назад, исчезла без следа.

«Биргит, это твоя дочь. Ее зовут Будиль».

Потерянный взгляд. Лицо, которое когда-то было маминым, стало совсем чужим. Кожа обтягивала скулы, подбородок заострился – худая, как голодающий птенец.

«Это твоя семья, Биргит».

Знакомая мебель из дома моего детства. Те же картины и бра на стенах, те же декоративные подушки. Все такое привычное, и в то же время – утраченное.

«Сейчас ты сядешь за красиво накрытый стол, чтобы выпить кофе, Биргит. Иди сюда – я помогу тебе».

У меня перед глазами – мать и бесконечно терпеливый отец. Его шея и руки покрыты красными пятнами, которые, как я скоро поняла, остаются от маминых щиплющих пальцев.

Но больше всего я запомнила непреодолимое желание сбежать.

Как много раз я могла бы навестить их, но пренебрегала этой возможностью. Из-за дорогих билетов, нехватки времени, из-за того, что в Стокгольме мне негде переночевать. Мой эгоизм обрамляли оправдания, а совесть усыпляли сданные на «отлично» экзамены и долгожданное душевное родство с однокурсниками в Лунде.

Теперь отсрочка закончилась. Вот они, сидят передо мной. В плену узлого рока.

И я палец о палец не ударила, чтобы поддержать их.

Если бы вину можно было измерить, было бы проще. Взвесить поступок или как-то по-другому оценить бремя, которое висит на его совести. Потом получить помощь с составлением плана искупления.