Читать книгу "Танцующие медведи. Опыт обретения свободы - Витольд Шабловский"

– Ты преувеличиваешь. У них тут безработица семьдесят процентов. Большинство людей живут на один евро в день.

– Это статистика. А люди даже петрушку сами не сажают.

Дьяково – Баляк: есть мир, будут куры

Внедорожник “хонда” подбирает меня рядом с Дьяковом. Именно там я знакомлюсь с Флёрентом и Душаном – двумя друзьями из Митровицы.

– Как выглядит сербско-албанская дружба? – спрашиваю я, потому что мне трудно в это поверить. – Я думал, вы умеете только драться.

– Неправда. В детстве мы дрались двор на двор, а не албанцы с сербами. Когда мои родители куда-то уезжали, я ночевал у приятеля серба. Я отлично знаю оба языка, – говорит Флёрент.

– Но по-албански ты говоришь с деревенским акцентом, – говорит Душан, и оба шутника снова разражаются хохотом.

– Жарко стало только в 1980-е, когда Милошевич лишил Косово статуса автономии. Потом уже становилось только хуже. Родители Душана поменялись домами с албанцами, живущими на сербской стороне. Потом все окопались в своих гетто.

– Мы не виделись с 1996 по 2000 год. Оба работали в неправительственных организациях. И вдруг встретились на каком-то мероприятии в Белграде. Флёрент спросил, не хочу ли я с ним работать. И вот мы вместе работаем на организацию Partners Kosova. Я здесь единственный серб.

– Мы вместе ездим на работу. Впрочем, иначе и не получится. У Душана машина с сербскими номерами.

– И что?

– У него на номере буквы KM. То есть Косовска-Митровица – такие номера выдает Белград.

– Там, где я живу, у всех такие.

– Но в Приштине за такие номера могут разбить окно или просто побить. У меня номера KS – то есть Косово. На них мы ездим на работу. А если я еду в гости к Душану, то оставляю свои KS на босняцком мосту в Митровице и пересаживаюсь в машину Душана.

– В сербской части города за номера KS можно схлопотать по морде.

“Хонда” с номерами KS съезжает с трассы и останавливается в деревушке Баляк. Десяток неоштукатуренных домов

из красного кирпича. На окраинах маленькая мечеть и малюсенькая церковь. Местный староста попросил для сербов кур. Зачем? Пусть сам расскажет. Мы забираем старосту из дому и едем в администрацию, которую построила деревне ООН.

– Я как староста села очень рад обретению независимости. Власти нашего села делают все возможное, чтобы сосуществование…

– Осман, у нас нет времени. Заканчивай спич, – со смехом говорит Флёрент.

– И правда, я говорю как политик, – смеется староста.

– Так зачем сербам куры? – допытываюсь я.

– До 2004 года в нашем селе не было ни одного серба. Все сбежали вместе с армией. Боялись, что мы будем им мстить. Но прошло время. Не всем удалось устроиться в Сербии. Теперь Белград протестует против нашей независимости, но к сербам из Косова там относятся не очень хорошо. И они возвращаются. За четыре года вернулось двенадцать семей. Почти пятьдесят человек. ООН дает нам деньги. Мы строим им дома. Помогаем обустроиться. Но этого не хватает, потому что у них нет работы. Вот мы и придумали, что дадим им кур. Они создадут мини-фермы, станут продавать яйца, мясо. Им будет что есть. Одному мы купили маленькую будку, у него там будет овощная лавка. Завтра мы едем за первыми ста курами. Может, благодаря этому удастся завлечь сюда еще сербов.

– А зачем вам их сюда завлекать?

– Чтобы правительство в Белграде не болтало, что их тут обижают. Кроме того, на это есть деньги. Так почему бы этим не воспользоваться?

– Албанцы не протестуют?

– У меня есть сосед. Большой албанский патриот. Если спросить его про сербов, он бы расстрелял всех до единого. Но когда они начали возвращаться, он вспомнил, что у него тоже был когда-то друг Горан. И теперь он за мной бегает и спрашивает, не привезу ли я ему сюда Горана. Потому что он хочет еще раз увидеть его перед смертью.

VIII. Кастрация

Тому, кто большую часть жизни был рабом, никогда не совладать со свободой. Поэтому мы решили всех наших медведей кастрировать. Весталки Сталина

– Он приходит ко мне по ночам. Взглянет, покурит трубку, подкрутит усы. Усмехнется и – сразу к двери. Тогда я в слезы и кричу, чтобы он остался. Но мужиков разве трогает женский плач? У грузина ведь как обычно: напьется водки, войдет, быстро кончит и заснет. Ненавижу пьяниц. Но здесь, в Гори, других нет. Другие только в американских фильмах.

Сталин другой. Культурный человек. Он знал, как позаботиться о женщине, как сделать комплимент, как хорошо пахнуть. Жил скромно, но одевался элегантно. И пил не много. А если и пил, то только заграничный алкоголь. А уж о том, что победил фашизм и Гитлера, я и не вспоминаю. Поэтому я себе много лет назад сказала: “Таня, какого черта ты будешь с алкашами якшаться? Какого черта, если можешь жить со Сталиным?”

Анна Сресели: Он мне как семья

Мы стоим перед домом, в котором появился на свет Иосиф Виссарионович Сталин. Его родители жили бедно. Мать стирала белье местным священникам. Отец был сапожником. Как видите, его дом перестроили в античном стиле, а соседние здания снесли. Да, весь квартал. Нет, я не вижу в этом ничего странного. Если бы здесь куры гадили и дети мяч гоняли, вам бы больше понравилось?

В одном из снесенных домов жила моя бабушка. Она получила квартиру в новом доме. До конца жизни повторяла: “Внученька, какое же это счастье, что я родилась возле дома Сталина. И что я по-прежнему вижу его из окна”.

Бабушка помнила еще мать Сталина. Он здесь прожил десять с лишним лет. Она – почти до конца жизни. Для нас это большой повод для гордости. Самый большой. Потому что в нашем городке больше ничего не происходит. Если бы не музей, город давно бы умер.

Несколько лет назад у нас была война. Неподалеку граница с Осетией. Сто русских танков въехало в Гори. Мы бежали в Тбилиси, а я боялась не за свой дом и квартиру, а за музей. Но они ничего не тронули, ни травинки. По-прежнему боятся Сталина. Только фотографировались под памятником. Вот так Сталин с того света нас спас.

Когда я училась в школе, одни девочки мечтали работать в магазине, другие хотели полететь в космос, а я хотела рассказывать людям о нашем великом земляке. Всю жизнь стремилась осуществить свою мечту. Поступила на исторический факультет. А после учебы побежала в музей устраиваться на работу.

Но тогда уже развалился Советский Союз. Музей закрыли, и он чудом уцелел. Лишь недавно снова начали принимать людей на работу. Меня взяли одной из первых. К тому времени я уже преподавала историю в гимназии, поэтому в музее я на полставки.

В институте меня еще учили, что Сталин был выдающимся государственным деятелем. Но изменилась система, изменилась программа, и сейчас мне приходится говорить, что он был тираном и преступником. Но я так не считаю. Переселения? Они были необходимы, чтобы люди жили в мире. Убийства? Не он за них отвечает, а Берия. Голод на Украине? Это была природная катастрофа. Катынь? Я знала, что вы об этом спросите. Все поляки спрашивают. Извините, но Катынь – это была война. На войне это нормально. И прежде чем вы начнете кричать, дайте мне закончить. Остыли? Сейчас я вам скажу, что я лично думаю.