Читать книгу "След орла - Дарья Сойфер"

– А выезжаем когда?

Вукович остановилась и взяла подопечную за плечи.

– Без во-про-сов, – отчеканила она и поспешила дальше к своему кабинету. – Иди к себе, я сама зайду за тобой.

– А вещи?.. – Мара снова поймала себя на вопросительной интонации и решила переформулировать. – В смысле, мне же надо собрать вещи!

– Не сегодня. Мне надо будет отлучиться кое-куда, потом я зайду. Кроме того, ты наверняка не разобрала сумку после Швейцарии.

– Ну…

– Вот пусть она так и стоит.

И Вукович, звонко ударяя каблуками, удалилась, оставив Мару в полнейшей растерянности.

И удивлял девочку не только факт предстоящего отъезда. В последнее время она и без того болталась туда-сюда, как кочевник, и привыкла к путешествиям. Нет, ее насторожила Вукович. Во всей этой истории она должна была испытывать негодование, раздражение, упрямство… Но уж точно не радость. Однако хорватки глаза блестели, будто в предвкушении чего-то. Она напоминала ребенка, который давно ждал чего-то, и все донимал родителей, и вот оно, наконец, должно произойти. Еще никогда Мара не видела на лице хорватки такого выражения. И было в нем что-то жуткое.

Мара осознала, что если сию же секунду не получит хоть какие-нибудь ответы, ее просто разорвет на мелкие кусочки. И пока агенты не успели опомниться и не нацепили на нее новый браслет с прослушкой, она отправилась к человеку, который любил отвечать.

Миссис Медеа Дзагликашвили нашлась на своем обычном месте. Сидела в любимом кресле, обитом пурпурной тканью. Из открытого окна веяло морской прохладой, на столе клубился пар над изящной чашечкой чая с чабрецом. И не надо было даже втягивать носом знакомый тонкий аромат: грузинка другого напитка не признавала.

Она обмахивалась веером и, чуть склонив голову, читала книгу с пожелтевшими страницами в толстом кожаном переплете. Черная без единого седого волоса коса тяжелым питоном свилась на голове в клубок. Округлые белые плечи покрывала россыпь мелких родинок, напоминающая карту звездного неба. Тяжелое дыхание сопровождалось грудной хрипотцой.

– К вам можно? – осторожно возвестила о своем присутствии Мара, чтобы не напугать женщину.

– Тамрико! – густые брови поползли наверх, лицо преобразила улыбка. – Ты давно не заходила. Садись, моя дорогая, угощайся.

Медеа Дзагликашвили разговаривала с Марой на русском. Наверное, поэтому в обществе грузинки девочке всегда было уютно и спокойно.

– У меня сладкий миндаль, сушеные персики и абрикосы… Кушай, ты еще такие не пробовала. Моя сестра делала своими руками.

Мара не была голодна, но не хотела обидеть профессоршу и взяла из вежливости сморщенный коричневый сухофрукт. Выглядел он довольно прискорбно. Но стоило поднести его ближе, как запахло солнцем, летом, чем-то неуловимо теплым и сладким. Будто ткнулся носом в целую гору свежих, сочащихся спелостью плодов. А вкус…

– Я же говорила, – удовлетворенно кивнула миссис Дзагликашвили. – Лучшие в нашем селении. Налить чаю?

– Пожалуйста.

С удивительной для крупных рук ловкостью грузинка извлекла из ящика стола крошечную чашку с золотым ободком, водрузила ее на расписное блюдце и налила янтарного чая с травами.

Только с таким сопровождением должны рассказываться легенды и мифы.

– Мне очень жаль, что на тебя столько навалилось, моя дорогая Тамрико, – Дзагликашвили глубоко вздохнула, и ее телеса, прикрытые цветастым сарафаном, всколыхнулись. – Политика, опыты… Они совсем забыли о людях. Хочешь, я поговорю с Вукович? Не дело тебе сидеть здесь, пока они не разберутся… Поедешь к моей сестре. Там горы, у нее свой сад. Такие места, Тамрико! Ты их полюбишь. Скоро поспеют инжиры. Будешь летать, сколько вздумается. Ее зять из старого семейства орлов, у него есть младший брат. Он покажет тебе и речку, и церковь, и средневековые развалины.

– Простите, миссис Дзагликашвили. Кажется, Вукович хочет меня отправить куда-то еще. Но я сама толком ничего не знаю.

Мара тоже вздохнула с грустью. Если ее любимая профессорша и умела делать что-то лучше других, так это рассказывать. И пока низкий колоритный голос рисовал пейзажи Грузии, девочке с каждым словом все сильнее хотелось там оказаться. Но не судьба. Не в этот раз. Вукович придумала что-то свое, и судя по ее довольному настрою, это будет, по меньшей мере, бункер на дне океана.

– Тогда зачем ты пришла? Я знаю молодежь. Ведь не просто повидаться?

– Расскажите мне о Четырех.

Миссис Дзагликашвили помрачнела, уголки большого выразительного рта опустились вниз.

– Не стоит в это лезть.

– Но почему? Разве это не такая же легенда, как про детей Солнца?

Грузинка притихла на несколько мгновений, потом отхлебнула чая.

– Не то время, чтобы ты интересовалась просто легендой, Тамрико. Арест твоего отца, визит в Совет… Ой, не к добру ты это затеяла.

– Но пожалуйста! Я же все равно выясню!

– И где, хотела бы я знать? – вскинула бровь Дзагликашвили. – В библиотеке книги о Четырех не выдают.

Мара упрямо молчала, не сводя глаз с профессора, и обе понимали, что значит это молчание.

– Ладно, – грузинка откинулась на спинку кресла и долгим взглядом посмотрела в окно, туда, где волны лобызали основание маяка. – Давным-давно дети Солнца обладали чудесными способностями. Летние слышали природу, чувствовали движение погоды, видели дождь задолго до его начала. Они могли говорить с травами. Не словами, конечно, нет. Но они понимали, от какого растения ждать добра, а от какого – опасности. Они помогали рыбакам и охотникам найти дичь, а земледельцам подсказывали, как вырастить большой урожай. Летние жили в каждом селении, в каждом племени, и их уважали. Были и зимние. Их дар считали темным, но тоже ценным. Они видели людей насквозь. В одно мгновение распознавали страхи и злобу, желание мести или душевную болезнь. Они умели разговаривать с тем, что называли внутренними демонами и злыми духами. Не знаю, существовали такие или нет, но с зимними советовались, когда не могли найти виновного в преступлении, к ним же приводили бесноватых. Зимние понимали человеческую природу. Помогали вести войны.

– И почему тогда их боялись?

– Тот, кто знает, как починить разум, может его и сломать. Я сверяла многие истории о ведьмах с данными о солнцерожденных. И прихожу к выводу, что именно зимних зачастую и называли колдунами и ведьмами. То, что считали проклятиями, было всего лишь умелым запугиванием. Программированием, понимаешь? Современные ученые разрабатывают подобные техники воздействия, зимние же владели ими интуитивно. И среди зимних, и среди летних попадались те, кто изредка видел вещие сны. Так говорят, хотя сама понимаешь, правда со временем обрастает сказками.  Ничего такого уж сверхъестественного, верно? Но это пока. Это то, что ты и сама знала из легенды о Детях Солнца. Так вот, в разных народах есть упоминания о людях, которых мы условно назовем верховными жрецами. Они обладали более сильным даром. Ясновидение, исцеление, телепатия… То, что сейчас кажется невероятным. У египтян это был верховный жрец, у греков – пифия, в Европе – главный друид… Они предчувствовали окончание эры детей Солнца. И создали союз четырех: по одному с каждой стороны света. Один из Африки, один из викингов, один из Китая и кто-то из индейцев. Северной или Южной Америки до сих пор неизвестно. Это было задолго до великих географических открытий, поэтому информация очень размытая. Они объединили силы, чтобы скрыть дар детей Солнца и сберечь этот вид. Что стало пусковым механизмом, никто точно не знает. Есть теории о вспышках на Солнце, вызвавших временное повышение радиации и, как следствие, мутации у чувствительных к подобным вещам солнцерожденных… Сторонники магии и прочих единорогов считают, что жрецы совершили мощный обряд, поглотивший мировую магию, и заставивший тех, кто был лишен дара, перевоплотиться… Так или иначе, началась наша эра. Иноликих и звероликих. Те четверо создали Совет и управляли им сначала лично, потом издалека. Каждый выбирает себе наследника и вводит его в общий круг незадолго до смерти. Где они встречаются, кто они, никто не знает. Но Верховный Совет периодически получает послания и неукоснительно из исполняет. Никого это не беспокоит, потому что послания обычно не связаны с чем-то глобальным. Политикой занимается сам Совет, никто им не мешает, а загадочный союз Четырех позволяет сохранят дух избранности, вызывает трепет у рядовых перевертышей.