Читать книгу "Янтарные глаза леса - Елизавета Дворецкая"

О Смеяне, которая все это видела, Заревник старался не вспоминать. А если вспоминал, то хотелось выть в голос. И не расскажешь о таком братьям и отцу и матери не пожалуешься!

Наблюдая за внуком, Мякина видел, что и это не помогло. В Заревника вцепился какой-то слишком сильный дух, не боящийся даже кнута. Женщины решили попросить помощи у Творяна, но Заревник чуть не зарычал, услышав об этом: все Ольховики разом стали ему ненавистны. Тогда мать и тетки повели его на Истир. Самая старая бабка, Вегласа, пустила по воде каравай, и все хором стали приговаривать, кланяясь реке:

– Батюшка Истир, Матушка Вода! Как смываешь ты, вода, круты берега, пенья, коренья, льды непомерны, так смой ты тоску-кручину с бела лица, с ретива сердца!

Лениво наклонясь, Заревник зачерпнул горстью воды из реки и плеснул в лицо. Вся эта суета только раздражала его.

– Да пошлют вам боги помощь и удачу, добрые люди! – вдруг сказал совсем рядом незнакомый женский голос.

Прервав заклинание, женщины замерли, полусогнувшись, кого как застали в поклоне, и повернули головы.

На песке возле самой воды стояла женщина с длинной косой, в белой рубахе с широкими рукавами, похожими на лебединые крылья. Открытые волосы при немолодом лице, обилие серебряных лягушиных лапок указывали на то, что это служительница сестер-берегинь и Хозяйки Дождя Додолы. Женщины ахнули: всем разом показалось, что она вышла из реки, услышав их мольбы. Уж не сама ли богиня дождя явилась к ним?

– Я знаю, зачем вы пришли к священному Истиру! – продолжала женщина. – Я вижу тень тоски на челе вашего сына. Тоска терзает его сердце, гнетет его дух. Я помогу ему.

Женщина легко шагнула к Заревнику, ее серебряные подвески мягко звякнули. Она отцепила от пояса небольшой гребешок с конскими головками на спинке. Женщины Перепелов смотрели на нее огромными глазами, с изумлением и благоговением, а Звенила печально улыбнулась про себя. Ей ли было не знать тоски, не уметь распознавать ее? Едва ли она умела что-то другое лучше, чем прогонять тоску. Многие годы на княжеском дворе в Прямичеве отточили ее умение.

Подойдя, Звенила мягким движением велела Заревнику стать на колени, и он послушался, чувствуя, что вместе с этой странной женщиной на берег явилась таинственная сила богов. Конской головкой гребешка чародейка начертила на его лбу шестигранный громовой знак. Речевины оберегались знаком огня; этим чародейка подтвердила свое дрёмическое происхождение, о котором сказал уже ее выговор. У Заревника ёкнуло сердце: он не привык к знаку Перуна, покровителя дрёмичей, но с этим сильным и горячим знаком спасительная ворожба казалась еще более действенной.

– Снимаю я с тебя тоску и взамен даю тебе покой, – привычно запела Звенила, принимаясь расчесывать гребешком волосы Заревника.

В сердце ее острой искрой вспыхнула тоска по Держимиру, по его длинным темно-русым волосам, всегда спутанным и расчесанным кое-как. Но он остался далеко, и сейчас, прогоняя тоску от чужого ей речевинского парня, Звенила служила Держимиру, своему воспитаннику, единственному, кого могла любить. И который за многолетнюю помощь и советы был благодарен ей гораздо меньше, чем этот речевинский смерд – за такую малость.

А Заревник смотрел на нее как на богиню. С каждым движением ее гребешка на душе становилось легче, тоска уходила, испарялась, таяла, как снег возле огня, как дым на ветру. Изредка Звенила отряхивала гребешок, и невидимые тяжелые капли тоски срывались с острых зубчиков, падали и уходили в землю, к черным навьям.

И женщины-Перепелихи молитвенно складывали руки, наблюдая за ними. Лицо Заревника прояснилось и как будто осветилось изнутри.

– Вот и все, – мягко сказала Звенила. – Тоска ушла, она больше не вернется. Ты знаешь того, кто навел ее на тебя?

– Знаю, – ответил Заревник.

Душа его раскрывалась навстречу этой чудесной женщине, как цветок навстречу солнцу, она казалась ему способной, как сама Мать Макошь, исцелить все болезни и прогнать все печали человеческого рода.

– Кто это?

– Черный глаз.

– Ты знаешь его имя? Его дом?

– Да холоп это, – уже свободнее заговорил Заревник. Звенила позволила ему встать, и он поднялся на ноги. – У соседей наших, Ольховиков, живет холоп каких-то полуденных далеких кровей, черный весь, как головешка. Они его Грачом кличут. А по говору он дрёмич.

Все смотрели на женщину, но никто не заметил, как дрогнуло ее лицо при этих словах. С рассвета Звенила успела поспорить с Озвенем, что делать дальше, куда идти, на каком из огнищ расспрашивать о Байан-А-Тане и как сделать это похитрее, не вызывая любопытства и недоумения речевинов. «О, Мать Макошь, Мудрава Наставница! – мысленно взывала Звенила, чувствуя, как сильно бьется ее сердце, и слыша, что даже подвески на груди зазвенели сильнее от его бешеных ударов. – Помоги!» Неужели прямо сейчас она все узнает?

– Это он сглазил тебя? – спокойным и ровным голосом переспросила чародейка. – Покажи мне дорогу к нему, и я затворю ему путь сюда.

– Не ходить бы тебе! – ахнула Овсянка, опять испугавшись за сына.

Женщины тревожно загудели. Они разом вспомнили о Граче, который изредка попадался им на глаза на межах угодий, на реке, в лесу, и каждая удивилась, как раньше не догадалась.

– Ему больше ничто не грозит! – Звенила повела рукой, похожей на крыло. – Укажи мне дорогу, сын, и я навсегда избавлю тебя и твой род от злого глаза.

Овсянка с сыном пошли показывать чародейке дорогу к Ольховикам. Женщины-Перепелихи толпой валили за ней, на ходу благодаря и приглашая зайти к ним, пожить на огнище. Они так и не поняли, кто это, и верили, что без берегинь или самой Макоши здесь не обошлось.

Перед самым огнищем Овсянка убежала вперед – рассказать Ольховикам, какая чудесная гостья к ним пожаловала. Заревник задержался: ему на огнище идти не хотелось. А вдруг Смеяна уже рассказала кому-нибудь о его позоре и он окажется посмешищем?

– Вон там. – Выйдя к опушке перелеска, Заревник указал чародейке на тын Ольховиков. – И еще, знаешь, матушка…

– Что, сын мой? – ласково спросила Звенила.

Заревник опустил голову, помялся. Признаваться он стыдился, но в то же время хотелось попытать счастья: а вдруг эта чудесная женщина сумеет помочь его сердечной печали? Ибо бессовестная желтоглазая егоза, отвергнувшая его и выбравшая чернявого холопа, казалась Заревнику все такой же красивой и желанной. Избавившись от тоски и досады, он тут же догадался, что куркутинский холоп сглазил и Смеяну, заморочил ее и дурной ворожбой привлек ее любовь. Обида сменилась гневом, хотелось немедленно кликнуть клич и поднять родичей против злобного чужака. Но в мягкой уверенности женщины-берегини было столько силы, что Заревник верил: она справится с бедой лучше, чем десяток мужчин с топорами и рогатинами.

– Там ты его найдешь, – неловко пробормотал Заревник, не поднимая глаз на Звенилу и не чувствуя ее острого, проницательного и выжидающего взгляда.